Почти врач
Доктор явно сел на любимого конька, поскакал на нем от Умберто к американскому Детройту, где недавно один и тот же ребенок дважды выпадал из окна четырнадцатого этажа на руки одному и тому же прохожему – некому Джозефу Фиглоку.
– Об этом даже «Комсомолка» писала! – назидательно поднял палец Газманов. – Запомни, Панов, снаряды падают в одну воронку и два раза, и три… Согласно математической статистике, вероятность повторения какого-либо события прямо пропорциональна времени, прошедшему с момента первого события.
На этой мудреной фразе водитель тормознул у подъезда цекашного дома из светлого кирпича. К другим мы и не ездим.
Вежливый мужчина-консьерж провел нас по чистому холлу к лифтам. Там мы полюбовались на себя в зеркалах и спустя пару минут были в большой, явно номенклатурной квартире.
Нас никто не встречал, консьерж путем ауканий провел нас в спальню, где на кровати лежала тучная седая женщина лет шестидесяти. Это она нас вызвала по телефону и сразу огорошила мощным кашлем, градусником с отметкой сорок и еще две десятых бонусом. Газманов начал слушать Анну Васильевну – так звали пациентку – и сразу нашел кучу сухих и влажных хрипов в легких. Он даже меня позвал и заставил приложить мембрану фонендоскопа. Да уж, мастерство не пропьешь. Как он разобрался в этой какофонии свиста, хрипа и бульканья? А он мне пальцем еще показывает – прислушайся, вот здесь явно крепитация слышна, ее просто на фоне сухих хрипов выделить надо. На всякий случай измерили давление. Девяносто на пятьдесят. Маловато, но не критично. Хотя руки у нее начали мерзнуть. Тут бы капельницу уже ставить, инфекционно-токсический шок в полушаге, но я не главный, а вперед лезть не буду. Потом, может, задам уточняющий вопрос аккуратно, чтобы коллега не подумал, что я пытаюсь показать себя шибко грамотным.
– Вполне возможно, двусторонняя пневмония. Надо срочно в больницу.
– Пневмония? – женщина удивилась, даже села в кровати, слегка побледнев. – Летом?
– Очень частая история, – покивал Газманов. – Переохладились где-нибудь, искупались в холодной водичке и вот, пожалуйста, бактерии внутри вас оживились, пошли в атаку на иммунитет.
– Я нигде не купалась.
– Может, холодного поели?
– Ну разве что мороженого, – Анна Васильевна закашлялась, мы терпеливо ждали. – Очень я люблю эскимо. Могу сразу несколько пачек съесть.
– Аккуратнее надо, – покачал головой доктор. – Так и к диабету можно приехать.
Газманов поинтересовался, чем лечилась женщина. Тут, конечно, тоже была выставка достижений народной медицины – отвар одуванчика, грудные сборы…
– Собирайтесь в больницу, – вздохнул Виктор Степанович. – Состояние серьезное – одуванчиком вы его не вылечите. Такая высокая температура – это только госпитализация.
Пока женщина переодевалась и собиралась, Газманов заполнил карточку. Уже на выходе Анна Васильевна попросилась в туалет. И тут мы дали маху. Пожалели, разрешили. А ведь я еще по своей «прошлой жизни» помню – просится пациент в сортир, не давай. Пусть терпит до больницы!
Женщина зашла в туалет, заперлась. И через минуту мы услышали шум сливаемой из бачка воды и последовавший почти сразу за ним ба-а-ам. Ломанулись стучать в дверь. Сначала нам не отвечали, потом Анна Васильевна тихим голосом сказала, что не может встать.
Помог нам консьерж. Мощным плечом выдавил дверь, и в шесть рук мы смогли переложить бледную пациентку на носилки. Слава богу, она не поранилась и ничего себе не сломала. Просто потеряла сознание на мгновение – давление низковато, резко встала, мозг оказался без питания. Да и интоксикация у любительницы эскимо немалая. Эх, надо было всё же намекнуть Виктору Степановичу на капалку. Да хоть преднизолона какого-нибудь уколоть.
– Теперь жди еще с воспалениями легких, – уже в машине, после того, как мы свезли женщину и поехали на новый вызов, Газманов дописал карточку пациентки, подмигнул мне. – Можем даже заключить пари.
И что бы вы думали? Действительно, последний наш вызов был к подростку. Опять температура, кашель. Этот, правда, для разнообразия, купался с друзьями. Пока доктор слушал его, паренек закашлялся и быстро вытер губы платком.
– Покажите, пожалуйста, – попросил я. Наверняка и кремлевская ветслужба называет своих пациентов на «вы».
Вперед выскочила мама пациента и выхватила из его руки платок, который тот вытаскивал из карманов. Сразу охнула и тут же начала делать вдох поглубже, наверное, чтобы выразить эмоции более тщательно. Я забрал у нее злосчастный клочок ткани и показал Виктору Степановичу. Можно дальше не слушать, и так всё ясно. Та самая классическая «ржавая» мокрота, которая, как мне казалось, осталась только в учебниках.
Ну тут тоже понятное дело – быстрые сборы, и в больницу. Родители за нами на служебной «Волге» поехали. Крутые.
Мы сдали парня и вышли на улицу. Газманов отошел в сторону и закурил. Я подошел к нему и спросил:
– Виктор Степанович, а вот та женщина с пневмонией, первый вызов, помните?
Он затянулся, закашлялся и кивнул. Что за дрянь он хоть курит? Воняет смесью старых носков и жженой резины.
– Там же инфекционно-токсический шок начинался, может, стоило капельницу поставить?
– Конечно, ты прав, – махнул он рукой, будто пытался отогнать мошку. – Влетит, может, за это. Но я ее очень хорошо знаю. Там вены глубокие и очень хрупкие. Ей катетеризировать крупную вену надо сразу. Но ты представь, сколько бы мы времени потеряли, напрасно провозившись с капельницей? А так доставили без шока, лечится. Всякое бывает, Андрей, надо очень тщательно продумывать все свои действия…
Блин, получается, он меня пожалел, не заставил в венах сто раз ковыряться?
* * *– Панов, ко мне зайдите, – сухо сказала Дыба сразу после смены.
Кстати, насчет пневмонии разнос она устраивать не стала. Услышав фамилию пациентки, покивала только. Тоже знает, получается. И ведь не притормозила даже, гадюка, плывущей походкой, как в песне, прошествовала в свой кабинет.
– Слушаю, Екатерина Тимофеевна, – сообщил я, остановившись на пороге.
– Заходи, не бойся, – вдруг улыбнувшись, предложила она. – Дверь закрой. Запри. Там вон замок. Иначе дергать будут.
Ого, да у нас тут харассмент намечается? Дело стремное. Тут и уступать нельзя, и отказать надо помягче, чтобы не обидно было. Сказать, что я люблю пацанов? Не вариант, не поймут. Сослаться на лечение от венерического заболевания? Ага, очень продуктивная идея. Сам виноват, впрочем, не фиг было в декольте так откровенно заглядывать. Всё тебе баб мало, Андрей Николаевич.
Но дверь я запер, как и было сказано. А вдруг Екатерина Тимофеевна просто хочет, чтобы я ей укол внутримышечно сделал или поясницу помассировал? Мало ли какие проблемы могут быть у начальницы?
– Ну садись, Андрей, – всё шире и плотояднее улыбаясь, предложила Дыба. – Не стесняйся.
Она вытащила из ящика письменного стола коробку конфет, потом встала, открыла шкаф и выставила, потянувшись, две рюмки и бутылку коньяка. В процессе потягивания показала мне попку, талию, вполне стройные ноги. И все это под коротким халатиком.
– Наливай, не стесняйся.
Блин, судя по скорости развития событий, трахнуть меня она планирует минут через пять. Или даже раньше.
– Я за рулем, Екатерина Тимофеевна, – выдал я железобетонный отмаз. – Никак нельзя.
– Ну и ладно, а я выпью, – ничуть не расстроившись, сказала она и занялась самообслуживанием. Налила полную рюмку и выпила. Посуда, кстати, не коньячная, миллилитров семьдесят, не меньше. Надкусила конфету, пожевала немного и повторила.
Наверное, коньяк упал в голодный желудок, а половинка конфеты – так себе закуска. Глаза у Дыбы заблестели, она подошла ко мне и оперлась тылом о край стола. Юбка у нее при этом слегка задралась, нарушив тот самый приказ о форме одежды. Ибо мне было явлено чуть пухловатое, но всё же весьма привлекательно выглядящее бедро. Примерно до половины высоты. Вдобавок ко всему начальница решила принять соблазнительную позу, подняв обе руки, ибо у нее, наверное, вдруг что-то случилось с шеей. Естественно, блузка при этом натянулась на груди. Хм, у меня уже начали появляться мысли, что, может, не надо сопротивляться? Но как появились, так и исчезли.