Шерлок Холмс идет по кровавым следам

— Только не говорите мне, будто вы знали, что это книга.
— Даже избыток обёртки не в состоянии скрыть особую форму и плотность первого издания «Чапмана энд Холла» [2].
— Если вы знали, что это всего-навсего книга, почему обращались с ней как с бомбой, которая вот-вот взорвётся?
Холмс криво улыбнулся.
— Потому что подозреваю, что это намного серьёзней, чем «всего-навсего книга».
Раздумывая над этой загадочной ремаркой и силясь понять, что же необычного нашёл в Холмс большом коричневом томе, я несколько мгновений пристально смотрел на книгу.
— Похоже, записки, указывающей на того, кто послал вам это, здесь нет, — наконец произнёс я.
— А я этого и не ожидал.
— Возможно, какая-нибудь надпись или посвящение есть внутри.
Я сделал попытку открыть книгу, но Холмс схватил меня за руку.
— Не трогайте, Уотсон. Дайте мне сначала внимательно её рассмотреть.
Холмс взял лупу и, низко склонившись над столом, стал изучать корешок и крышку переплёта, не прикасаясь к книге.
— Любопытно и назидательно, — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
Откинувшись на спинку кресла, мой друг тихо рассмеялся.
— Что такое, Холмс?
— Заглавие книги. Одно из самых известных произведений Чарлза Диккенса, «Большие надежды». Тем не менее пристальное изучение этого тома заставляет меня думать, что его содержание имеет мало общего с приключениями юного Пипа и его странным наследством. — Он осторожно постучал складным ножом по переплёту книги. — Да, без сомнения, том этот выбрали именно за его толщину. «Повесть о двух городах» была бы намного тоньше.
Я покачал головой.
— Признаюсь, всё это совершенно сбивает меня с толку.
Холмс улыбнулся, не разжимая губ.
— Очень скоро всё откроется, Уотсон, но не могли бы вы ненадолго отойти к окну?
Я подчинился, понимая, что у моего друга есть веские основания для подобной просьбы. Тогда Холмс положил книгу на середину стола и, стоя от неё на расстоянии вытянутой руки, осторожно приподнял жёсткий переплёт кончиком складного ножа. Вдруг раздался громкий щелчок, короткое серебряное лезвие вылетело из книги и воткнулось в потолок.
Холмс издал возглас удовлетворения.
— Великолепно, — молвил он, пристально глядя вверх. — Теперь можете отойти от окна, Уотсон. Опасность миновала.
Я бросился к книге: середина вырезана, а на её место вставлен хитроумный механизм с пружиной.
— Дьявольская штука — а, Уотсон? Пружина закреплена таким образом, что, открывая книгу, читатель получает нож прямо в сердце.
— Но как вы узнали об этом, не открыв её? — Я не мог скрыть своего изумления.
— Честно говоря, Уотсон, я не знал, какая именно чертовщина там скрывается, но знал, что этот том — вовсе не такой безобидный подарок, каким казался. Сам способ его доставки и анонимность происхождения уже вызвали у меня подозрение. При более близком рассмотрении я заметил на краях страниц слабые следы клея. А когда постучал по переплёту, звук был глухой. Мне стало ясно, что страницы были склеены вместе, это позволило вынуть центральную часть. Порча великого литературного произведения сама по себе не является преступлением, но уж, конечно, это не спроста. С какой целью книгу безжалостно выпотрошили? Очевидно, для того, чтобы вставить внутрь некий механизм, срабатывающий при открывании обложки.
— Да уж, хорошо, что я не добрался до книги первым. Я просто-напросто открыл бы её.
— Это сильно разочаровало бы моего потенциального убийцу. Вы же помните, что книга была адресована именно мне.
— Боже правый, — только и мог вымолвить я.
До меня вдруг дошёл весь смысл ситуации. Холмс уже бывал объектом смертоносных ударов, но впервые [3] это было сделано столь коварно и таинственно, притом где! В квартире на Бейкер-стрит, где, как я думал прежде, нам ничто не угрожает. Теперь стало казаться, что даже у нашего камина мы не можем быть в полной безопасности.
— У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто мог послать эту штуковину? — спросил я.
 
— У меня много врагов. — Холмс пристально изучал механизм внутри книги. — Но мало кто мог бы одарить меня столь дерзким и убийственным презентом. Недруг с извращённым чувством юмора.
— Чувством юмора?
— Я говорил, что этот том выбран в основном из-за своего размера — толщины его должно было хватить, чтобы спрятать механизм. И всё же я уверен, что заглавие выбрано не случайно.
— «Большие надежды»?
— Верно. Отправитель желал моей смерти — в этом состояли его «большие надежды». К счастью, они не осуществились.
Холмс невесело улыбнулся.
— По-моему, такое чувство юмора имеет примесь помешательства.
— Возможно, вы правы, Уотсон.
— Кто же этот маньяк?
— Ну, главный подозреваемый у нас по-прежнему таинственный рассыльный. Что касается установления его личности — у меня есть веские подозрения, но, чтобы увериться окончательно, мне потребуется дополнительная информация. Тем не менее ясно одно — его нежелание вручить книгу лично мне указывает на то, что прежде мы с ним уже встречались. Он боялся быть узнанным и поэтому не стал встречаться со мной с глазу на глаз.
— Что вы намерены предпринять?
— Ничего, — беспечно произнёс Холмс, опускаясь в кресло.
— Ничего? — недоверчиво переспросил я.
— Нет необходимости перепроверять меня, Уотсон, ведь я не чековая книжка. Я сказал «ничего».
— Не понимаю вас, Холмс. — Я почувствовал лёгкое раздражение. — Признаться, меня удивляет ваше спокойное отношение к этой попытке вас убить. Похоже, вы даже довольны, что дали злоумышленнику скрыться.
— Дорогой мой коллега, вы неправильно истолковываете мои намерения. Уверяю вас, наш таинственный убийца в своё время непременно будет передан в руки правосудия, но пока я не вижу оснований спускать на него собак. Очень скоро он обнаружит, что его маленький план провалился, и, конечно, если он тот, кем я его считаю, в ближайшее время возобновит свою попытку.
— Вы хотите сказать, он вновь попытается убить вас?
— Разумеется. Интеллект, задумавший столь хитроумное и коварное орудие убийства, как этот смертоносный механизм, невозможно отпугнуть одной неудачей. В данном случае, Уотсон, мы поменялись ролями, теперь муха — это я. Что ж, буду ждать паука… Со временем он непременно появится.
  
Глава третья
 
ТЕЛЕГРАММА
 
Признаюсь, я был обеспокоен легкомысленным отношением Холмса к нависшей над ним угрозе. Хотя я знал, что в деле расследования преступлений он редко ошибается, но нежелание выслеживать потенциального убийцу представлялось мне верхом беспечности.
Пока он с довольным видом сидел, откинувшись в кресле и покуривая, во мне росла тревога. Вместо того чтобы пассивно ожидать следующего удара, наверняка можно и должно было предпринять нечто действенное. Я вновь осмотрел потрёпанный том «Больших надежд», и у меня возникла идея. Я вышел из дома — якобы чтобы купить табаку в лавке Брэдли. Холмс едва ли заметил моё отсутствие.
Окунувшись в обжигающе холодную, влажную атмосферу ноябрьского лондонского дня, я направился в сторону Чаринг-Кросс-роуд. Во всех магазинах, торговавших первыми изданиями, я спрашивал, не был ли за последнюю неделю продан экземпляр «Больших надежд» Диккенса. Повсюду ответ был единодушно отрицательным.
Разочарованный и унылый, я вернулся на Бейкер-стрит, пробираясь сквозь плотный туман при свете недавно зажжённых газовых фонарей. Холмс встретил моё моё возвращение оживлённо-саркастически.
— Ну, что ваше расследование? Помогло выявить какие-нибудь новые улики? — довольно чопорно обратился он ко мне, когда я устроился напротив него возле камина.
— Расследование?
— Перестаньте, Уотсон, надеюсь, вы не станете уверять меня, будто действительно ходили в лавку Брэдли? В высшей степени неправдоподобно. Человек, у которого коробка для табака до краёв наполнена аркадской смесью, а на подлокотнике кресла оставлен туго набитый кисет, не нуждается в пополнении запасов. Нетрудно было прийти к заключению, что вы ходили по другому делу.