Исчезнувшая

– Ты опоздал на сорок минут!
– Да, это так! – огрызнулся он. – Но я зарабатываю для нас деньги!
Потом эти двое почти не разговаривали друг с другом, беседуя со всеми остальными.
Ника все нет и нет, на звонки он не отвечает. По просьбе Кэмпбелл мы ждем еще сорок пять минут. «Должно быть, на последней минуте он получил какой-то очень срочный заказ», – говорит она, улыбаясь своему старому доброму Джону, которому никакие форс-мажоры не помешают примчаться к супруге. Инсли на мужа уже не злится, так как осознает, что он не самый большой мудак в нашей компании. «Ты уверена, милочка, что он не может даже эсэмэс прислать?»
Я же сохраняю улыбку:
– Поди угадай, что у него за дела. Ничего, мы с ним дома поговорим.
И тут мужчины вконец расстраиваются: как, неужели можно просто взять и не приехать? Может, есть причина? И что, никаких обид и скандалов?
Ладно, парни, вам этого не понять.
Мы с Ником иногда смеемся, хохочем вовсю, вспоминая, какие ужасные вещи женщины заставляют делать мужчин, чтобы те доказали любовь. Бесцельная работа, бесполезные жертвы, бесконечные мелкие уступки. Мы называем таких мужей дрессированными обезьянками.
Вернется Ник домой, потный и соленый, насосавшийся пива на бейсбольном стадионе, а я устроюсь у него на коленях, расспрошу об игре, о том, хорошо ли провел время его друг Джек. И мой муж ответит: «О, ему сегодня пришлось побыть дрессированной обезьянкой – у бедной Дженнифер была „реально тяжелая неделя“, и он поехал домой».
Или его приятель, который не может выпить с друзьями, потому что нужно подъехать к бистро, где его девушка обедает со своей подружкой из другого города. Откосить невозможно, а то как же она похвастается обезьянке: «Смотри, какой вышколенный – по первому же звонку примчался».
Надевай это, не надевай то. Выполни эту работу по дому прямо сейчас, выполни эту работу по дому, едва появится свободная минутка, а значит, надо понимать, прямо сейчас. И не раздумывая, не колеблясь отказывайся от любимых привычек – только так ты можешь доказать, что я для тебя дороже всего на свете. Это женский аналог состязания «у кого струя длиннее». Расфуфыренными павами кочуем из книжных клубов на коктейль-пати, но мало на свете вещей, способных доставить женщине радости больше, чем возможность придумывать новые и новые жертвы, на которые мужчина должен идти ради нее. Напиши об этом в опроснике, и «О, это просто крутейший кайф!».
Я счастлива, что не состою в этом клубе. Я не участвую в эмоциональном принуждении, не заставляю Ника играть счастливо-пришибленную роль – кивать, как китайский болванчик, ходить день-деньской с приклеенной улыбкой, беспрекословно выносить мусор, – в общем, изображать сладенького муженька. Мужчина мечты каждой женщины созвучен образу идеальной женщины в воображении мужчины – пылкая, нежная, любит секс и крепкие напитки.
Мне нравится считать себя достаточно зрелой и опытной, чтобы понимать: Ник любит меня всегда. И не требовать постоянных подтверждений. Мне не нужно помыкать жалкой дрессированной обезьяной, чтобы поднять себя в глазах подруг. Я разрешаю ему быть самим собой, и меня это нисколько не напрягает.
И я не знаю, почему женщины считают, что это так трудно.
Когда после обеда я возвращаюсь домой на такси, рядом останавливается автомобиль, из которого выходит Ник. Он ожидает меня на тротуаре, с широченной улыбкой на лице:
– Малыш!
Я с разбега кидаюсь ему в объятия, Ник прижимается небритой щекой к моей щеке.
– И что ты делал сегодня вечером? – спрашиваю я.
– Ребята затеяли в покер играть после работы, ну, я и решил посидеть с ними. Надеюсь, ты не в претензии?
– Конечно, – киваю я. – Надеюсь, это поинтереснее, чем мой случай.
– А с кем ты встречалась?
– Да с Кэмпбелл, Инсли и их дрессированными обезьянками. Скукотища. Ты счастливо отделался. Нет, в самом деле, просто везунчик.
Ник подхватывает меня на руки – на свои сильные руки – и несет по ступенькам.
– Боже, как я тебя люблю, – шепчет он.
А потом мы занимаемся сексом, пьем крепкие напитки и сладко спим до утра, зарывшись в простыни, на нашей огромной мягкой кровати. Бедная я, бедная.
 
Ник Данн
 
Один день спустя
 
Совета Го, что касается выпивки, я не послушал. Прикончил в одиночку оставшиеся полбутылки, но все никак не мог успокоить расшалившиеся нервы. Казалось, вот-вот засну, и тут адреналин давал мне пендаля. Глаза закрывались, голова опускалась на подушку, но в следующий миг я видел свою жену: светлые волосы слиплись от крови, она плачет, слепая от боли, и ползает по полу в нашей кухне, и повторяет мое имя: «Ник, Ник, Ник!»
Я отхлебывал снова и снова из горлышка, тщетно пытаясь погрузиться в сон. Сон, он как кот: приходит тогда, когда ты перестал обращать на него внимание. Я лакал виски и повторял мысленно: «Прекрати думать. – Глоток. – Освободи разум. – Большой глоток. – Прямо сейчас, без шуток, освободи разум. – Глоток. – Завтра ты должен быть бодрячком, ты должен выспаться!» Большой глоток.
Я забылся зыбким сном ближе к рассвету и через час проснулся с похмельем. Не то похмелье, от которого ты не способен даже шевельнуться, но все равно неслабое. Я был унылым и ватным. Тугодумным. Может быть, все еще слегка пьяным. Я с трудом забрался в «субару», принадлежавшую Го; ноги отказывались идти, словно чужие. Да, своего автомобиля я на время лишился, полиция забрала его для тщательной экспертизы, как и мой ноутбук. Просто формальность, как меня уверяли. Я поехал домой, чтобы переодеться во что-нибудь поприличнее.
Три полицейские машины торчали в окрестностях моего дома, а рядом крутились мои немногочисленные соседи. Карла не было, но присутствовали богомолка Джен Теверер и Майк, отец тройни трехлетних карапузов – Тринити, Тофера и Талуллы. («Я ненавижу их всех только из-за их имен», – сказала как-то Эми, очень придирчивая ко всему новомодному. Кстати, когда я заметил, что одно время ее имя было очень популярным, она заявила: «Ник, но ты же знаешь историю моего имени!» Но я так и не понял, что она имела в виду.) Джен кивнула издали, не глядя мне в глаза, зато Майк подошел сразу, едва я покинул автомобиль.
– Мне очень жаль, дружище. Если могу чем-то помочь, только скажи. Все, что угодно. Кстати, сегодня утром я выкосил бурьян, так что хотя бы об этом ты можешь не беспокоиться.
Мы с Майком по очереди косили заброшенные участки в нашем квартале. Там, где жильцы разъехались, частые ливни превратили дворы в настоящие джунгли, в них кишмя кишели еноты. Эти зверюги мелькали везде – жрали помои по ночам, пробирались в подвалы, сидели на наших верандах, словно деревянные болванчики. Конечно, изничтожение зарослей не вынудило их уйти, но тварей хотя бы стало видно.
– Спасибо, Майк, – кивнул я. – Спасибо.
– Да уж, дружище, – вздохнул он. – Моя жена в истерике с тех пор, как узнала о вашей беде.
– Сожалею, – ответил я. – Мне пора. – Я указал взглядом на дверь.
– Все сидит и плачет, глядя на фотографии Эми.
Я слегка сомневался, что полиция ночью выложила в Интернет тысячи фотографий только для того, чтобы выдавить слезу из домохозяек вроде жены Майка. И вообще я никогда не сочувствовал истеричкам.
– Э, я тут спросить хотел… – начал Майк.
Я похлопал его по плечу и снова посмотрел на дверь, будто подгоняемый неотложными делами. Прежде чем сосед успел задать хоть какой-то вопрос, я взбежал на крыльцо и постучал в дверь собственного дома.
Офицер Веласкес проводила меня наверх, в мою собственную спальню, в мою собственную гардеробную, мимо серебристой коробки с так и не врученным подарком, и разрешила выбрать вещи. Вороша шмотки под внимательным взглядом этой молодой женщины с длинной косой, я сильно смущался. И в конце концов взял что попало – слаксы и рубашку с коротким рукавом. Бизнес-кэжуал, как будто собрался на писательский конвент.
Можно сделать интересную заметку о том, какую выбрать одежду, когда твой любимый человек бесследно пропал, подумал я. Жадного до нестандартных сюжетных ходов борзописца во мне не могло искоренить ничто.