Жизнь – это ад? (СИ)
Его нежно положили на матрас и приткнули одеялом, чтобы случайно не слетел на пол. Но долго пребывать в небесной эйфории, Валентину не дали. Проклятый искуситель и поборник самого злого духа вернулся с подносом. Тихо прикрыл за собой дверь и мягко сел на край кровати. Бутылка пива звякнула об запотевшую бутылку водки и отозвалась звонким эхом в стакане. А от смеси запахов свежего огурца, сала, чеснока и бородинского хлеба зачесалось в носу.
— Мне же сейчас нельзя, — с трудом ворочая отяжелевшим языком, попытался защищаться Валентин.
— ПСНОЕНПЧО! — уверенно заявил чёрт. — Не табу, а объективно-культурные нормы потребления. Ты дружочек, уже до чертей допился. Думаешь сможешь отказаться от необыкновенной привычки беседовать с нами? Да, знаешь какие среди нас попадаются собеседники?
Валентин чистосердечно закачал головой.
— Лучшие, — без лишней скромности ответил проверяющий. — Мы с тобой. Мы тебе поможем. Мы ведь тут давно и всегда за вами приглядывали. Вообще, чтобы не путаться с формулировками. Правильнее говорить, не мы тут давно, а вы тут давно. Мы то тут всегда были.
— Как это?
Чёрт обнажил клыки, пытаясь изобразить обворожительную улыбку соблазнителя. Налил водки в стакан и открыл пиво, поддев крышку рогом. Подсунул поднос поближе к пациенту в острой форме и только после этого продолжил.
— Только не пугайся, братец, но это ад.
Валентин даже не удивился. Он давно подозревал что-то подобное. Ничем другим объяснить всемирную несправедливость и насилие глупости и невежества над логикой и добротой — было просто невозможно.
— Вот-вот, — довольно закивал чёрт. — Поэтому, ты всё и развидел. Ты почти выполнил главное предназначение души в аду, — он нарочно потянул паузу, ожидая вопроса, но так и не дождался. — Ну, раскаяние же!
— Каются, те кто грешен. Бизнесмены храмы строят, чиновники иконы целуют, депутаты с попами дружат…
— Да это все наши — они не каются. У них работа такая. Ваших мучить.
— Это многое объясняет, — кивнул Валентин.
Его глаза так и тянулись к бутылке. Дух пива и закуски сводил с ума, но он держался. Был в этом дьявольском миролюбии и взаимопомощи какой-то подвох.
— Не попробуешь? — проследив его взгляд, уточнил чёрт.
— Мне сегодня и так хорошо. Просветление штука пугливая, обидишь недоверием — покинет и не вернётся…
— Да как ты узнал то? — подскочил проверяющий.
Содержимое подноса должно было разлететься в стороны, но зелёный змий, высунувшийся из-под донышка бутылок, только сильнее вцепился когтями в выкрашенный под металл пластик и недовольно зашипел.
— Это же как лекарство, — дёрнув за ворот белого халата, воскликнул чёрт. — Оно только память ненужную подчистит и зрение подкорректирует.
— А зачем мне это?
— Ты хочешь продолжать нас видеть? — ужаснулся проверяющий. — Мы же везде!
— Я бы хотел вас вообще всем показать…
— Ну уж нет! — чёрт вскочил и зашвырнул поднос в угол.
Бутылки ударились об стену, но даже не треснули, а только окутались зелёным дымом. По стене вниз, оглядываясь, сползла недовольная ящерка.
— Ты что, враг человечества?
— Вообще-то вы…
— Не болтай ерунду! Мы тут для вашей пользы. Представляешь, что начнётся, если все увидят правду? Секретность — залог спокойствия обычных граждан. Большинство не хочет знать, как всё на самом деле. Большинство хочет дорого одеваться, пить, есть и ничего не делать. Где тут в этой схеме мы?
Проверяющий обвиняюще уставил свой когтистый палец на пациента в острой форме.
— Вас тут вообще не должно быть, — согласился Валентин.
— Дожились, из собственного дома выгоняют.
— Тогда нас.
— Вот ты интересненький, — скривился чёрт. — А куда вам податься? Свой-то мир вы разрушили, вот и гостите, там, куда пускают. Ещё, видите ли, недовольны — обслуживают плохо и заставляют свои правила выполнять.
— А откуда мне знать, что это правда? Может быть, вы наш мир захватили и головы нам дурите?
— Ну, знаешь ли! — надулся проверяющий. — Я вызываю спецназ!
— Ваш спецваш или наш спецнаш?
Чёрт достал мобильник, оскорблённо задрал подбородок и отвернулся, набирая чей-то номер и угрожающе посвистывая.
— Не свисти, удачи не будет, — прошептал Валентин, слезая с кровати.
Подобрал бутылку и, подкравшись, обрушил на рогатую голову. Проверяющий крякнул и осел. А пациент в острой форме, заботливо прикрыл его белым халатом и высунулся в коридор. Медперсонала видно не было. Видно все попали на ковёр к завотделением, чтобы выслушать грубые замечания о своём неподобающем разложении. Поэтому он спокойно вернулся в общую палату и с тревогой оглядел коллектив. Они уже не были тем серым, безголосым и зыбким пятном.
— Коллеги! Друзья! Единомышленники! — слабый голос Валентина неожиданно окреп и позволил окончательно воспрять духом. — Нас обманывают, но мы должны открыть всем глаза и показать правду. Жизнь — это ад!
— Мы в курсах, — прокряхтел Михалыч.
Он бывал в палате чаще, чем дома. А его заросшее лицо напоминало то ли волхва, то ли пророка, то ли просветлённого.
— Не поддался значит на уговоры, не стал их змия заговорённого облизывать? — усмехнулся ещё один завсегдатай Кузьмич. — В эту ловушку многие попадались. Вон Макарка, всего лишь пригубил, и на тебе. Вообще никого не узнаёт.
От батареи недовольно зарычал и гавкнул интеллигентного вида мужчина в очках и полосатой больничной пижаме.
Валентин сглотнул.
— Вы их тоже видите?
— Да все видят, — философски протянул Михалыч. — Не все решаются в этом признаться.
— И что же делать?
Из-под наваленных бесформенных тряпок на койке у окна, высунулась почти лысая голова с торчащими во все стороны клоками рыжих волос.
— Знамо чё, — прошамкал беззубый рот. — Сосчитать их надо, бесов проклятых. Как только тринадцать подряд сочтёшь — морок и рассеется.
— То, что чертей считать надо все знают, — согласился Кузьмич, продолжая ухмыляться со своего места. — Вот только не все могут, — его мутные глаза блеснули в подтверждение аксиомы. — Хитрые они бестии, в таких количествах не собираются.
Валентин переступил с ноги на ногу.
— Ко мне сейчас спецназ приедет?
Клоки рыжих волос затряслись и спрятались, из-под тряпок раздалось сдавленное:
— Не так страшен спецвас, как специх.
— Раз приедут, так считай. Они ведь не знают, что ты знаешь. Напором полезут. А ты их раз, два, три, четыре. Вот пусть и побегают, — Михалыч глубокомысленно почесал пятку и повернулся на бок. — А мы, если что, морально поддержим. Будем кулаки за тебя держать. Правда, коллеги?
Остальные согласно зашумели.
— Простите, — совсем стушевался Валентин. — как надо правильно считать?
В палате стало так тихо, что было слышно, как в стенах в кабелях трещит ток.
— Ты точно из наших? — перестал ухмыляться Кузьмич.
Он поднялся с койки и заправил майку в протёртые тренировочные штаны.
— Может ты подставной? Ихний?
Валентин попятился.
— Я слышал, как надо, но не думал, что это может быть оружием массового поражения, — промямлил он. — Это же так просто: раз, два, три…
— Просто? — Михалыч поднял руку, успокаивая набычившегося Кузьмича. — Ты пробовал в садике подсчитать козявок из своей группы? Они стояли на месте и ждали, когда ты это сделаешь? А может быть бегали вокруг? Прятались, залезали под столы?
Больше не улыбался никто. Сколько Валентин не оглядывался, не увидел даже намёка на усмешку.
— Это непросто, — наконец согласился он.
— Так почему же ты говоришь, что просто?
— А черти будут бегать и прятаться?
Михалыч откинулся на спинку кровати.
— Намного хуже! Они же черти! От них вообще всё что угодно ожидать можно, — он удобно устроил волосатую ладонь на животе и начал загибать и без того кривые пальцы. — Врут, глумятся, путают и сводят с ума. От них портится настроение и начинаются… — он замешкался из-за того, что закончились пальцы на руке. — Колики, в общем, желудочные.