Дым на солнце
Мягкий смех затанцевал по комнате.
– Ты словно маленький олененок, – сказала императрица с еще одной теплой улыбкой.
В Марико поднялась неуверенность. Она никогда не была одарена искусством беседы. Был ли комментарий императрицы комплиментом или критикой? Или, что еще хуже, это была критика, замаскированная под комплимент? Как лучше ей ответить? Заламывать руки – не слишком адекватный ответ, равно как и откровенная грубость.
Вот почему Марико всегда тонула среди других женщин, особенно девушек ее возраста.
– Если это угодно моей госпоже, я счастлива быть олененком. – Марико склонила голову.
Императрица рассмеялась.
– А если мне это не угодно?
Марико заколебалась. Она посмотрела налево, словно искала помощи. Многие из присутствующих женщин смотрели на нее с откровенным интересом, не отрывая взгляда, даже когда делали изящные глотки чая. И ничего не предлагая в качестве помощи. Некоторые из них даже хихикали в ладони.
Марико сделала успокаивающий вдох.
– Если это не угодно императрице, я счастлива не быть олененком.
Еще одна рябь веселья сорвалась с губ императрицы.
– Как тебе удалось так долго прожить среди группы дикарей с такими безупречными манерами? Похоже, ты относительно невредима после своего злоключения, – она сделала паузу, чтобы сделать глоток чая, – или внешность обманчива, как все говорят?
Марико зажмурила глаза, собираясь с духом. Затем она встретилась взглядом с императрицей, желая, чтобы ее лицо выглядело серьезным. Достойным доверия.
– Они не тронули меня, – твердо сказала она. – Их главарь запретил это. Я полагаю, он собирался обменять меня на что-то более ценное у моего отца, потому я должна была быть целой и невредимой.
– Тебе так повезло. – Императрица качнула головой, от чего драгоценные украшения в ее волосах засверкали, будто в предупреждении. – Как и принцу Райдэну.
Оказалось, что слухи, распространявшиеся среди знати, были правдивы. Императрица не питала нежных чувств к сыну наложницы своего мужа. Марико осознавала, что в этом случае правильнее всего будет молчать и постараться поменьше высказывать свое мнение. Не годится ей дурно отзываться о своем женихе, пытаясь заслужить расположение императрицы. Будь мать Марико здесь, она бы призвала дочь вести себя так же, как и все другие юные дамы при дворе, – кивать, улыбаться и бормотать себе под нос в знак согласия.
Марико попыталась улыбнуться. Императрица не ответила на этот жест. Любой намек на доброту в ее лице исчез.
«Чего она хочет? Что пытается сделать?»
Императрица, будто услышав мысли Марико, ответила:
– Я уверена, что тебе любопытно, почему я попросила о встрече с тобой еще до того, как тебя вызвали к моему сыну. Конечно, императору очень хочется встретиться с тобой. Он очень привязан к своему брату. – Ее украшения снова вспыхнули, как зеркала с острыми краями.
Марико поднесла к губам маленькую фарфоровую пиалу и сделала вид, что делает глоток чая. Ободок пиалы был окрашен жидким золотом, а чай был прекрасно заварен. Один только запах говорил об этом. Сердце Марико стучало в груди с такой силой, что ее рука дрожала, а чай в пиале плескался от края к краю.
«Чего она хочет от меня?»
– Принц Райдэн хорошо к тебе относился? – спросила императрица, таким тоном, будто узнавала о погоде.
Вздрогнув от вопроса, Марико толкнула пиалу к губам, и бледная жидкость обожгла ей язык. Она медленно отставила пиалу, ее разум как сито просеивал все возможные ответы, которые она могла произнести. И все возможные дальнейшие вопросы. Все безграничные варианты во всех направлениях.
«Прекрати это, сейчас же. Не позволяй себе выглядеть дурой. Если только это не самый выгодный путь».
– Принцу Райдэну пришлось со многим столкнуться за последние несколько дней после стычки с разбойниками в лесу Дзюкай, – тихо сказала Марико. – Но да, он был очень добр во время нашего путешествия сюда.
Императрица засмеялась так, как ни разу до этого. Когда звук ее веселья заполнил зал, женщины со всех сторон по очереди захихикали, но ни одна из них не смеялась громче императрицы.
– Принц Райдэн? Добр? – императрица снова рассмеялась. – О, он, должно быть, был очарован твоей внешностью, даже несмотря на то, что ты несколько недель провела в грязи.
Ее сарказм трудно было не заметить. Погребенная под ним – вместе с неприкрытой искрой жестокости – Марико ощутила что-то гораздо более темное. Было очевидно, что императрица не любит принца Райдэна. Но просто попытка продемонстрировать ему свою неприязнь, издеваясь над его будущей женой, казалась… бесхитростной. Слишком предсказуемой.
«Возможно, она пытается узнать, счастлива ли я выйти замуж за принца Райдэна. И в свою очередь, узнать, могу ли я быть ей полезна, какими бы ни были ее цели».
Марико быстро сообразила.
Хотя всего минуту назад она отказалась от этой мысли, Марико решила, что лучше всего будет притвориться глупой, когда дело касается этого конкретного вопроса. Глупых девушек легко унижать, а женщины, как императрица, любили это почти так же, как многие мужчины, которых знала Марико. Она сглотнула и задержала дыхание, прикусив щеку изнутри почти до крови. Она позволила напряжению стать очевидным, надеясь, что они примут ее дискомфорт за смущение.
Оно казалось правдивым даже ей. Ибо было время, и не так давно, когда Марико не чувствовала ничего, кроме чистого ужаса, при мысли об унижении в комнате, полной шепчущего шелка.
И это время еще не прошло. Оно просто изменило форму. То, что когда-то было стыдом, превратилось в гнев и расчетливость.
А там, где был гнев, нет места стыду.
Марико склонила голову, ее глаза остановились на куске вылезшей из татами соломы рядом с ее левым коленом.
– Я благодарна принцу Райдэну, – говорила она полу. – Если он нашел во мне что-то приятное несмотря на мой грязный вид, то мне повезло. Он спас меня от судьбы, которую я не пожелала бы и злейшему врагу. Если он хоть мельком взглянет в мою сторону, я буду счастлива.
– Счастлива? – императрица сделала паузу. Выражение ее лица стало мрачным. – То есть ты счастлива удаче, подаренной тебе твоей жизнью?
Марико моргнула:
– Я…
– Ты не знаешь, что значит быть счастливой, – отрезала императрица. – Счастье – это не то, что можно найти здесь, при императорском дворе. Мы имеем лишь мгновения удовольствия. Собираем их и глубоко прячем в своих сердцах. И надеемся, что этого достаточно, чтобы заполнить любые дыры, оставленные нашей истиной.
Марико подняла взгляд, встречаясь глазами с императрицей. Тот же самый голос, в котором тщательно балансировали доброжелательность и презрение, изменялся все сильнее, пока она говорила. Стал высоким и почти задрожал. На мгновение Марико подумала, что императрица, возможно, вот-вот потеряет контроль над своими эмоциями и покажет всем присутствующим свою истинную сущность.
Но мгновение пронеслось мимо, и черты лица императрицы снова разгладились. Она махнула рукой, и из тени выбежал слуга, кладя еще одну шелковую подушку в центр зала, между рядами внимательных придворных дам. Марико задумалась, не прикажут ли ей сейчас туда пересесть. Чтобы женщины вокруг могли вскрыть ее многочисленные недостатки. Это было похоже на детский кошмар. Тот, в котором Марико была раздета догола и каждый ее изъян выставлен на всеобщее обозрение.
По комнате начали шептаться. Несколько молодых женщин наклонились вперед, словно были голодными пантерами, ожидающими своей очереди наброситься.
В задней части комнаты резко распахнулись раздвижные двери, и звуки переполоха разнеслись по воздуху. Зажатая между двумя императорскими гвардейцами, молодая женщина в простом белом кимоно тщетно пыталась освободиться. Ее руки были связаны за спиной, а лицо залито слезами.
Шепотки стали громче, когда стражники потащили девушку вперед. С всхлипом протеста она была вынуждена упасть на колени на шелковую подушку. Ее распущенные волосы запутались вокруг одной из перчаток гвардейца. Когда он рванул, чтобы освободиться, длинные темные пряди клубком упали вокруг шеи девушки.