Великий и Ужасный 4 (СИ)
— Бабай Сархан, — я пожал протянутую ладонь и хмыкнул: конечно, его рука была поменьше моей лапищи — но определенно в этом эльфе было много, очень много силы. И, похоже, он знался с маной. Саириной. А еще… Я не удержался и спросил: — Ты ведь уманьяр? Слишком много уманьяр для меня за последние дни!
Ну да, его кожа имела характерный слегка кирпичный оттенок, и плечи были пошире, чем у лаэгрим, хотя в остальном этот странный эльф походил именно на своих сибирских лесных братьев, а не на авалонских эльдар.
— Много? — удивился он. — Ты встречал уманьяр где-то неподалеку? Я, может, год уже ищу-бегаю по всей России, ёлки! А тут — прям много?
— Троих, — сказал я. — Но это были очень, очень странные эльфы.
— А… — он пригладил обеими руками свою странную полосатую шевелюру. — Я так понимаю, что подробности спрашивать бессмысленно? С чего бы тебе доверять мне, верно?
— Абсолютли, — кивнул я. — По крайней мере, не так сразу. Хотя мне кажется, что парень ты не говнистый. По крайней мере — вежливый и доброжелательный, это в наших реалиях дорогого стоит… Даже если ты потом попробуешь меня задушить. Но пока вроде как у нас через пять минут какое-то дело, да? Что там намечается? Работу подкинут?
— Кочегарка! — вздохнул Таго Гваун Амилле. — Для самых вредных заключенных. Я там уже прописался, ёлки!
— Ёлки? — переспросил я.
— Ёлки! Прицепилось это… Слово-паразит, да? По-нашему ёлка — фирр! Представляешь, когда говорил на своем языке — все время фиркал. Выучил русский — теперь «ёлки» говорю! Выверты психики… Слова ведь ни капельки не похожие, ни одной одинаковой буквы… Хотя если всё детство провел среди йеллоустоунских елок, то оно вроде и не удивительно, да?
Похоже, этот Таго-как-его-там был тем еще балагуром.
— Ну, меня в кочегарку — это понятно. Я бардак на раздаче устроил и не дал себя избить быдлотроллям. А тебя чего?
— А я по стенкам бегаю и лещи раздаю! — улыбнулся он. Зубы у него, как и у всех эльфов, были белоснежные, словно из рекламы зубной пасты.
— Лещи? — нет, определенно, сокамерник мне на сей раз попался прелюбопытный.
— Лещ? Я правильно сказал? Ну, слап! Постчйотчина! — у него внезапно прорезался акцент.
— Даже слишком правильно! Говоришь — год в России? И так приспособился?
— Импровизируй, адаптируйся, преодолевай! — вдруг выдал этот странный эльф как будто в воздух. — Давай, отвернись — я сделаю свои грязные дела. Скоро нас позовут на работу!
* * *— Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моей топке совсем не горят,
В котлах не сдержать больше пару! — ревел я, орудуя огромной совковой лопатой.
Эльф ржал и знай успевал открывать топки и следить за вентилями и термометрами, чтобы отопительную систему не разорвало к японой матери. Он тут был уже опытный, не одну смену уголек кидал за плохое поведение. Идея немного взбрыкнуть и устроить итальянскую забастовку, максимально эффективно исполняя свои обязанности, и тем самым нанести ущерб пенитенциарной системе Государства Российского, пришла к нам чуть ли не одновременно. Пожалуй, в тот самый момент, когда мой сокамерник первый раз воскликнул «Ёлки!», осознав мои возможности в роли экскаватора. Татау под обмотками полыхали золотом, я кидал уголь быстрее, выше, сильнее, да к тому же еще — добровольно и с песнями! Куда там работничкам, которые тут колупались до этого…
И мы решили дать жару! Ударить трудоголизмом по произволу тюремного начальства.
Вся суть местной работы для заключенных содержалась в одной меткой армейской поговорке про то, что чем бы солдат ни занимался — лишь бы задолбался. И транспортеры для угля тут в теории работали, но — на практике их самым наглым образом отключили от питания. А зачем тратить электроэнергию, если в доступе — бесплатная рабочая сила, которую нужно утомить до последней крайности?
Таго Гваун Промилле… То есть — Амилле прозябал в заточении больше месяца и знал, какая кочегарка отвечает за те или иные помещения. Эта, например, была напрямую связана с административными кабинетами и казармами для охраны.
Работало это всё очень просто: три котла, три топки. Грузовик выгружает уголь в бункер снаружи, через трубу черные куски ископаемого топлива сыплются на транспортер и… И должны были бы автоматически доставляться к месту горения, но хрен там! С замершего транспортера один черный урук в грязном красном комбезе с лопатой в руках с энтузиазмом загружает его в топки. Благо, тут всего-то помещение размером примерно пять на семь метров, особенно далеко ходить-бродить не надо.
Так-то мы должны были грузить вдвоем, поддерживая необходимую температуру в системе двенадцать часов подряд, обедая сухпайком по очереди. Но, попробовав и так и эдак, эльф признал — КПД будет выше, если он возьмет на себя роль помогатора. Вовремя открытая и закрытая дверца топки — это минус потери тепла у нас и шажочек к адскому пеклу там, наверху. Конечно, он тоже брал в руки лопату — в основном для того, чтобы нагрести из трубы угля на ленту стоящего транспортера, если он там застревал, или — хватался за стальной лом, который выполнял тут роль кочерги. Ну, или когда мне хотелось хлебнуть водички из помятого огромного металлического чайника.
Обстановка в топочной царила гнетущая: стены из грязного огнеупорного кирпича, старое, покрытое ржавчиной и угольной пылью оборудование, плохая вентиляция и закрытая на замок с обратной стороны стальная дверь. Окошек не было, систем пожаротушения, похоже, тоже. Интересно, они вообще понимали, что попадись им тут настоящий неадекват — и хана тюремному отоплению! Раздолбает ломом какие-нибудь трубы или вентили собьет, или уголь подожжет — и все, приплыли. Сам, правда, тоже сдохнет, но мало ли — найдется желающий некрасиво и больно помереть? Главное ведь что? Мотивация!
Ну да, несколько кочегарок-топочных этот вопрос отчасти решали, у каждого сектора-башни имелась своя изолированная система, и всю тюрьму от отопления так отключить бы не получилось, но… Неужели нельзя было как-то по-другому это устроить? Видеокамеру хотя бы повесили внутри! С другой стороны, камера здешнего зноя могла и не выдержать. Расплавилась бы к едрени фени.
— Ты вахту до срока не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен!.. - рычал я, поддавая жару.
У нас тут сложилась максимально теплая, дружелюбная атмосфера за эти пару часов. Промилле… Амилле… В общем — эльф и урук изо всех сил старались устроить для охраны и администрацию настоящую сауну. Мы держали стрелки термометров на самой границе желтого и красного секторов, чтобы можно было в случае чего сделать вид лихой и придурковатый и свалить все на недвусмысленный приказ местного ответственного за матчасть, некоего капитана Бишофитова. Он весьма опрометчиво озвучил свое ЦУ прямо под камерами: «Работайте, как черти в преисподней, вы, выродки! И если застудите мне систему — сгною!»
У нас тут уже было под шестьдесят градусов жары, но до уровня преисподней мы еще явно недотопили. Другой вопрос — там, на этажах…
Эльф повязал майку на голову, став похож на Ясира Арафата в молодости. Не лицом, а головным убором. Я такими мелочами, как потная шевелюра, не заморачивался — знай, подкидывал во все три топки со страшной силой. Песня уже закончилась, и потому я завыл ее с самого начала:
— Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали!
"Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли!"
И зашвырнул еще лопату уголька в центральный котел. Таго мигом захлопнул дверцу и побежал к трубе с углем — наковырять нового, а я присосался к чайнику. В этот самый момент входная дверь в кочегарку с лязгом и грохотом отворилась, и внутрь вбежал Ацетонов с совершенно красной рожей, потный и яростный:
— Сволочи! — орал он. — Вредители! Шомполами запорю! Сгною в карцере! Взять их, взять!
Охранники — насквозь мокрые в своих пластиковых доспехах, отдуваясь, принялись спускаться к нам по железной лесенке.