Любовь на коротком поводке

Эта идиллия внезапно завершилась в конце лета, когда Грейс вдруг влюбилась в одного из наших общих и лучших поклонников — хорошенького француза по имени Жюль. Вдруг выяснилось, что наше положение в Банде Доппел совсем не равное.
Я поняла, что мой отпуск в «Грейсленде» официально завершен, когда однажды вечером она объявила, что они с Жюлем отправляются на континент, смутно планируя добраться до Пиренеев автостопом. Как было типично для Грейс, посоветоваться со мной она даже и не подумала. Как было типично для меня, я сочла, что Жюль принадлежит ей по праву. Хотя претендовать на него я могла в такой же степени, что и она.
По каким-то мазохистским причинам я отправилась на вокзал провожать влюбленных, уезжающих в Дувр. Теперь, когда тайна раскрылась и Жюлю было позволено лицезреть нас вместе, понятие какого-то сходства вообще стало казаться смешным. Жюль был явно без ума от нее, а на меня смотрел, если вообще смотрел, как на некую разновидность Не-Грейс, не выдерживающую с ней никакого сравнения, как и любая другая девушка на платформе в тот вечер, которая не была его возлюбленной.
С другой стороны, меня удивила Грейс, которая жалостливо прижималась ко мне и плакала, как котенок. Она значительно экстравагантнее демонстрировала свою печаль, хотя это она двигалась вперед и вверх, а я оставалась позади.
— Это было здорово, — промолвила она сквозь слезы, — быть твоей лучшей половинкой.
Насчет лучшей половинки она оказалась права. После ее отъезда мне не удалось удержать ни одного из мужчин, которых она сгребала для меня, а энергии заполнить «пруд» заново у меня не имелось. Разумеется, если я всерьез принималась за свое лицо перед зеркалом, я все еще могла быть на нее похожей. Но почему-то, скорее всего, потому, что рядом не было Грейс для сравнения, я потеряла навык производить особое впечатление легкости и легкомысленности, которое помогало нам (помогало мне!) завоевывать мужчин.
Тем временем место Грейс в спальне заняла старшая сестра одной из девушек, живущих в квартире, которая явно была в шоке от недавнего внезапного развода. Бедная женщина! Ей уже было лет двадцать шесть, что в моем тогдашнем представлении являлось глубокой старостью. Мы жили все в той же спальне, где я жила с Грейс, и ночами я просыпалась от сдавленных рыданий, доносящихся с кровати, которую я все еще считала принадлежащей Грейс.
Я беспомощно лежала в темноте, не в состоянии заснуть и не зная, как утешить эту одинокую стоическую англичанку, чья жизнь, казалось, завершилась. В то же время я всю ночь беспокоилась, что горе моей соседки по комнате может быть заразным, как была заразной joie de vivre Грейс. Предположим, вдруг я брошу попытки хотя бы отдаленно напоминать Грейс и стану походить на эту презренную разведенку?
Тем временем я ни слова не слышала от Грейс. Мне хотелось вернуться домой, к моему бойфренду Марку. И все же, не получив санкции от Грейс, я продолжала болтаться в Лондоне, подобно нерешительному призраку.
Только теперь, вместо того чтобы флиртовать в местной пивной, я оставалась дома. Таращилась в телевизор вместе с младшей сестрой разведенки, которая никогда не ходила на свидания, сосала большой палец, хотя ей уже было за двадцать, и всегда держала в своей комнате свежие цветы рядом с портретом Грегори Пека в рамке.
Когда лето перешло в осень и я стала подумывать, а не завести ли мне фотографию Грегори Пека на комоде в качестве возлюбленного, я поняла, что я совсем распустилась. Марк теперь звонил почти каждый вечер, требуя ответить, заказала ли я обратный билет на самолет. А я все сидела на месте в апатии.
«Грейс, где ты? — написала я на открытке и отправила ее по тому адресу во Франции, который она мне оставила. — Я-то думала, что ты поспешишь написать мне (ха-ха!). Собираюсь вернуться домой, если, конечно, вы с Жюлем не пришлете мне обратной почтой письмо, в котором напишете, что жить без меня не можете (снова ха-ха!)».
Ответа я так и не получила. Почему-то отсутствие контакта с ней было для меня равносильно потери части себя. Моей лучшей половинки, как пошутила Грейс перед тем, как навсегда исчезнуть из моей жизни вместе с милым блондином с забавным акцентом и брезентовым рюкзаком.
 
Что, если бы с Жюлем уехала я, а не Грейс? Я иногда задумываюсь об этом: как бы сложилась моя жизнь, не вернись я домой в Канаду, чтобы выйти замуж за Марка. И еще я думала о том, что случилось с Грейс и Жюлем после того как они печально помахали мне на платформе.
Может быть, где-нибудь в параллельной галактике Грейс Голдберг проживает мою жизнь? Попадает в такие же неловкие ситуации, испытывает такие же удачи, живет той же жизнью с ее взлетами и падениями? Подразумевая конечно же, что мы с ней «трансцендентальные» близнецы, как она однажды возвестила.
Или, что более вероятно, Грейс живет альтернативной жизнью? Той самой, от которой я отказалась, не сумев побороться за Жюля? Предположим, что Грейс где-то там срывает плоды моего вдохновения. И значительно лучше справляется с ролью Даны Ягер, чем я когда-то справлялась с ролью Грейс Голдберг.
Если это представляется абсурдным, то стоит задуматься вот о чем: разве не более абсурдно, что две молодые девушки из разных стран встретились в третьей стране и обнаружили, что они похожи? Настолько похожи, что сумели почти целое лето дурить череду мужиков, как в постели, так и вне ее.
В последующие годы я делала внезапные попытки разыскать Грейс. До такой степени, что однажды оказалась на Лонг Айленде, где проверила всех Голдбергов, имеющихся в телефонной книге, в надежде найти ее родственников. Но — не повезло.
Теперь мне ясно, что я не окончательно отказалась от этих попыток. Иначе почему столько лет спустя я приняла инстинктивное решение снова стать Грейс еще один раз, причем с мужчиной, который мне понравился? Да, мне до сих пор любопытно узнать, что произошло с Грейс Голдберг. Поверьте мне, если бы я знала ответ на этот вопрос, я бы знала ужасно много.
Глава десятая
Дзинь!
— Алло?
— Дана? Привет, это Мел Арлен.
— Мел! Какая неожиданность! — И в самом деле. Мел — лучший друг Джерри Гласса. Но сколько времени я уже не видела Джерри и даже не вспоминала о нем по-настоящему? — Ты в городе?
— Нет, я в Сити. — Подразумевается Манхэттен. Для него, типичного нью-йоркского геоцентриста, все остальные городские районы — просто незначительные скопления хижин. — Гласс даже не знает, что я тебе звоню.
— Да? А что такое с Джерри? — Меня внезапно охватывает паника, начавшись спазмом в желудке, затем захватывая сердце и заодно руку. Господи, пусть с Джерри ничего не случится! Не сейчас, никогда, аминь! Хотя мы с ним уже долгое время просто знакомые, живущие в разных городах.
— Да нет, с Глассом все в порядке, во всяком случае, не хуже, чем обычно. Вообще он бы должен позвонить тебе сам, но ты ведь знаешь, какой он: ну просто не может, ни в какую, попросить об одолжении. Ненавидит быть в долгу, даже больше, чем он ненавидит тесные шорты. Я ведь прав, Дана? Ведь он такой, Джерри Гласс, которого мы оба знаем и любим?
Разделавшись с паникой, я начинаю испытывать некоторое подозрение в связи со слишком уж дружеским тоном Мела.
— Одолжение? — спрашиваю я, понимая, что зря это делаю. — О каком конкретном одолжении идет речь?
— Ничего особенного. По правде, когда Гласс признался, что он не решился обратиться к тебе сам, я просто прибалдел. Учитывая, какое прекрасное взаимопонимание сложилось у тебя с песом.
Я не сразу соображаю, что он имеет в виду под «песом». Затем я внезапно прозреваю, и мое неясное подозрение выкристаллизовывается в нечто холодное и жесткое.
— Ты имеешь в виду этого, как там его зовут, Мерфи? Это с этим песом — псом — у меня предположительно отличное взаимопонимание? Мел, я эту зверюгу видела всего один раз, во время моего последнего приезда, и, насколько я помню, он сожрал мои модельные босоножки и заел их солнцезащитными очками. Это твое представление об отличном взаимопонимании с дворнягой, не уважающей редкие модельные вещи в скудном гардеробе обнищавшей журналистки без постоянной работы?