Бес в серебряной ловушке
Он сделал паузу, но шотландец молчал, выжидательно глядя на собеседника, хотя полковник видел, что тот мучительно старается не смотреть на флягу. И Орсо заговорил уже без напускной любезности, жестко рубя фразы:
– Вы юный болван, вляпавшийся в грязь чужого подворья. И вы не представляете всей глубины помойной ямы, в которую угодили. Но я хочу кое-что вам предложить. Не нужно гордых гримас и отказов из детской бравады – подумайте, я предложу лишь раз.
Хоть вы и бестолковый птенец, вы должны сознавать: дадите вы инквизиции то, что ей нужно, или нет, но живым вас никто не отпустит, слишком густая похлебка варится на хрящах вашего дела. Я же готов забрать вас отсюда. Прямо сейчас. Со святыми отцами уже все улажено, как – не ваша забота. В моем венецианском отряде есть свободное место, один из солдат вышел в отставку. Вы станете рядовым моего полка и вассалом моего нанимателя. Решайте. Свобода и возможная военная карьера – или плен, муки и смерть. У вас ровно минута на размышления.
…Ах, Пеппо, не ты ли недавно говорил: «Судьба – девица с выдумкой»?! Вот она, судьба. Только никакая она не девица. Она, оказывается, глядит на мир орудийными жерлами зрачков, неумолимая, как вылетающее из ствола ядро. Только ядро-то вперед летит, а начнешь петлять да не замешкаешься – за тобой может и не угнаться.
Годелот усмехнулся, хрипло откашливаясь:
– Я согласен.
Орсо кивнул:
– Я не сомневался в вашем выборе. Не двигайтесь.
Юноша замер, а полковник вынул узкий кинжал и без особых церемоний разрезал ремни, привязывающие руки шотландца к столбам, а его самого – к скамье. Годелот медленно расправил заходящиеся болью плечи. Орсо буднично заметил:
– Это пустяки. А вот сейчас будет чертовски больно. Надеюсь, я не опоздал.
Он взял правую руку подростка за холодную матово-синюю кисть. Блестящее лезвие кинжала со скрипом впилось в эластичную кожу ремешка, и тот лопнул.
В первую секунду кирасиру показалось, что руку обмакнули в ледяную воду, затем в кипяток, а потом долго сдерживаемая кровь стремительно помчалась по сосудам, уже забывшим, что они живы, успевшим уснуть и недовольным этим яростным вторжением. Ткани не спешили оживать, и Годелоту казалось, что кровь стальными иглами пробивает себе путь сквозь мертвую руку. А полковник тем временем срезал ремешки с ног, и Годелот часто задышал, снова впиваясь зубами в нижнюю губу и чувствуя, что лицо пылает, как обожженное.
Пряча кинжал, Орсо поднялся:
– Я велю вернуть вам ваши пожитки и оружие. Посидите немного, скоро станет легче. И еще… Советую не совершать никаких необдуманных поступков. Не забывайте, вы все еще в застенках инквизиции, а ваш единственный покровитель здесь – это я. Не разочаровывайте меня, Годелот. Или я буду вынужден вернуть вас в объятия святых отцов, которые, конечно, не преминут доказать вам свою радость.
В ответ на эту тираду побелевшие от боли губы шотландца исказились в подобии улыбки:
– Не беспокойтесь, господин полковник.
Голос походил на скрип ручной мельницы, хоть Годелот и пытался говорить независимо.
– Ваше благоразумие похвально. Да, и вот. – Полковник протянул подростку флягу.
– Благодарю. – Шотландцу казалось, что холодные бока жгут пальцы, но он только крепче сжал зубы.
Орсо несколько секунд выжидательно смотрел на мальчишку, потом коротко усмехнулся и вышел. Еще ключи гремели в двери, а непослушные пальцы уже выдирали пробку из узкого горлышка. Правая совсем не слушалась, и Годелот отчаянно боялся уронить флягу. Ну же. Вот пробка поддалась на самую малость, вот еще… Никогда прежде шотландец не знал, какое наслаждение способна подарить тепловатая вода с легким привкусом подкисшего вина.
Ему следовало что-то чувствовать. Радость, тревогу или, быть может, удивление. Но все чувства застыли в душе, точно комья оплавленного воска, оставив лишь странное оцепенение. В наше время это принято называть «шок», но Годелот не знал этого короткого слова, поэтому высказался более длинно и красочно, осторожно отставляя пустую флягу и распрямляя ноги после долгого плена. Затем снова попытался подумать, во что ввязался. Но душа все еще потрясенно молчала, а посему кирасир решил оставить размышления до поры и сосредоточиться на сиюминутных заботах.
Полчаса спустя кирасир попробовал подняться на ноги. В ступни словно разом вошли несколько гвоздей, и подросток опять осел на скамью. Рука действовала не лучше, хотя пальцы уже сносно сгибались и кожа потеряла жуткий мертвецкий оттенок.
Тем временем полоса солнечного луча на полу уползла в угол и угасла. В каземате сгустились первые предзакатные тени, когда в замке´ снова заскрежетал ключ и на пороге возник полковник Орсо в сопровождении конвоира. Годелоту вернули его одежду, оружие и оставленное в траттории имущество.
– Одевайтесь, нас ждет лодка, – коротко скомандовал полковник, и шотландец торопливо и неловко стал натягивать камизу, стараясь не думать, удастся ли ему надеть башмаки на опухшие после ремней ноги.
Орсо молча наблюдал, как мальчишка пытается завязать одной рукой шнуровку камизы. На полотне проступили полосы крови. Застегнуть колет юнец, конечно, не смог, с грехом пополам натянул башмаки и встал, опираясь рукой на спинку злополучной скамьи. Не поморщившись, накинул на плечо суму, выпрямился, отдал честь:
– Рядовой Мак-Рорк к исполнению распоряжений готов.
Полковник еще раз оценивающе оглядел шотландца, кивнул конвоиру, и тот подставил недавнему арестанту плечо.
…Каждый шаг давался болью, ноги не слушались, но Годелоту было не до этих пустяков. Старинные коридоры, местами осыпавшиеся и покрытые разводами плесени, привели к толстой герсе [9], сквозь которую лился пьянящий запах свежего морского бриза. Лязгнули замки, вычерченный на плитах пола контур решетки медленно отъехал во тьму, и шотландец шагнул на еще теплые от солнца камни, чувствуя, что восстает из уже разверзшейся было могилы. Снова проскрипел под ногами подточенный волнами шаткий причал, Годелоту помогли спуститься в лодку, полковник сел напротив, и два гребца слаженно погрузили весла в темно-нефритовую воду, кое-где лиловевшую в последних лучах заката.
Все еще не веря своим ощущениям, словно боясь очнуться от забытья, по-прежнему привязанным к пыточной скамье, Годелот медленно вдохнул полной грудью ветер, шумящий в ушах и фамильярно треплющий за волосы.
Далеко впереди мерцали первые огоньки вечерней Венеции.
Глава 16
Немного сообщники
Уже почти стемнело, и Годелоту казалось, что у бортов лодки лениво плещутся чернила, тяжелыми каплями осыпаясь с выныривающих весел. Низкий темно-синий небосвод отчего-то был холоден, хотя приветливо мерцал летней россыпью звезд. Мимо проносились чернеющие массы небольших островков, словно стаи уснувших на воде диких гусей.
Вот гребцы заложили плавный уклон влево, и вода тугой воронкой завихрилась у весел, осыпав шотландца каскадом мелких капель. Годелот вздрогнул и досадливо скосил глаза на полковника – не хватало еще показаться тому заморышем, зябнущим от вечернего ветра. Но Орсо даже не повернул головы. Он сидел на носу лодки, задумчиво глядя куда-то вдаль, и только короткая черточка меж бровей выдавала, что полковник напряженно о чем-то размышляет. Годелот украдкой потер холодные руки, и по спине снова пробежал мерзкий озноб.
Четверть часа спустя лодка вошла в Каналаццо и заскользила по широкой водной глади, отчеркнутой с обеих сторон закованными в камень берегами Сан-Марко и Дорсодуро. Годелот застыл, завороженный, забыв о боли в израненных плечах и бьющей его мелкой дрожи. Так вот какая она, Венеция…
Всего несколько дней назад он презирал этот город за тесные улочки, кривые замшелые канальцы, запах гнили и плесени, уже забыв, как потряс его затрапезный Тревизо. Бестолковый деревенский индюк… Разве мог он, едва высунув нос из суматошного Каннареджо, хотя бы вообразить себе этот бескрайний водный простор, усеянный нарядными суденышками, озаренными покачивающимся светом фонарей? Разве догадывался, что лепные фасады и стройные ряды легких колонн могут вздыматься прямо из воды? Широкие набережные были ярко освещены, бесчисленные фонари и факелы расцвечивали дрожащими огнями кружево портиков и светлый мрамор лестниц.