В банде только девушки
— Не понимаю, ни хрена не понимаю, — сказал он. — Кажется, гребаная судьба наконец-то удосужилась показать нам что-то другое, кроме своей уродливой задницы…
— Да уж! — Приятель саданул ладонью по ручке переключателя скоростей. — Песня есть про нас: «Кто был ничем, тот станет всем».
— У меня от такого пера мозги закипают, — радостно признался Шпунтик. — Захотели бабки — вот тебе бабки, захотели оружие — пожалуйста, машину захотели — берите! Определенно, кому-то на небе выгодно, чтобы мы совершили нечто…
— Что?
— Не знаю пока. Посмотрим. Но если нам все плывет в руки, наверное, это кому-нибудь нужно.
— Точно, как в том фильме, когда парню дали выиграть в лотерею какой-то крутой круиз, а потом предложили спасти мир.
— Если мне такую хрень предложат, я пошлю, — отчеканил Шпунтик.
— Как это?
— Нет, ну пришить кого или спереть секретные материалы — это еще куда ни шло. Но целый мир… Не потянем.
— Почем ты знаешь?
— Исхожу из реальных возможностей. Мы же не супермены какие. Просто два придурка.
— Поправка, — хохотнул Винтик, — два чертовски удачливых ублюдка!
— Точно. И чертовски трезвых. Прибавь-ка газу. У меня трубы накалились.
— Сейчас хряпнем водки. Черт, настоящей водки, а не паршивого самогона. Шпунт! Я поверить не могу!
— А девок как мы обломали! Остались в лесу, бедолаги. Нужно было с собой взять. — Шпунтик покачал головой.
— Да ну их. Они так орали. И вообще, писку было бы. Ненавижу женский писк. Вот скажи, почему, если две бабы оказываются в метре друг от друга, они непременно найдут почву для ругани? Как собаки.
— Парадокс.
— А с машиной что будем делать?
— Бросим недалеко от дачи. Нам светиться с угоном не стоит. Нас ждут великие дела.
— Точно, — согласился Винтик, выруливая с грунтовки на старую бетонную дорогу, которая была настолько сильно испорчена временем, что по ней мало кто отваживался ездить.
Шпунтик включил проигрыватель.
…Девочка шла по тихой дорожке,Шла слишком долго, стоптала все ножки,Красная шапка сбилась на взмокший лоб.Вдруг из-за дерева прыгнул к ней серый жлоб… —ритмично захрипело из колонок.
— Что за дрянь? — Винтик поморщился.
— А мне нравится. — Шпунтик закачал головой в такт песне.
Приятель пожал плечами, но решил не спорить. Впереди пустынная дорога ожила парой ярких фар.
— Н-да, — протянул Шпунтик, рассматривая приближающийся автомобиль, — кому-то везет еще больше, чем нам. На такой тачке я бы не отказался прокатиться.
* * *— Твою мать! — вскричал Саша Косолапый, когда «Лексус» оказался в десяти метрах от встречной «девятки». — Да это же наша машина!
— Откуда ты… — начал было шофер.
— Номера! Это их номера.
— Поворачивай, быстро! — сухо приказал Иннокентий Валерианович водителю.
«Лексус», обиженно взвизгнув, развернулся и, прыгая на рытвинах старой дороги, покатил за уходящей «девяткой».
— Вот, — проворчал шофер, — после такой поездки непременно нужно будет шины менять.
«И машину, и шофера», — подумал шеф, брезгливо морща свой аристократический нос. Волею судьбы он вынужден был нюхать благоухающего потом водителя уже почти треть суток.
«Лексус» быстро нагонял «девятку».
— Чего это они? — Шпунтик озадаченно оглянулся на преследователей.
— Может, забыли чего? — предположил Винтик, нажимая на педаль газа.
— Не знаю… — Шпунтик на всякий случай вытащил из кармана пистолет, открыл окошко и приказал приятелю: — Прижмись к левому краю. Если решат обгонять, пускай обходят с моей стороны.
— Да чего ты паникуешь? — удивился Винтик, однако выполнил просьбу. «Девятка» скользнула на встречную полосу.
«Лексус» неумолимо нагонял «девятку», подобно акуле, настигающей свою жертву.
— От, блин, прет! — восхитился Винтик, подпрыгивая на каждой кочке дороги. — У них рессоры такие, что могут по перепаханному полю ехать и даже не почувствуют. А в этом дерьме мы на такой скорости себе все задницы отобьем.
— Не сбавляй, — крикнул Шпунтик, — чувствую, они за нами катят.
— Да не катят, а сейчас в бампер саданут. Смотри, начинают обходить. — Винтик опасливо покосился вправо, где уже чернел корпус «Лексуса». — Может, гаишники?
— Где ты видел такие тачки у гаишников? Черт! — Шпунтик разглядывал затемненное боковое окно иномарки.
И тут стекло медленно поползло вниз.
— Твою мать! — в один голос вскричали Шпунтик и Саша Косолапых, которые тут же узнали друг друга.
— Прижимай их к обочине, — не своим голосом заверещал Саша водителю.
— Не на того напал, простофиля! — Шпунтик высунул руку с пистолетом из окошка и выстрелил.
Раздался хлопок, потом «Лексус» повело вправо. Водитель вспомнил все матерные слова, какие успел узнать за свою тридцатилетнюю жизнь. Саша орал что-то невразумительное. Иннокентий Валерианович хранил гордое молчание. Он не проронил ни слова даже тогда, когда машина застыла в кювете.
— Теперь точно придется шины менять. Колесо прострелил, гад, — грустно констатировал водитель, с ненавистью глядя вслед удаляющейся «девятке».
* * *Агент 0014 пребывал в плачевном состоянии. К нему вернулись все с таким трудом задавленные комплексы. Мало того, что он так и не научился как следует играть в теннис, что он не обладает внешностью, хотя бы отдаленно напоминающей маленькую японскую девочку, с которой нынешний Президент России мог бы состязаться на радость электората обеих стран, он вообще похож на крепкого американского бейсболиста, с которым у нашего Президента не может быть ничего общего. Мало всех этих несчастий на его голову. Так нет же, начальство ввергло его в задание, приносящее одни унижения. В него уже плевали деревенские тунеядцы, по его физиономии прошелся целый табун длинноногих бестий, теперь вот он вынужден отпустить настоящих грабителей. «Я неудачник, — шептал агент, тупо глядя на бесполезный телефонный аппарат, — я даже дозвониться не могу!»
Людка слезла с прилавка и застыла посреди зала. Поначалу она растерялась. Попытки ограбить магазин происходили чуть ли не ежедневно, но она уже давно научилась пресекать эти противозаконные акты. Однако сегодня она впервые столкнулась с вооруженным ограблением. В ее магазин никто еще пистолеты не проносил. Нацеленное дуло показалось ей черной дырой, готовой втянуть в себя ее, «Людкину», живую душу.
Она глянула на своего рыцаря, и сердце ее сжалось. Таким несчастным, поверженным, растоптанным она любила его еще больше. Да и кому в России нужны сильные мужики? Что с них взять? Одна спесь и тупое упрямство. Русские женщины любят за страдания. Любят слабых и больных, униженных и оскорбленных, наверное, потому, что русская баба по своей душевной и физической сути могла бы и родить, и воспитать много больше детей, нежели принято в нынешние времена. Вот и обрушивает она на окружающих мужиков все неистраченное природное, экологически чистое душевное тепло да готовность уберечь от всех проблем. И зачем ей сильный мужик в таком случае? Да незачем.
Людка была настоящей русской бабой, а потому жалость к предмету своего сердца заполыхала в ее груди испепеляющим огнем. Мелко-мелко моргая, она глядела на него, и горячая нежность в ее глазах грозила растопить арктические льды. Их взгляды встретились. Людка зарделась, вспотела, и грудь ее заколыхалась, издавая шумные вздохи. Агент 0014 оторопело попятился назад, но уперся в шершавую стену лопатками и замер. Продавщица медленно двинулась в его сторону.
«Ты попал!» — мелькнуло в голове агента. Лишь однажды в его жизни была сходная ситуация. Он вот так же был приперт к стенке, путей для отступления не находил, а на него с ускорением двигался БТР. Дело было вдали от родины, где-то в Азии.
Тело его превратилось в сжатую пружину, готовую выстрелить несокрушимым кульбитом по вражеской технике. Рука потянулась к одному из пистолетов, спрятанных под курткой. Но тут он снова взглянул в маленькие влажные глазки надвигающейся на него женщины, и силы оставили его. Он обмяк, словно невидимый враг вдарил ему по шее в том месте, где к коже подходит сонная артерия. Над бровями у него поплыло. Потолок навис грязно-белым, засиженным мухами облаком. Людкина жалость передалась и ему. Агенту вдруг стало жаль себя до хрипоты. Хотелось выть и причитать. Хотелось спрятаться за чью-нибудь широкую спину, как в детстве. В горле его образовался огромный ком, который становился все больше и больше и давил изнутри на глаза, пока в уголках не защипало солеными слезами.