Измени (мне) меня (СИ)
Поздно ночью разбудил звонок. Сонно щурясь, нащупал телефон, но, зацепив, уронил с тумбочки. Сердце стучало как бешеное- может, что с моими? Как раз там время другое. Матерясь, встал, спустив ноги с кровати. Поднял телефон с ковра, смахнув стрелку вызова раньше, чем разглядел ещё не привыкшими к яркому свету глазами имя звонящего:
— Арс, тут срочное дело есть. — Ветров, мать его!
— Ветер, ты время видел? — зевая, поинтересовался у Дениса. От сердца немного отлегло. Старею, видимо. Как баба мнительная становлюсь.
Но тон друга разогнал остатки сна. Денис был как никогда серьезен.
— Слушай, времени у меня мало. Все спят, но я дежурю в комнате напротив, и ещё местная охрана присматривается. Короче, он её пиздит.
— В смысле? — как баран спросил я, рванув к шкафу. Не знаю, что там у них происходит, но сейчас приеду и отпизжу этого " его". А в том, что им окажется Киреев, я не сомневался. Я же чувствовал! Чувствовал, что что-то не так!
— В прямом. — зачастил Денис- Не сейчас, но я видел на днях…Короче, тут какая-то хуйня творится (по армейской привычке мы негласно на мат переходили, сами того не замечая, если дела обстояли из рук вон плохо). Он ее избивает, а эти уроды делают вид, что ничего не происходит. Перед нами скрывает, конечно, ну, новой охраной. А ещё она какая-то странная. Я намекал, что помочь могу. А она " у меня всё хорошо". И в стену смотрит.
— Она употребляет. — схватив брюки, зажал телефон между плечом и щекой, принявшись вдевать ногу в штанину.
— Да не… — протянул Денис- Тут, кажется, другое.
— Ветер, ты чё там засел? — раздался стук и грубый мужской голос в отдалении.
— Все, мне идти надо. — попрощался Денис и заорал специально громко- Поссать зашёл, а ты чего ломишься? Помочь хочешь, подержать?
В трубке раздались короткие гудки. А я так и замер с одной штаниной на ноге. Что я могу сейчас сделать? Ну приеду, ворвусь в дом, и? Заберу чужую жену под предлогом " а мне вот охранник сказал, что видел, как ее муж бил". Тогда меня самого в дурку заберут первее, чем я её. Да и с чего я взял, что она захочет спасения? Опять взглянет на меня так, словно я — грязь под ее каблуками, и уйдет. А ещё и лишусь последнего шанса узнать, что там происходит. Нужно, чтобы Денис все выяснил. Но как? Он- охранник, а не частный детектив. И тут меня осенило. Ну точно! Точно ведь! Не зря нам военком армейку расхваливал на комиссии- действительно, пригодилась. Не сама, конечно, а связи из нее. Наш старшина после ушел в полицию, а потом открыл небольшое детективное агенство.
Я едва дотерпел до начала рабочего дня, листая несколько сохранённых фото со страницы Миланы. Красивая. И чего ей только не хватает? Скупая информация поиска о её муже выдавала лишь основные данные, что я знал и без этого. Не за что зацепиться. Ну, ничего, Петр Палыч должен помочь, он у нас один из лучших частников в стране. За ним такие дяди прилетают помощи просить лично, что лучше всяких слов говорит о его уровне.
26. Явь и бред. Милана
Сегодня мне приснился тот мужчина, Арсений, что недавно приходил к нам. Вроде бы, его визит был по поводу какого-то общего дела с Владом- я уже и не помню. Мысли путаются, лица совершено незнакомых людей кажутся такими близкими, родными. А ещё- сны. В них реальность смешивается с вымыслом, больными фантазиями. Я вспомнила, откуда знаю Арсения. Это ведь он подходил ко мне с сыном, тогда, в торговом центре. Интересовался, все ли у меня в порядке. Вернее, даже не он, а этот милый малыш говорил в тот день устами отца. А потом, в беседке, я узнала о диагнозе Кирилла — и была весьма удивлена. Мальчик не показался мне отстающим в развитии или не понимающим речи. Наоборот, Кирилл был единственным, кто заметил моё состояние и решился подойти. Остальные же, взрослые люди, сами точно в своей реальности существовали, где нет места чужому горю, слезам, боли. Впрочем, разве я имею право их судить? Та, что всю была одной из таких. Ровно до того момента, когда мои глаза открылись. Я словно видела свою жизнь со стороны. Поняла, как бесцельно и бессмысленно существовала все эти годы. Страстное желание угодить всем, быть хорошей " милой Милой", жизнь под диктовку отца, Влада. Даже Протасов, не прилагая ни малейших усилий, едва не заставил меня играть по его правилам. Отчего я — такая тряпка?! Такая внушаемая? Из тех, что на вопрос " а если твой друг с крыши прыгнуть собрался? Ты тоже прыгнешь?" лишь в ужасе примется выпытывать, с какой тот крыли собрался шагнуть — чтобы присоединиться. Кажется, это называется созависимостью? Кто взрастил её во мне? Отец, что не угрозами или наказаниями, а разочарованием во взгляде и прекращением общения, вызывал желание подчиниться, исполняя все, чего бы он не попросил? Я так боялась вновь увидеть разочарованное выражение на лице отца, услышать вместо ответа еле внятное недовольное бурчание, что даже невольно стала запоминать все, на что его реакция была положительной. Чтобы, не дай Бог, не ошибиться, высказавшись наперекор его мнению. Отец не любит зарубежных исполнителей? Считает рэп едва ли не языком улиц? Что же, я слушала лишь русских, и тех, что он одобрял. Не считает правильным, что порядочная девушка ходит в ночные клубы? И это было для меня табу. С выпускного нужно вернуться к 23? Да пожалуйста, Милана сделает всё, лишь бы не разочаровывать.
Влад….Он был не любовью, он был моим протестом, единственным открытым отказом жить по навязанным отцом правилам. И как же я ошиблась, думая, что свободна. Любима и люблю. Я лишь попала из одной клетки в другую, гораздо более страшную. Ведь в первой меня хотя бы любили.
В моем сегодняшнем сне мы все вместе играли на детской площадке. Кирилл, Арсений и я. Держась за качели с разных сторон, мы качали Кирилла, а наши взгляды…Точно безмолвный диалог вели. Арсений смотрел на меня так, точно во мне воплотились все его самые смелые мечты и надежды. Точно не мог поверить, что я- настоящая. Смотрел так, как не посмотрит никогда в реальности.
А ещё позапрошлой ночью снился отец. Он ничего не говорил — просто стоял и смотрел на меня, в его взгляде читалась такая боль, что, проснувшись, я нашла свою подушку мокрой от слёз. Папа! Ты растил меня точно нежный цветок в теплице, оберегая, закрывая собой, деньгами, статусом от бед и невзгод окружающего мира. Ты не учил меня бороться- только благодарно принимать и быть взамен ласковой и хорошей дочерью. Вот только это заставило меня, подспудно выискивая способы избавиться от гиперопеки, броситься на первого встречного, что проявил заинтересованность. Владу и не нужно было стараться — я сама стремилась вырваться из того замкнутого круга, что закольцевала собственноручно. Позволяя отцу навязывать мне охрану, водителя, куда бы я ни пошла. Позволяя решать все за меня. Для него я стала отдушиной, на которую можно было выплеснуть нерастраченные любовь и внимание после смерти мамы. И если, будучи маленькой, я втайне гордилась им — что никогда больше ни одна женщина не переступила порог нашего дома, даже романов у него не было, то теперь поняла, как ошибалась. Возможно, если бы отец вновь влюбился, то дал бы мне немного свободы. И тогда….Впрочем, зачем мучительно раз за разом вспоминать о том, чего уже никогда не изменить?
***
— Вам запрещено выходить из дома. — без единой эмоции, точно машина, в который раз отчеканил охранник, закрыв собой дверной проем.
— Я что, в тюрьме?! — не выдержала, почти разозлившись. Уже второй день подряд я чувствовала себя немного лучше. Мысли хоть немного пришли в порядок, меня больше не утягивало в непонятный омут сонливости и апатии, появились едва уловимые отголоски эмоций. Возможно, я просто прошла, все стадии принятия насилия над собой. И почти пришла в норму. Сегодня утром даже обдумывала, как могу поступить. Мне нужно вырваться всеми известными способами. Но так, чтобы Влад не заметил, не утащил обратно в жуткую тюрьму внутри собственного дома. До сих пор ночами я порой просыпалась от крика, когда снилось, что снова нахожусь там, царапая ногтями обивку двери в тщетных попытках вырваться.