Алло, милиция? Часть 3 (СИ)

Он вернулся в «жигули», менее просторные, но более уютные благодаря водительнице, чей ароматный запах напитал салон. Смешно сказать, но за полгода привык дерматиновым покрытиям сидений и грубому пластику панелей. Ямы в асфальте, нестриженные газоны, облезлые фасады зданий и прочие приметы «развитого социализма», столь ранившие москвича 2020-х годов, как-то примелькались и не раздражали. Егор жил прошлым, которое стало вдруг настоящим.
И это его настоящее крутило неудобный тонкий руль, неплохо справляясь с гололёдом на скользкой и нечищеной дороге Сельхозпосёлка. А в профиль выглядело — его сокурсницы студентки-москвички сдохли бы от злости, увидев Элеонору. Жаль, к 2022 году она превратится в бабушку, годы неумолимы.
— Что ты сказала Кабушкиной про ребёнка?
— Правду.
Руль предательски дёрнулся в её руках, и Егор предпочёл отложить продолжение до дома.
За ужином она сама продолжила.
— Да, хочу ребёнка. От тебя, а не вообще.
— Я — действительно мужчина твоей жизни? Когда вижу нас обоих в зеркале, думаю порой: на кой ляд ей сдался? Вот наиграется и бросит… С тобой же в люди выйти трудно, все кобели слюни пускают и думают только — как этого сельского увальня оттереть и самим около тебя место занять.
— Напрашиваешься на комплимент? Считай, что напросился только на лишний ломтик красной рыбки, — она тотчас исполнила угрозу, подкинув на его тарелку ещё кусок.
— И всё же? Нет, ты не думай. Я не из тех, кто поматросил и бросил. Но порой рядом с тобой робею больше, чем с полковником МВД или КГБ.
— Можно подумать, у них есть женщины-полковники, и ты с ними спишь… Нет, конечно, ты прав. Ко мне лезли и лезут мужики гораздо фешенебельнее тебя. Чуть постарше, состоявшиеся. До такой степени желающие трахнуть, что готовы жениться.
— Что же ты медлишь? Раз такой конкурс претендентов.
Егор говорил шутливо, стараясь не показать, как сжалось горло.
— Потому что запала на тебя. Ещё тогда, во время фейерверка. Ревновала к Инге. Хотя, конечно, ужас, что Бекетов её… Он не объявится?
— Не чувствую его среди живых. Уверен — нет. Эля, продолжай. Мне интереснее о нас с тобой, чем о том уроде.
— А я почувствовала, что ты — мой. С кем бы ни был. С кем бы ни была я. И когда ко мне из «Песняров» подкатывали, практически — по твоей наводке, и бедолага Давидович слюни распускал: дай хотя бы разок, из сострадания, и другие… Из-за тебя у меня получилось, наверно, самое долгое воздержание с шестнадцати лет. А ещё твои чёртовы гастроли, когда грызла подушку в одиночестве. Видишь — не зря.
— Почему?
— Ты меня понимаешь. Принимаешь как есть. Не обращаешь внимание на то, что у меня было до тебя. И с самого начала отнёсся по-человечески. Хорошо так, тепло. Не пытался сразу задрать юбку. Правда, когда уже стоило бы, долго медлил. Неужели — правда стеснялся?
— Отчасти. Я же говорил, что и сейчас не уверен.
— Не уверен — в чём?
Она протянула руку через стол и крепко вцепилась в кисть Егора. Коготки в вишнёвом лаке больно укололи кожу.
Это момент истины, догадался он. Элеонора не напирала. Не призывала к обязательствам. Не ставила условия жениться и заводить детей. Плодитесь и размножайтесь, как в Библии… Но коль сам переспросил в машине про ребёнка, то спустил лавину с горы.
Теперь никакие уклончивые реплики не спасут. Если сказать: вернёмся к разговору о детях через полгода, ей впору паковать вещи и съезжать.
— Эля! Я — только за. Думал только, ещё немного поживём для себя, накопим денег, дождёмся, когда управление торговли выделит тебе квартиру. Фактически, мы уже — муж и жена. Так что не могу просить тебя выйти за меня замуж. Только обсуждать, будем ли регистрировать брак и когда.
— Фу-у-у!!! — она отпрянула, оставив на руке парня красные следы ногтей. — Что, это вся романтика⁈ А где предложение руки и сердца, дорогое кольцо с бриллиантом, пупс на капоте белой «волги» с цветными лентами, ресторан, мой наречённый в чёрном костюме, чтоб вся промторговля Минска сдохла от злости и зависти, а ментура взвыла в голос — какую крутую бабу простой летёха оторвал? Понимаю, это мещанская мишура и пережиток прошлого. Но — хочу, хочу, хочу!
 
Момент истины прошёл зенит и движение продолжалось в правильном направлении.
— Целая программа, дарлинг. Реализуем её по пунктам, с некоторыми интервалами. Кольца у меня нет, поэтому только пункт первый: королева Рублёвская, ты согласна выйти за меня замуж?
По столь важному поводу Егор не поленился выйти из-за стола и опустился на одно колено. Хорошо, что будущая невеста не знает, с чем ассоциируется Рублёвское шоссе у москвичей следующего столетия. Иначе дразнила бы сыщиком с Рублёвки.
— Ой, не знаю. Сама тебя чуть ли не силой заставила. Не дождалась, пока сам догадаешься.
— Неправда, родная. Я первый в машине заикнулся про ребёнка. Но если ты не готова с ответом, лучше доедать рыбку…
— Стой!
Элеонора поднялась со стула в «царственную позу», возвышаясь перед претендентом на каблуках домашних босоножек, и выставила вперёд ногу — так, чтоб выглянувшая из халата коленка оказалась перед Егором, всё также пребывающем в преклонённой позе. Естественно, он чмокнул коленку.
— Говори, моя госпожа.
— Именем меня, повелеваю… Хрен с ней, с квартирой. Заработаем и купим квартиру в Гаграх. Согласная я. Веди меня в ЗАГС.
Егор тоже встал.
— Тут проблемка. Раз впереди — первая брачная ночь, выходит, до неё — ни-ни?
— Дело ответственное, — нахмурила лобик невеста. — На самотёк не пустишь. Надо репетировать, вносить улучшения… Начинай!
Кто знает, какой самый сладостный поцелуй для мужчины? Наверно, когда самая нежная часть его тела находится внутри организма обожаемой женщины.
Она старалась, заполучив то, что хотела.
Только потом вернулись к столу — пить чай.
— Скажи, как тебе это удаётся? Предвидеть? Узнавать всякое. Про будущее. Андроповщина надолго?
— Столько вопросов… — Егор смачно откусил кекс, чувствуя, как после вспышки страсти недавно кормленный организм снова ждёт углеводов. — Отвечу на самый простой. Последний. Нет, недолго. Генсек насквозь больной. «Лебединое озеро» заиграет в пределах полутора лет.
— И что тогда?
— Ничего. Энтузиазм по закручиванию гаек поутихнет. А вот потом к власти прорвётся очень инициативная личность и лихо разнесёт в клочья созданное поколениями. Берлинская стена рухнет, ГДР войдёт в состав ФРГ, Польша вступит в НАТО. Советский Союз будет похож на блок почтовых марок, потяни за края — и порвётся по перфорации. Дырочки — это границы союзных республик. Прибалтийские тоже вступят в НАТО. Но это потом. Самое страшное — бардак конца восьмидесятых и начала девяностых, бандитский беспредел. После восемьдесят пятого проще будет съехать. Накопленные рубли будем менять на золото, скупать валюту.
— Дорого! Шесть рублей за доллар просят, — вставила Элеонора.
— Ты права. Доллары не очень. Тем более, и они подешевеют в разы.
— А рубли?
— В миллионы раз.
— Если бы не твои прежние предсказания, ни за что бы не поверила. Мама рассказывала, что при Хрущёве деньги меняли один к десяти, а цены потом вернулись к старым цифрам. Но миллион…
— Миллионы. В Белоруссии. На Украине ещё хуже. Да и в России не фонтан. Поэтому придётся на время уехать. Как в той песне:
Я уеду, уеду, уеду,
Что найду в том далёком краю,
Пропоёт ли труба мне победу,
Или жизнь отпоёт мне в бою.
(Денис Давыдов).
— Прикинемся евреями, — продолжил он, оборвав пение до следующей строчки «как могу тебя взять я далече», чтоб Эля не подумала, будто её бросит в СССР. — Вот обрежу болт — и айда в Израиль. Кабушкина поможет. Захотим — вернёмся, когда устаканится.
— Но болт уже обратно не пришьёшь…
— Так не весь же.
Когда легли спать и на всякий случай повторили репетицию, Элеонора уснула первая, уткнувшись ему в плечо, удовлетворённая и умиротворённая. Егор ещё долго лежал в темноте, ощущая тонкие пальцы у себя на груди.