Год 1941, Священная война
В послевоенной литературе публиковались сведения, что в полдень 21 июня генерал-полковник Кузнецов отдал приказ приводить войска округа в состояние повышенной боеготовности, эвакуировать в тыл семьи командиров и минировать дороги. Но порядка трех часов дня ему позвонили сначала Тимошенко, а потом Жуков, и устно в грубой форме потребовали войска в пункты постоянной дислокации вернуть и разоружить, семьи командиров в тыл не отправлять, дороги разминировать. Одним словом, команда как той избушке: повернуться к Москве передом, а к немцам задом, снять штаны и немножечко нагнуться. Но сие есть наглая Хрущевская брехня, выгораживающая одного из самых бестолковых генералов РККА и перекладывающая всю вину на Сталина, «не верившего в германское нападение», потому что как раз в это время к передаче в войска готовилась директива от 21 июня, и противоречащие ей устные указания попахивали государственной изменой. При этом ни с Тимошенко, несмотря его на многие грехи, ни с Жукова за всю войну не упал ни волос. Глупость и растяпистость Сталин понять и простить мог, а вот предательство – никогда.
В ноль часов ноль минут четвертого июля в кабинет вошли три последних посетителя: командир 212 дальнебомбардировочного полка подполковник авиации (и доверенный человек Сталина) Александр Голованов, начальник Генерального Штаба генерал армии Георгий Жуков и нарком ВМФ адмирал Николай Кузнецов. Подполковник Голованов прошел через весь кабинет прямо к столу Верховного главнокомандующего и выложил пачку фотографий.
– Вот, товарищ Сталин, – сказал он, – на фотографическую разведку к Борисову летал мой экипаж. Рапорт корпусного комиссара Сусайкова подтвердился в полном объеме. Германские позиции на окраине Борисова бомбоштурмовым ударом с воздуха разнесены в пыль, мосты через Березину разрушены до основания, линия фронта по руслу реки восстановлена, а на западном берегу имеет место настоящее кладбище разбитой германской техники и отчетливо видна работа похоронных команд. Также по обе стороны фронта наблюдаются места падения до полусотни [6] сбитых самолетов. При этом ни наш полк, ни кто-нибудь из соседей в течение второго числа к Борисову не летал и участия в боевых действиях не принимал. Да вы и сами посмотрите: такого эффекта нашими средствами добиться невозможно.
Пока Сталин с непроницаемым лицом перебирал и рассматривал аэрофотоснимки, в кабинете стояла полная тишина. Кроме начальника генерального штаба Жукова, получившего доклад по своей линии, да всезнающего Берии, у которого были свои источники информации, никто из присутствующих не понимал, о чем речь.
– Очень хорошо, что все подтвердилось, – сказал вождь, отодвинув в сторону аэрофотоснимки и принимаясь набивать трубку табаком из раскрошенных папирос «Герцеговина флор». – Как следует из рапорта начальника обороны Борисова корпусного комиссара Сусайкова, вчера днем на выручку к нашим войскам с западного направления прилетели воздушные аппараты неизвестного происхождения, имеющие на бортах и брюхе опознавательные знаки «красная пятиконечная звезда» и устроили немцам то, что наши бойцы и командиры давно ждали от родной советской авиации. С одной стороны, это хорошо, потому что нэмцы под Борисовым получили сильный удар по носу, потеряв как бы не целую танковую дивизию. С другой стороны, у нас возникают новые вопросы: кто это сделал, зачем им это надо и какую цену эти таинственные незнакомцы запросят за свою помощь с советского руководства, если с их стороны это вообще не разовая акция? Ну, что скажете, товарищи?
Товарищи молчали, потому что просто не знали, что следует говорить в таких случаях. Первым заговорил Молотов.
– По линии НКИДа, – несколько невпопад сказал он, – на этот счет никакой информации нет.
– Ну ты чудак, Вячеслав, – усмехнулся Сталин чиркая спичкой, – пришел неизвестно кто, неизвестно откуда, неизвестно зачем, и сразу побежал к тебе в НКИД за разрешением повоевать на нашей стороне против немцев. И вообще, быть может, это была только рекламная акция, показ товара лицом. От потери одной танковой дивизии Гитлер не обеднеет, их у него много, а вот Красная Армия пока терпит одни только поражения и отступает, отступает, отступает… Не так ли, товарищ Жуков?
– Все так, товарищ Сталин, – с горечью сказал будущий маршал Победы. – Перед войной мы переоценили возможности Красной Армии, считая, что она в любых условиях сможет разгромить врага малой кровью на чужой территории, и недооценили мощь германской армии и степень коварства Адольфа Гитлера. Но мы победим, обязательно победим, потому что не можем не победить.
– Конечно, мы победим, – кивнул Сталин, – хотя бы потому, что, как говорил Бисмарк, в России нет такого пункта, достигнув которого Германия могла бы праздновать победу. Но вы только подумайте о том, в какую цену обойдется нам подобная война, какие разрушения и людские жертвы нас ждут на этом пути – и все оттого, что перед войной кто-то неправильно оценивал международную обстановку. Но что сейчас толку критиковать одних только военных: тогда все были хороши. Одни увлеклись дипломатическими играми со злейшим врагом в «пакт о ненападении», считая, что началу войны будут предшествовать некие «провокации», а другие не углядели, что на важнейшем западном направлении в нашем командовании окопались предатели и вражеские агенты. Не так ли, Лаврентий?
– Да, товарищ Сталин, – сказал главный инквизитор Советского Союза, – чем больше отдельных групп бойцов и командиров из состава приграничных армий Западного и Северо-Западного фронтов выходит из окружения, тем больше неразрешимых в обычном порядке вопросов у нас накапливается к их командованию, приказы которого в последние предвоенные дни иначе как предательскими не назовешь. И ведь не было же раньше ни одного сигнала о том, что это пробравшиеся в руководство армии шпионы и вредители. А те, кого мы арестовали, но потом, разобравшись, отпустили, сейчас воюют честно, и к ним нет никаких нареканий.
– А, ладно! – хмыкнул вождь, между затяжками. – Что было, то прошло. Кто бежал – тот бежал, кто убит – тот убит. А что касается нынешних дел, то перестаньте уже стесняться и берите всех, начиная с Павлова [7], кто окажется причастен к возможнойизмене, вне зависимости от званий, должностей и количества наград. Но это так, слабое утешение, потому что, расстреляв этих мерзавцев, мы потерянных армий назад не вернем.
В последний раз пыхнув трубкой, Сталин положил ее в пепельницу и добавил:
– И вот еще что, Лаврентий: распространи по своему наркомату циркуляр немедленно сообщать сюда обо все непонятных явлениях – как на линии фронта, так и в нашем тылу. Есть мнение, что эти таинственные незнакомцы, так громко проявившие себя под Борисовом, еще могут выступить перед нами на бис или попытаться сразу вступить в контакт, чтобы, как это водится в капиталистическом мире, по тройной цене предложить свои услуги людям, находящимся в почти безвыходном положении. И вы, товарищ Жуков и товарищ Кузнецов, тоже имейте в виду, что все соглашения о взаимодействии с этими вроде бы дружественными чужаками должны заключаться только на уровне Ставки Верховного Главнокомандования и Государственного Комитета Обороны, а на местах не должно быть никакой художественной самодеятельности. Впрочем, если эти неизвестные помощники еще где-то ударят по врагу и, как под Борисовом, улетят, не выдвигая никаких требований, то разрешаю пользоваться подобной возможностью, не зевать и брать с врага столько, сколько получится. Иначе, товарищи, мы будем выглядеть полными дураками, а этого очень не хочется.
4 июля 1941 года, 1:35 мск, Брест и окрестности
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
На доразведку к Бресту я вылетел не на штурмоносце Елизаветы Дмитриевны, а на шаттле темных эйджел «Игла Мрака». Там, в мире сорок первого года, только что зашла луна, и ночную тьму рассеивало только сияние звезд. Но для галактической цивилизации, даже такой социально примитивной, как у эйджел, темнота не помеха. Видимость с высоты в пять километров великолепная – и в термоконтрастном режиме, и в режиме фотоумножения, и в режиме психосканирования. Правда, сейчас большинство наших будущих клиентов спят и видят сны – кто-то хорошие, кто-то не очень. А шаттл бесшумно кружит над ними в высоте, обещая немцам ужасы Гулага, а советским пленным – свободу и борьбу. Одного без другого не бывает. Вчера, готовясь к этой экспедиции, я решил вдруг посмотреть, а чего поделывает в настоящий момент товарищ Сталин, красный император, Вождь и Учитель, лучший друг советских физкультурников и прочая, прочая, прочая. А то как бы с его подозрительностью все не пошло потом вкривь и вкось.