Столичный доктор. Том II (СИ)

— Ты что такой бледный? — Вика остановила свой обычный забег по делам клиники, подошла ко мне вплотную. Белый аккуратненький фартучек на приталенном платье, косынка, по последней моде опускающаяся на спину. Девушка явно доработала госпитальную одежду. Но когда?
И что ей отвечать? Говорить про дуэль или нет? А может, Шувалов еще одумается и принесет извинения? Это он в пылу наговорил лишнего, а сейчас ему сослуживцы мозги вправят. Или не вправят — какой-то гражданский что-то вякнул, сам должен извиняться…
— Да что-то с утра голова болит. Надо попросить Ли сделать иглоукалывание, — я посмотрел на часы. — О, как раз он сейчас с внучкой и придет.
* * *
— Дуэль? Это замечательно!
Реакция Ли Хуана на новости о поединке меня поразила. Учитель расплылся в улыбке, похлопал меня по плечу. Вот прям радуется!
— Что же здесь замечательного? — удивился я.
— Что самое важное в дуэли?
— Не быть убитым?
— Смелть это плосто этап в цепи жизней, — отмахнулся учитель.
Хорошо ему рассуждать. Буддист, верит в сансару и круговорот рождений. Хотя… судя по моей судьбе — некому Баталову тоже пора задуматься о законах, которые регулируют движение душ в мироздании.
— Ладно… — я попытался сосредоточиться. — Сохранить жизнь графу Шувалову?
— Кто это?
— Тот, с кем я буду стреляться.
— Тогда ты нашел суть. Сохланить чужую жизнь — самое важное! Нет ничего важнее жизни.
Китаец начал рассказывать про карму, про то, как легко испортить себе посмертие.
— Это все, конечно, очень интересно, — я посмотрел на часы, извинившись, прервал лекцию. — Но что мне делать прямо сейчас? Дуэль через три дня, а я не умею хорошо стрелять из пистолета. Граф же настоящий бретер, укладывает пулю в монету на двадцати шагах. Сам имел возможность наблюдать.
— И ты укладывай!
— Как⁈
— Медитация в движении.
Последний месяц мы очень много времени посвятили боевому трансу. Страх, боль, лишние мысли — я научился избавляться от любых эмоций, которые мешали мне в постижении ушу. Но все это было в статичных позах, стойках.
— Плишло влемя учения кинхин!
Ли объяснил мне, что медитировать, входить в боевой транс, можно и в движении. Надо только сделать себе «якорь». Любое слово, звук, которые вызовут мгновенное погружение в измененное состояние сознания. Начали мы с ходьбы по кругу, когда шаг делается после каждого полного вдоха.
При этом одна рука сжата в кулак, а другая рука сжимает или прикрывает кулак. Все это я делал, погрузившись в первый медитативный слой — Дада Садананда. Он еще назывался «центральная струна». Я прямо нутром ощущал ее позитивную вибрацию, которая поднималась снизу вверх.
— Тепель пистолеты!
После того, как я освоил боевой транс в движении, Ли Хуан попросил меня купить дуэльный пистолет. Сделать это оказалось несложно — никаких препятствий или разрешений. Приходи в оружейную лавку, плати и получай лаковую коробку — пистолеты продавались парами.
Все три дня до дуэли, забросив дела скорой, я только и делал, что учился входить в транс в движении. После чего поднимал пистолет и целился в круг, нарисованный на другом конце каретного сарая углем. Каждый день китаец стирал старый круг и рисовал новый. В два раза меньше предыдущего. На третий день, он поставил просто точку. И я ее видел, как-будто она была прямо перед глазами. Я говорил сам себе свой «якорь» — слово Чок, прищелкивая языком во рту, погружался в состоянии невесомости и полного умиротворения. Поднимал пистолет. Картинка становилась полностью расфокусированной, ненужные детали пропадали. Только точка. Щелчок спускового крючка, удар курка.
Теперь я, кажется, готов!
* * *
Перед самой дуэлью я все-таки вернулся к делам скорой. Коллеги смотрят удивленно, шепчутся, наверное, о поединке каким-то образом узнали. Моровский прямо спросил, в чем дело? Чириков завел туманный разговор с намеками на каретный сарай. Пришлось всех загрузить работой, чтобы в отсутствие вызовов — народ был занят делом, а не сплетнями. Моровского я посадил разгребать почту, что пришла из Европы после публикаций статей про реанимацию и лечение спины — кто-то сделал перевод на немецкий, пошла корреспонденция от германских врачей. Вику придал поляку написать и выслать в «Дойчес Эрцтеблатт» статью о стрептоциде — пора уже познакомить с лекарством международную общественность. Сам же метнулся с манжетой и тонометром к знакомому стряпчему. Надо уже закончить с бумагами. Яков Иванович быстро оформил все документы на привилегию, обещал в кратчайшие сроки подать их в медицинский комитет для регистрации.
 
За всей этой суетой время летело незаметно, тревожные мысли отошли на второй план. Чтобы окончательно успокоиться и переключиться, я решился даже поругаться с властями. Ничто так не способствует душевному равновесию, как пособачиться с чиновниками. Нет, у кого то это, конечно, вызывает изжогу и дурное настроение. Но только не у меня. Ах, как приятно «макнуть» иного начальника в нужную статью закона. И смотреть за цветом его лица.
Своей «жертвой» я выбрал не кого-нибудь, а самого московского обер-полицмейстера Сан Саныча Власовского.
Пожарное начальство, похоже, восприняло нашу службу как бесплатное приложение к своим подчиненным. И повадились вызывать нас на каждый пожар, даже если горел какой-то сарай. Понравилось. Им, а не мне. Приятно, конечно, что нас ценят до такой степени, но когда пожаров с десяток за сутки, да еще и в разных концах города — и вовсе весело. А когда за это еще и не платят — весело вдвойне. В итоге, я запретил бригадам выезжать на «красных петухов» до того, как власти разберутся с оплатой. Но город почему-то не торопился.
Поехал разбираться к московскому обер-полицмейстеру, которому подчинялись все огнеборцы.
Ожидая в приемной, сказал сам себе «Чок», помедитировал. Ибо ждать пришлось долго — посетителей было много, некоторые особенно именитые шли «вне очереди». Наконец, ход дошел и до меня.
Сан Саныч Власовский оказался, как с картинки — пушистая борода, бакенбарды. Лысина на голове была весьма удачно компенсирована волосатостью нижней части лица. Характер у полицмейстера тоже был на удивление добродушным. Никакого начальственного рыка, хозяин кабинета встал, демократично пожал мне руку, пробормотал, как бы про себя:
— Наслышан, наслышан.
И уже громче спросил:
— Чай или кофе?
Позвонил в колокольчик, тут же нарисовался секретарь. Коей и был отправлен за чаем и баранками.
— Что нынче медицина говорит насчет чая? Полезен, вреден? А может быть кофе? У меня повар отлично его варит.
— Медицина этот факт установила совершенно точно.
Я решил пошутить и рассказал про шведского короля Густава Третьего, который был так озабочен вредностью чая и кофе, что даже решился на научный эксперимент. Длительностью двадцать с лишним лет. Густав освободил двух преступников-близнецов из тюрьмы. Назначил к каждому по доктору. И заставил одного преступника пить только чай. Другого только кофе. Смертельные дозы. Врачи должны были фиксировать все изменения в организмах бедолаг. Натуральный близнецовый эксперимент из будущего, правда, на совсем маленькой выборке. Сначала умер доктор первого близнеца, потом врач второго. Затем и самого Густава застрелили в Шведской опере. А близнецы все жили и в ус не дули.
Анекдот заставил Власовского засмеяться и окончательно расположил полицмейстера ко мне. Мой рассказ про скорую был выслушан со всем вниманием, стоимость выезда бригады на пожар была тут же, без торгов оценена в три рубля. Это при любом раскладе, хоть с пострадавшими, хоть без. Власовский даже не торговался, тут же написал записку в бюджетную комиссию Думы, которая распределяла «пожарные» деньги. Ну что же… теперь я за будущее московской скорой спокоен. Дали «пожарные» деньги, дадут и за сбитых на дорогах прохожих, за утопленников… Тут главное начать.
* * *