Навсегда с ним

— Потом зайдешь.
Все еще пытаясь протестовать, она оглянулась, с тревогой посмотрела на него и вышла.
— Поздравляю с победой, милорд! — гордясь своим господином, торжественно произнес Ройс и последовал за Селиной.
— Благодарю за преданность, Ройс.
Как только полог шатра упал, Гастон не смог больше терпеть терзавшую его боль. Он опустился на ближайший стул, не удержавшись от стона. Оруженосец действовал быстро и ловко, отстегивая детали доспехов и снимая кольчугу. Гастон почувствовал некоторое облегчение, не только потому, что смог свободно дышать, но и потому, что с каждой пластиной металлических лат из его души словно исчезали вопросы и сомнения, вина и печаль.
Король расположился на стуле по другую сторону стола и ждал, пока лекарь разложит свои инструменты.
— Ты был прав с самого начала, Гастон. Многих бед можно было бы избежать, если бы я поверил тому, что ты говорил о Туреле. Прими мои извинения.
Гастон в замешательстве смотрел на своего повелителя: никогда еще он не слышал, чтобы король у кого-либо и за что-либо просил прощения.
— Слишком много вопросов приходится решать королю, — сказал он, пожав плечами, и тут же поморщился от боли.
— Но король должен иметь достаточно мудрости, чтобы справедливо судить людей, а я оказался вовсе не таким мудрым.
— Ваше величество, все это уже в прошлом.
Оруженосец закончил раздевать Гастона, и за дело взялся лекарь. Он наложил на раны компрессы, которые обожгли тело как огнем. Гастон заскрипел зубами.
— Простите, милорд, — стал объяснять молодой человек. — Я смочил корпию вином, чтобы промыть раны. Так можно предотвратить заражение.
Де Варенн посмотрел на лекаря и криво улыбнулся. Селина почему-то считала, что в его времени не может быть никаких достижений в науках.
— Не моя ли жена посоветовала тебе делать это?
— Ваша жена? — удивился молодой человек. — Нет, милорд.
— Гастон! — Филипп бросил нетерпеливый взгляд на лекаря, который, быстро промыв раны, взял свою сумку, достал оттуда кусок льняной ткани и теперь рвал его на полосы для повязок. — Гастон, все, что принадлежало твоей семье, я возвращаю тебе. Также я передаю в твою собственность бывшие владения де ла Туреля. — Король наклонился к раненому, и на его лице появилось сосредоточенное выражение, словно именно сейчас он собрался сказать самое главное. — Ты станешь весьма богатым человеком. Властителем огромной части Артуа. Я не могу позволить управлять столь обширными владениями простому рыцарю.
Гастон бросил на Филиппа осторожный взгляд. Неужели король отберет только что пожалованные земли? Гастон не решался спросить вслух.
— Поэтому, — продолжал король, лицо которого осветилось чуть лукавой улыбкой, — мне, видимо, придется произвести тебя в герцоги.
На некоторое время Гастон потерял дар речи.
— Святые угодники! — наконец прошептал он. — Сир! Я…
— Не благодари меня. Когда я совершаю ошибку, я признаю ее. И исправляю.
— Но сразу герцогом! — Гастон был потрясен. — Через несколько титулов — барона, виконта…
— Да, — рассмеялся Филипп. — Быть королем очень удобно.
Гастон тоже не сдержался от смеха, хотя каждый вздох отдавался болью в боку.
— Сир! — Он покачал головой, все еще не веря своей удаче. — Это слишком большая честь для меня. Я ведь не такого…
— Благородного происхождения? Сегодня во время дуэли я увидел подлинное благородство, какого не видел за всю мою проведенную в сражениях жизнь. Ты сражался честно, несмотря на высокую цену поединка, несмотря на вероломство Туреля. Теперь я понимаю, что напрасно не доверял тебе. Наверное, это и не позволило мне сразу признать твою правоту.
— Но это еще не значит, что я достоин…
— Ты достоин этого титула больше, чем любой получивший его по рождению, — продолжал Филипп. — Ты заслужил его. И он больше подходит тебе, чем прозвище Черное Сердце. Возможно, ты и совершал в прошлом неблаговидные поступки. Но люди со временем меняются. Благородство заключено не в титулах и даже не в поступках. — Он поднялся, собираясь уходить. — Оно в сердце.
Гастон опустил взгляд, смущенный оценкой короля. А он так долго не хотел меняться: думал, что сможет выжить, только если будет хитрым и коварным. Не верил, что когда-нибудь станет по-настоящему благородным. Да и не хотел этого.
— Возможно, вы правы, ваше величество.
— Разумеется. Кому об этом лучше знать, как не королю? — Улыбаясь, король Филипп потрепал Гастона по плечу. — Оставляю тебя на милость лекаря, мой славный герцог. — Он повернулся, чтобы уйти, но у самого полога шатра остановился и обернулся: — Чуть не забыл еще об одном деле, которое собирался обсудить с тобой. А именно о твоей давнишней просьбе расторгнуть твой брак. Предвижу твой ответ, но все же спрашиваю тебя еще раз: ты по-прежнему настаиваешь на разводе?
Селина дожидалась, когда король выйдет из шатра. Она сомневалась, вправе ли обращаться напрямую к королю, но кто-то же должен задать этот вопрос, а она боялась, что после всего пережитого Гастон об этом забудет.
Впрочем, стоило ей только начать разговор о расторжении брака, как король прервал ее:
— Я уже обсудил это с Гастоном, миледи. Поговорите с ним сами.
Краткость ответа и тот взгляд, который он бросил на Селину, объяснили ей все лучше слов. Сердце ее упало. Конечно, это было неизбежно. Но мысль, что их брак больше не существует, причиняла боль, словно кто-то проткнул ее одной из тех пик, которыми недавно бились дуэлянты.
— Благодарю вас, сир! — в оцепенении пробормотала она.
Он махнул на прощание рукой и двинулся, сопровождаемый свитой. Остальные приводили в порядок поле и разбирали шатер Туреля. Его тело уже унесли, чтобы подготовить к погребению. Ройс снимал доспехи с Фараона.
Селина продолжала стоять возле шатра Гастона. Ветер трепал ей волосы. Она ждала, когда он останется один.
Ей не хотелось входить, не хотелось затевать неприятный разговор, однако откладывать его тоже не было смысла. Наконец, расправив плечи, она приподняла полог:
— Гастон?
— Входи, Селина.
Она вошла. Он сидел на стуле возле стола. Кроме полосы ткани, обернутой вокруг бедер, на нем не было никакой одежды. На ноге, вокруг груди и на плече белели свежие повязки. Кожа в свете пламени отливала золотом.
У нее внутри все сжалось.
— С тобой вправду все в порядке? — шепотом спросила она.
— Несколько царапин, не более того.
Гастон храбрился, но слова звучали чуть невнятно: ему приходилось стискивать зубы от боли.
— Я… пришла попрощаться, — негромко сказала она. — Думаю, будет лучше, если мы… Нам действительно не следует…
— Значит, пришла попрощаться? — Он явно не желал облегчить ей задачу.
— Да. Нам нужно расстаться, ты не думаешь? У тебя теперь здесь появится много забот. Я сама доберусь до твоего замка и дождусь там затмения. Мы не можем… Я хочу сказать: не должны… — Голос сорвался, и она замолчала. Гастон тоже молчал. — О Господи, Гастон! — Она зябко поежилась, чувствуя себя совсем несчастной. — Бессмысленно оттягивать то, что все равно случится. Давай спокойно расстанемся, раз король дал разрешение расторгнуть брак.
— Но, милая супруга, — сказал он твердым и спокойным голосом, — наш брак не будет расторгнут.