Арвендейл. Трилогия

Лиддит снова вспыхнула, но, бросив взгляд на отца, сдержалась и произнесла ледяным тоном:
— Граф, отныне я непременно буду ставить вас в известность о ЛЮБЫХ преступлениях против короны и суверена, о которых ВЫ, возможно, уже и так осведомлены, но считаете их не очень значительными. Однако хочу заявить: если император по-прежнему будет доверять мне говорить от его имени, я ДАЛЕКО НЕ ВСЕГДА готова следовать вашим умозаключениям о возможном и допустимом. Преступление есть преступление, и чаще всего благо короны требует незамедлительно наказать преступника, а не думать, как «возместить убытки», да еще и «к взаимному удовольствию».
Лицо графа Лагара скривилось, как будто он прокусил лимон; бросив на императора взгляд, как бы говорящий «ну что я говорил», он с коротким поклоном вышел из зала.
Император проводил его взглядом и повернулся к принцессе:
— Не стоит быть такой задиристой с моим первым министром, дочь…
Лиддит сердито фыркнула:
— Тоже мне первый министр!
— Ты несправедлива к нему. На службе короне граф Лагар потерял двух старших сыновей. А их мать погибла во время налета орков, когда сам граф с имперским войском был занят далеко на востоке. И, поверь мне, для него это очень горькая потеря. Потому что младший, выросший без отца, сбился с пути. Молодого человека не привлекает ни благородная воинская стезя, ни какая-либо иная служба трону. Его интересуют только кости, карты и вино. И это для графа непереносимая сердечная боль… — император замолчал. Лиддит почувствовала, как ее сердце сжалось от жалости к отцу. Еще не так давно отец представлялся ей несокрушимой глыбой, могучим монументом, нерушимо высящимся над людским морем, но теперь она всем своим существом чувствовала, как отец слабеет с каждым днем. Вот и сегодня, вдруг преисполнился сочувствия…
— А как развивается твоя… дружба с герцогом Эгмонтером?
— Дружба? — Лиддит улыбнулась. — Ты прав, отец, это всего лишь дружба. Он очень мил, но…
Император вздохнул.
— К сожалению, моя маленькая, у нас не так уж много времени. Я не хочу тебя принуждать, однако тебе хорошо бы поторопиться. Не скажу, чтобы меня уж очень устраивала кандидатура герцога, но все же это не такая уж плохая партия. В свое время я сам возложил на него герцогский венец, и пока у меня не было причин пожалеть об этом выборе. Во всяком случае, он разумно не лезет в большую политику, довольствуясь мирной жизнью в своем герцогстве, а при любых пертурбациях в императорском совете я всегда могу рассчитывать на его голос…
Лиддит нахмурилась. Нет, фигура герцога в качестве кандидата в женихи не вызывала у нее особого отвращения, но люди, существует же такое понятие, как любовь! Император улыбнулся и покачал головой. Все мысли дочери были четко написаны на ее нахмуренном личике. Как же она мила и неопытна! И как тяжело ей придется в этой мутной клоаке под названием Двор, когда его самого уже не будет на свете…
— Так что, доченька, постарайся определиться до твоего дня тезоименитства. Я хочу объявить имя твоего жениха одновременно с оглашением указа о твоем наследстве. И, поверь мне, оно будет достаточным, чтобы разные охотники за лакомыми кусками принялись увиваться вокруг тебя, облизываясь в предвкушении будущих благ. Поэтому, если у тебя появится официальный жених, это изрядно облегчит жизнь и тебе тоже…
Когда император покинул зал, Лиддит еще некоторое время молча сидела, размышляя над словами отца. Тот, первый разговор она постаралась побыстрее выкинуть из головы, зная от подружек, что все отцы рано или поздно заводят разговор о замужестве. Так что тот разговор она посчитала неким ритуалом, который все отцы обязаны выполнить в отношении своих дочерей. Тем более что о своей матери она знала очень мало… Но сегодня… сегодня перспектива неизбежного и к тому же очень скорого замужества встала перед ней в полный рост. Лиддит опустила голову и с ненавистью посмотрела на свою грудь. Нет, как говорила ей матушка Крамар, у нее вполне приличная грудь — высокая, упругая, просто пальчики оближешь… но это еще одно доказательство того, что она женщина. И что перед ней закрыты все те пути, о которых она мечтала… Лиддит вздохнула.
Что ж, остается радоваться тому, что она хотя бы дочь отца, который готов позволить ей самой выбрать себе жениха. Дочери крестьян выходят замуж по воле отца, старающегося таким образом прирезать выгодный надел или получить доступ на удобный участок выгона, купеческие дочери своим замужеством укрепляют торговые связи своих семей или «привязывают» к отцовскому торговому дому энергичного и перспективного приказчика, дочери герцогов и графов приобретают для отцов влиятельные связи и отдаются более удачливым вельможам в качестве, так сказать, откупной платы… и никто их не спрашивал, симпатичен ли им тот, кому их отдают в жены. А ведь каждая из них мечтала о любви…
Дверь зала тихо скрипнула, и принцесса отвлеклась от своих мыслей.
— Левкад?
— Да, госпожа.
Лиддит шумно вздохнула. После того, что она только что выслушала, ей не очень-то хотелось задавать вопрос, но и из наставлений старика Крамара и из поучений отца она твердо усвоила: для настоящего повелителя, командира, полководца главное — полная ясность.
— Как все прошло?
Ответ был уклончиво краток.
— Жерар Эглие в тюрьме.
Лиддит раздраженно скрипнула зубами.
— Да, темная напасть, я тебя не спрашиваю, где он! Я спрашиваю, как все прошло?
Левкад поежился.
— Ну… там собралось около двух десятков купцов из Торговой гильдии… они были недовольны.
— Недовольны?
— Да… ОЧЕНЬ.
Лиддит досадливо сморщилась.
— Ладно… разберемся. — Она немного помолчала, наморщив лоб, потом посмотрела в упор на своего слугу.
— Ты ведь не просто штаны там протирал, у мажордома? — Левкад удивленно воззрился на свою госпожу. Лиддит сердито нахмурилась. — Короче, кто у нас самый влиятельный торговец в империи? Ну, из числа тех, кто безоговорочно верен царствующему дому.
Левкад насупился.
— Я не вправе давать советы Вашему Высочеству.
— А вот этого не надо, — проворчала Лиддит. — У меня уже уши завяли от твоих советов.
— Это другое, — возразил Левкад. — Слуга должен заботиться о телесном здоровье своего господина или госпожи, а уж как ему или ей поступать — это только его или ее дело… или касается других благородных господ.
— А я у тебя и не спрашиваю совета. Я требую от тебя информацию. И попробуй мне ее не дать!
Левкад, пару мгновений поколебавшись, сдался.
— Ну… говорят, Тавор Эрграй. Но если выдумаете предложить ему должность казначея, скажу сразу: это гиблое дело.
— А вот это уже совет, — огрызнулась Лиддит, но тут же сбавила тон: — А почему?
— Не хочет он… — пояснил Левкад. — Ходят слухи, будто ему уже трижды предлагали, но все без толку. Не соглашается.
— А он в самом деле предан трону?
Левкад пожал плечами.
— Да кто ж его знает? Купцы, они все себе на уме. Однако в явном недовольстве не замечен, так что можно считать лояльным. Только я ж говорю: зря все.
— А вот это уже не твоего ума дело, — рявкнула принцесса. — Разузнай, где он сейчас. И быстро! Остальным я займусь сама. — Она подняла глаза вверх, к высоким стрельчатым окнам. — И проветри здесь. А то после этого слизняка Эглие здесь очень воняет.
  
Глава 4
 
Ночная встреча
 
— А ну, посторонись!
Дюжий, мордатый стражник остервенело работал древком алебарды, распихивая в стороны густую толпу, валом валившую через Бронзовые ворота. Его лицо раскраснелось, а на лбу от напряжения вздулись толстые жилы. Трой созерцал эту картину с легкой усмешкой. Стражник, как и трое других, старательно отрабатывал свои золотые, некоторое время назад перекочевавшие из кармана старшего приказчика в их карманы.
В величественных стенах, окружавших столицу, было пять ворот. Через двое первых — Золотые и Серебряные — могли проходить только дворяне, остальные трое — Бронзовые, Оловянные и Медные — считались общедоступными. Поэтому, чтобы пробиться сквозь прущую через них толпу, надо было очень постараться. И что произойдет с повозками, пока они будут протискиваться сквозь «игольное ушко» (хотя это «игольное ушко» имело ширину в пятьдесят пять ступней), никто угадать не брался. Среди купцов и приказчиков были в ходу истории о том, как местные воры специально устраивали заторы и поломки в воротах и, пока толпа рассасывалась, а сломанные повозки оттаскивались в сторону, добрая половина груза исчезала в неизвестном направлении. Так что когда после очередного поворота дороги впереди вознеслись белые стены Эл-Северина, Садир Туран, старший приказчик, кивнув Трою, подхлестнул коня и помчался вперед — договариваться со стражниками…