Кай из рода красных драконов (СИ)

— Почему так? — поинтересовался я.
— Раньше волки и барсы не сражались вместе, — выдавил парень. Он тоже не понимал: почему так. — Нашим ремеслом была охрана караванов, идущих через горы.
— Понятно, — кивнул я.
Два разных рода. Два разных отряда, промышлявших одним и там же. Конкуренты, а иногда и враги. И вдруг появился общий и сильный враг.
— А в лагере вас сколько осталось? — спросил я.
— Ещё четверо ушли поохотиться, — уклончиво ответил парень, показав мне почему-то растопыренную пятерню.
— Восемь, что ли? — уточнил я.
Он мотнул головой.
— Значит, семеро? — я нахмурился, не понимая, чего он крутит. Не доверяешь — так и скажи? Чего в загадки играть?
Парень вздохнул. Видимо, отвечать на такие вопросы тоже было табу.
Сутки мы отсыпались и отъедались.
К вечеру следующего дня, как только на наше убежище резко и стремительно упала тьма, вернулись охотники с добычей.
К этому моменту военный лагерь напоминал деревню. Дети бегали и играли, женщины чистили и сушили одежду, варили жидкую ячменную кашу с вяленым мясом из запасов здешних барсов.
Воины — в охотничьей группе был один совершенно зелёный и трое постарше — прямо-таки офонарели от изумления. Даже уронили жердину с тушкой горного козла.
Самый старший начал что-то шептать и приплясывать на месте. Кажется, молился.
Пока мы не разбудили прикорнувшую в аиле шаманку, он не успокоился. Да и потом смотрел на нас волком и всё шептал себе под нос обережные слова.
В общем, ни его, ни малолеток я в расчёт не брал. Но двое из охотников оказались матёрыми барсами. И мы полночи доказывали им, что именно дух барса велел нам сюда прийти.
Потом шаманка рассердилась, распаковала свой бубен, нагрела его на костре и начала кружиться и стучать по нему колотушкой, вгоняя нас, и без того одуревших от усталости, в какое-то оцепенение, вроде сна наяву.
Я, кажется, даже задремал. Все эти её верёвочки по подолу просто кружились перед глазами.
Потом шаманка спросила:
— Видели барса?
Мужики закивали. Вот только я на этот раз ничего не увидел.
Дело шло к рассвету, и мы кое-как договорились, что утром воины отведут детей и женщин в другой тайный лагерь, где прятались те, кто раньше нас ушёл из деревни.
Насчёт меня они решили ничего пока предпринимать, а подождать главу военного отряда, Ичина. Пусть он и решает мою судьбу.
И только если Ичин не вернётся к исходу лета, а останется за Огненным перевалом, вот тогда воины соберутся на совет ещё раз и подумают, барс я теперь или не барс.
Шаманке-то они поверили, а вот мне почему-то нет. И я никак не мог понять, чего же им не хватает в моей легенде?
Мы ещё какое-то время спорили. Потом воины разбрелись, чтобы ухватить хотя бы немного сна. А я чуть не рухнул прямо у костра, так устал от этой болтовни. Но меня вдруг окликнула Майа.
Она тоже не спала. Хотела попрощаться со мной.
Майа что-то шептала, потом надела мне на шею оберег на кожаном ремешке — костяное изображение барса.
Я изо всех сил крепился, чтобы не зевать. Для меня самым большим чудом были не призрачные медведи и барсы, а женщина, которая спасла и выходила меня раненого.
Ведь она боролась именно за мою жизнь, а не за сына, и не за того парня, в чьём теле я оказался. Вот только понял я это только сейчас, когда нужно было расставаться.
Утром воины увели мой табор в горы. Ушла с ними и шаманка, и я остался в компании «безлошадных» барсов.
Охотился вместе с ними, расспрашивал, как дошли до такой жизни, даже на мечах дрался. Парни-то молодые — и подраться (пусть и в тренировочном плане) им было самое то, чтобы сойтись поближе.
Руки мои постепенно вспоминали разные хитрости и приёмы боя. Главное было — не мешать им сражаться. Стоило мне включить разум — и я сразу впадал в ступор. Новообретённые соратники полагали, что это у меня от потери памяти.
Впрочем, я быстро научился выключать мозг и фехтовать «на рефлексах», постепенно обучаясь словно бы у самого себя.
 
Моя левая рука действовала всё лучше и лучше, пока я с удивлением не осознал, что перехватываю ей меч. Камай, зараза такая, оказался не просто крутым фехтовальщиком, а ещё и амбидекстром.
Ичин с отрядом вернулся на исходе следующей недели.
Я уже неплохо освоился к тому времени в лагере. И даже добился кое-какого уважения и признания своих талантов в искусстве сражения на мечах.
Вот только с именами вышла проблема. Воины носили особые, воинские имена. И слышать их непосвящённому во все их дела чужаку было нельзя. Мало того, обычные, домашние имена, мужчинам в военном лагере произносить было не положено тоже. Так что ни я не мог называть барсов по именам, ни они не могли называть меня Каем иначе, как в третьем лице. Просто засада какая-то!
Общались мы междометиями и местоимениями, вроде: «Эй, ты!» Но общались доброжелательно.
С одним из молодых воинов я даже сдружился. Оказалось, что охотник я никакой, а он — примерно такой же мечник. Парень рассказывал мне про повадки зверей, а я давал ему уроки фехтования.
В день возвращения отряда Ичина мы стояли в карауле именно с этим моим безымянным приятелем — одного меня не ставили. И вдруг в воздухе послышался шум крыльев.
Я вскинул голову — никого. Приятель мой рассмеялся. Пояснил, что барсы летят сейчас мимо ущелья, и оно издалека доносит до нас шум.
Небо вскоре и вправду потемнело от огромных крыльев. И крылатые волки стали снижаться один за другим, неся на себе всадников. Их оказалось немного, я насчитал всего две дюжины.
Приятель уже успел рассказать мне, что большая часть отряда погибла в сражении с воинами терия Вердена, у которого были в оттоне и волчьи, и драконьи всадники. Но я не ожидал, что наших осталось так мало.
Их командир, Ичин, выделялся, пожалуй, только обилием оберегов на груди и двумя мечами: один висел на бедре, второй, длинный, за спиной. Но по поведению я сразу понял, что вожак этих воинов — он.
Ичин тоже углядел меня, даже раньше моих названых братьев. И никто не смел перебить его, пока он меня расспрашивал.
Я коротко пояснил про бой и спасение, про потерю памяти и про барса, что привёл меня в военный лагерь.
Он молча выслушал. Потом так же скупо расспросил моих названых братьев.
— Хорошо, — сказал он, когда Ойгон и Темир поведали ему свою часть истории про то, как их мать нашла меня полумёртвым на поле боя. — Если духи тебя приняли — кто я, чтобы не верить? Завтра умрёшь.
 Глава 12 
 Обряд 
Не скажу, чтобы я испугался, но скребануло слегка. Мой безымянный приятель-барс не стерпел — выложил, что меня здесь ожидает.
Вроде бы процедура была обкатанная, однако, и грабли на этом пути просматривались. И, как минимум, навесные, для трактора.
Всадники должны были разыграть мою смерть: «похоронить» малолетку из рода барса, а потом объявить меня заново народившимся воином. Так здесь поступали со всеми новичками.
Но со мной-то что будет? Кто воскреснет, если меня пусть даже ритуально убьют? Камай? Кай? Тут же всё время творится какая-то магия.
Приятель-барс тоже переживал за меня, беспокоился, а не опасны ли «похороны» для беспамятного? Вдруг я после них и вовсе ума лишусь?
В последние дни этот забавный парень приклеился ко мне как банный лист к причинному месту. Возраст мой его не смущал. Он правильно оценил опыт и умение владеть мечом.
Приятель с удовольствием рассказывал мне, что знал о жизни в военном лагере. Но «ритуальные похороны» и путешествия души — здесь её называли «двойник» — были вопросами не его ранга.
— А что, бывало уже такое, чтобы воин погиб, но душа его вдруг вселилась в кого-то другого? — спросил я вчера.
Приятель не ответил: замотал головой и вообще здорово струсил.