Черный Баламут. Трилогия

Гангея повел плечами — жест вызвал потрясенный гул среди рыбаков — и привычно крутнулся на носках, оглядываясь по сторонам.
— Ну что, труженики бредня, владыки тридцати трех желтопузиков, кто тут у вас старший? — поинтересовался он, смеясь.
Настроение с утра было хорошим и располагало к забавам. Рыбаки переглянулись: к ним ли обращается молодой кшатрий?
— Я староста здешнего поселка, господин мой, — вперед бочком выбрался детина лет сорока с лишним, обезьяньи лапы смельчака вызвали бурную радость Кали и поток воспоминаний у наследника.
— Юпакша! — обрадовался Гангея, хлопая по спине старого знакомца. — Узнаешь?!
— Никак нет, господин мой, — твердо ответствовал Юпакша, едва не упав от ласки гостя. — Не припоминаю.
— Ослеп? Память отшибло, страж тропы?!
— Не то чтобы отшибло, — бородища Юпакши встопорщилась самым почтительным образом, — а просто гадаю: можно ли припоминать? Не ровен час рубанет крохобор-десятник за грешное словцо — а у меня шея своя, не купленная… Одна у меня шея, как ученик у Рамы-с-Топором, отца нашего!
— Ох, дождешься, что я тебе сам шею сверну! Ладно, пошли, отойдем в сторонку — потолкуем по душам…
И Юпакша послушно двинулся следом за сыном Ганга в указанную сторонку, где оба и расположились прямо на траве, в тени вечнозеленой бакулы.
— Слушай, Юпакша, ты наверняка должен знать: на днях в ваших краях побывал мой отец, раджа Шантану (староста поспешил прижать сложенные ладони ко лбу). Сватался к местной красавице — и, представляешь, радже было отказано!
Юпакша молчал, разглядывая носки стоптанных сандалий.
— Достойный брахман из свиты отца поведал мне, что отказал царю некий Индра рыболовов и так далее, отец строптивой девицы. Не знаешь ли ты…
Гангея говорил все медленнее, и по мере того как страшная догадка змеей вползала в его голову, лицо наследника наливалось дурной кровью. Оборвав вопрос на середине, он встал и повернулся к брахману-советнику — тот сидел в колеснице и внимательно следил издали за разговором.
Старец лишь сокрушенно всплеснул прозрачными ручками: увы, мой принц, это именно так!
— Ты приехал убить меня? — помертвев, еле слышно бросил Юпакша.
— Я? Нет… То есть да… То есть следовало бы! Отказать радже… Погоди, Юпакша! Значит, красавица рыбачка — это твоя приемная дочь? Сатьявати?!
— Да, мой господин, — коротко ответил староста.
Некоторое время Гангея сидел молча, пытаясь осмыслить услышанное. Громко стрекотали цикады в пыльной листве бакулы, с берега доносились голоса сельчан и дружинников, уже приступивших к установке шатров, где-то мычала корова, требуя дойки или водопоя…
Наконец разброд в душе поутих, и язык бросил притворяться гнилой колодой.
— О тигр рыбьих потрохов, — вкрадчиво поинтересовался наследник, — в чем кроется причина твоего отказа? По моему скудному разумению, такое родство — величайшая честь для тебя и твоей дочери! Или я не прав?
— Тысячу раз прав, мой господин! — староста с трудом подбирал слова, хрипло продавливая их через сито непослушного горла. — Но моя дочь — не просто черная девка, какую можно кинуть в постель раджи на забаву! Даже если этот раджа — великий Шантану, владыка Города Слона! На Сатьявати лежит благодать Спасителя, божественного мудреца Парашары (Гангея едва заметно усмехнулся), подвижник наградил мою дочь ароматом сандала и… Ей предначертана особая судьба!
— Особая?
Гангея плохо понимал, что сейчас говорит в нем: желание угодить отцу, вчерашняя обида, уязвленная гордость или тот зверь, что рычал от счастья в челне над покорной самкой?! Или ревность?
Или-лили…
— Стать женой раджи Шантану — это, по-твоему, не особая судьба для рыбачки-приемыша? Отвечай!
— И снова ты прав, сиятельный царевич, но… Именно ЖЕНОЙ, а не наложницей! — твердо закончил Юпакша и с вызовом взглянул в лицо Гангеи. — Не в этом судьба избранницы Спасителя!
— Вот даже как? И откуда же тебе известна ее судьба? Ты святой мудрец? Провидец?! Воплощение всей Тримурти разом?!
— Позволь мне пока умолчать об этом, сиятельный царевич, но я действительно знаю! Мне было знамение!
 
— Хорошо, — губы отвердели, сбросив постылую улыбку. — Ты должен понимать: мой отец или я могли бы увести твою дочь силой, даже не заплатив выкупа, — но брак по обряду ракшасов недостоин кшатрия! Итак, чего ты хочешь? Говори!
Несколько мгновений звенящей тишины Юпакша собирался с духом.
— Сатьявати должна стать первой супругой раджи — и старшей в случае повторной женитьбы Шантану, да продлятся дни его вечно! Она должна сидеть по правую руку от престола мужа, и дети ее должны унаследовать трон! — словно бросаясь в реку, кишащую крокодилами, выдохнул бывший разбойник. — Только на этих условиях я отдам свою дочь в жены твоему отцу, великому радже Шантану… Или тебе, сиятельный царевич!
— Разумеется, мой отец не принял этих условий, — задумчиво проговорил Гангея, пропустив мимо ушей последнее заявление Юпакши и обращаясь скорее к самому себе.
— Правота твоя безгранична, — вздохнул Юпакша, виновато потупясь.
Дескать, такие мелочи — а раджа возьми и не согласись!
— Если бы речь шла о МОЕЙ свадьбе, — сын Ганги размышлял вслух, — тогда другое дело. Я бы, пожалуй, согласился — у меня все равно нет пока иных жен и сыновей. Да, я не стал бы спорить. Но мой отец… Любовь к твоей дочери разрывает его сердце, но раджа не может, поддавшись страсти, лишить престола единственого сына, наследника, потерянного и вновь обретенного — меня. На его месте я бы поступил точно так же. Впрочем, прими отец твои условия — я-то его наверняка понял бы и простил… Но он никогда не сможет простить сам себя, если решится на такое.
Юпакша ковырял подобранной тростинкой землю, которая, несмотря на близость реки, в этом месте была сухой и растрескавшейся.
— Может, ты все же передумаешь? — со слабой надеждой поинтересовался наконец Гангея. — Мой отец даст за Сатьявати хороший выкуп — ты и мечтать не мог о таком богатстве! Может быть, раджа не догадался предложить тебе выкуп сразу? Ты бы стал почтенным домовладельцем, родичем самого Шантану, переехал бы в Хастинапур…
Тростинка сломалась, застряв в одной из трещин.
— Подумай! А то ведь я сейчас повернусь и уеду! Раджа поскучает и забудет о твоей дочери (все обстояло совсем не так просто, но где взять иной способ уломать Индру рыболовов?!), Сатьявати состарится над чаном с солеными угрями, и знамение вместе со счастливой судьбой посмеются над вами! Раскинь мозгами, Юпакша! Соглашайся!
Не надо было слыть знатоком человеческих душ, чтобы увидеть: староста колеблется. На бородатом лице ясно отражалась внутренняя борьба. Казалось, еще немного — и жадность вкупе с боязнью упустить иволгу-удачу пересилят, Юпакша кивнет и согласится. Но он внезапно замер каменным идолом, изредка передергиваясь и вновь застывая, глаза Юпакши вылезли из орбит, словно он увидел ракшаса-людоеда, уже разинувшего слюнявую пасть. Гангея невольно оглянулся, однако рядом никого не было. Если, конечно, не брать в расчет грязного козла, наслаждавшегося ольховой корой и знать не хотевшего людей со всеми их проблемами.
Точно такая же козлиная башка досталась некогда одному упрямому мудрецу, который тоже никак не мог разобраться сперва со сватовством к его дочери, а потом — с будущим зятем, добавим в заключение, что зятем был Трехглазый Шива.
Староста забулькал горлом, волосы его встали дыбом, он спешно закивал головой, словно торопясь согласиться с собеседником-невидимкой, — после чего, тяжко вздохнув, ожил и вытер ладонью проступившую на лбу испарину.
— Увы, сиятельный царевич… — И сын Ганги ясно различил в глазках Юпакши пляску темных огней ужаса. — Ты слышал мои условия. Если хочешь, прикажи своим дружинникам посадить меня на кол. Смерти я не боюсь. Но Сатьявати никогда не станет женой раджи Хастинапура иначе, чем в качестве старшей супруги и матери будущих наследников.
5
Вечерело. С берега Ямуны порывами налетал зябкий ветер, швыряя в матерчатые стены шатра пригоршни песка и сорванной с деревьев листвы. И мысли твои были сейчас под стать этим холодным порывам и объявшим землю сумеркам.