Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (СИ)

Короче, за каких-нибудь полчаса выяснилось, что Геннадий Гашков приехал в деревню после армии, прельстившись бесплатным жильём от колхоза. Откуда он родом — никто не помнил. Осев на новом месте, ныне покойный мужчина по-холостяцки обжился, на работе числился в передовиках, однако близкого знакомства ни с кем не свёл в силу странности характера и неумения поддержать беседу. С алкоголем дружил умеренно, по улицам пьяным не валялся.
Личная жизнь тоже оставляла желать лучшего. Перед Игнатовскими девушками он робел, разведёнок с детьми игнорировал сам. Пару раз пытался сойтись с красавицами из соседнего Рахматово, дарил цветы и ходил свататься, однако не срослось. Не полюбили девки странноватого ухажёра.
Обидевшись на всех, Гашков устроился вахтовиком на Север, где и пропадал подолгу. Слухи утверждали, что он сошёлся с кем-то из городских барышень, но без конкретики.
В разрушительные девяностые несуразный вахтовик окончательно вернулся в свой дом, где впоследствии и умер.
— А дети у него имелись? Кто за могилкой присматривает? — поинтересовался инспектор, чем ввёл старушек в глубокий ступор.
Про наследников Гашкова никто из них не слышал и даже не подозревал об их существовании.
— Может, Зойка? — неуверенно предположила вторая пенсионерка. — Та, из Рахматово? Генка по ней крепко сох...
— Она же к старшенькой перебралась. В район, — отмахнулась первая. Тут только дочь её младшенькая осталась. С муженьком. А Зойка так, наезжает проведать.
— Так, может, она? — не сдавалась товарка.
— Может и она. Но сомневаюсь я... Расстались они плохо. Его Жижины потом и на порог не пускали.
— Или Людка? К ней он тоже клинья подбивал.
— Людка ж померла! — рассержено одёрнула первая. — Это Зойка ещё могла, а Людка — нет.
«Зоя Жижина» — отметил про себя Серёга, переспрашивая:
— Расстались, значит?
— Ой, шумно! — дела давно минувших дней сохранились в памяти старушек значительно лучше, объёмнее, чем нынешние скучные будни. — Отец её Генку побить ловил!
— С чего бы?
— А... — распахнула рот пенсионерка, и осеклась. — Иди ты... совсем из головы вылетело. Я тогда в техникум готовилась, дома сидела.
Вторая ждущая открытия магазина тоже помочь не смогла, потому что на тот момент вовсе отсутствовала в родных краях по семейным обстоятельствам. Упомянутые разборки докатились до неё на уровне сплетен.
— Кто же его тогда хоронил? — изумился Сергей. — Если ни детей, ни плетей?
— Так... миром. Генка на столике денежку оставил. На смерть. С них и оформили. Ничего себе не взяли.
— Честь по чести. Памятник заказали, через год, когда землица осела, поставили. За всё сразу уплатили. Хорошая фирма делала. Не обманула, добро постаралась. Памятник крепенький, — с некоторой завистью акцентировала вторая бабулька, поджав губы. Похоже, тема похорон у них всплывала регулярно, и Гашкову, по их погребальной шкале, достался не самый плохой вариант.
Поболтав ещё немного, инспектор уточнил адрес дома покойного Геннадия и, без особо удивления, обнаружил тот в заброшенном виде, с зарослями бурьяна по грудь как во дворе, так и вдоль забора. Полный служебного рвения, он обшарил двор, комнаты, заглянул в хозяйственные постройки, однако ничего, кроме битого стекла, мусора и разломанных остатков мебели, не нашёл.
Лишь под порогом сиротливо скучала ржавая собачья цепь, пропущенная мародёрами.
***
Суетливый напарник вернулся ближе к обеду. Взъерошенный, деловитый и целеустремлённый.
— Слушаю, — Серёга привалился спиной к трубе, поддерживающей крышу остановки общественного транспорта. Иного места, где можно подождать напарника, при этом не мозоля глаза деревенским, он не придумал.
— Начну с соли, — кивнул Антон, извлекая сигареты и закуривая. — По словам нашего дорогого шефа, она словно топор. Хочешь — дом строй, хочешь — головы руби. В ведьмовском деле универсальное средство. Подходит практически к любому заклинанию, от снятия порчи до запечатывания души в предмете. Собственных свойств, как таковых, не имеет, за исключением временного накопления Силы во всех её проявлениях. Кровь курицы сработала как фиксаж при печати фотографий и усилитель одновременно. Та, тёмная штука под землёй — источник заряда.
 
— Зашибись. Получается, мы имеем проклятую соль? Но там артефакт слабенький. Много от него ждать нельзя.
— А кто сказал, что рецепт законченный?
— Не я.
— Не ты. Вдруг это не рецепт, а заготовка?
— Для чего?
— Спроси что полегче... Даже в кулинарии у каждого повара своё виденье одного и того же блюда. Вернее, принцип один, а приправы, их количество и продуктовый набор разные. Кто-то куриную грудку возьмёт, кто говяжью вырезку... Так и с колдовскими заготовками. На базовую основу можно что угодно наложить, если понимаешь, как и чего хочешь добиться в результате. При необходимости можно вообще новое вещество создать, зная принцип работы ингредиентов и их совместимость. Колдовство — это творчество, а не инструкция.
— Понятно. Имеем нечто опасное, только не ясно, для чего.
— В точку. Теперь про Афанасьева. Бывший сотрудник, скоро год как на пенсии, держит разливайку в райцентре. По жизни — мент. Не скажу, что правильный, но вменяемый. А потому разговор у нас с ним не заладился...
— О как! С чего бы?
— Из-за мутности тех событий. Он, как про Гашкова услышал, такого мне наплёл... — Швец расплылся в восхищённой улыбке. — Я в шоке. Много текста, и всё не по делу. Пришлось под Печатью допрашивать.
— И вскрылось... — подтолкнул Иванов призрака, сделавшего, по своему обыкновению, театральную паузу для большей значимости своих подвигов.
— Что с прокурором именно он договаривался. По старой памяти. Приятельствуют они с юных лет... Из важного — куриц действительно прикончили на кладбище, а тушки швырнули в кусты неподалёку. Здешняя бабка случайно нашла трупики, когда корову на выпас гнала. Завонялись. Потом припомнила, как Кривошлыкова жаловалась на пропажу хохлаток. Дальше завертелось... Собрались социально активные личности, случайно зашли на могилу Гашкова. Поудивлялись как им нравилось, и решили, что имеют дело с колдовством или порчей. Вызвали с перепугу наряд.
— Завонялись, — уцепился Сергей за ранее неизвестный факт. — Сколько пролежали?
— Интересовался, — солидно ответил Швец. — Афанасьев не знает. Предполагает, что от двух суток до четырёх дней. Он тогда тоже выезжал, как старший по отделу.
— Почему?
— Погоды стояли непонятные. Днём жарко, вечером прохладно. По внешнему виду решил. Утверждал, что не особо разложились. Протухли, скорее... Но это, сам понимаешь, очень образный срок.
— А про соль он упоминал?
— Да. Заметил, но промолчал от греха. Начальник районной полиции тогда шуметь начал, требовал замять, опасаясь, что это сатанисты поразвлекались. Опер и не стал настаивать. Опросил свидетелей, кур выкинул в овраг по дороге.
— Разумно. Ещё что-то?
— По могиле — нет. Но некоторая странность возникла в Рахматово. Там, в этот же день, старуха преставилась. Нехорошо так. По словам родни, за сутки сгорела. Даже за ночь. В гости приехала, недельку погостила, а потом — брык! И ничто не предвещало беды. Легла спать нормальной, а утром ещё тёпленькой обнаружили. Патологоанатом думал, что отравление экзотическим ядом.
— В наших широтах? Экзотика?
— Поэтому и сообщили в полицию. Волосы у покойной клоками выпадали, капилляры по всему телу полопались, язык распух и прочее... однако анализы ничего не показали. Вообще ничего. Официальная причина смерти — удушье от аллергической реакции на «скушала что-то не то». Заключение я не читал, сообщаю со слов Афанасьева.
— Проклятие? — утвердительно озвучил витавший в воздухе вывод инспектор. — Или порча?
— Допустимо. Кураре или «Новичок» в деревнях не продают.
— А фамилию, случайно, этот капитан...
— Майора под пенсию дали, — поправил Антон. — Обалдеешь, но запомнил: Морохина Людмила... с отчеством, правда, проблемы. То ли Васильевна, то ли Владимировна.