Острые углы (СИ)

— Я не хочу, чтобы последние дни со мной обращались как со смертником. Не суетись, поздно уже, — поднявшись, обнял Лёшку за плечи, прижав к себе как ребенка: — Молчи, ладно? Ради меня.
— Так не может быть, Палыч… — глухо проговорил Полевой.
— Может, Лёш, может. Случилось.
— Я не смогу молчать, — повторил Лёшка, обессиленно опускаясь на стул.
— Сможешь. Ну, расскажем мы. Представь, что начнется. Слезы, истерики. Вот так же, как у тебя сейчас. Беготня всякая. Начнут меня по больницам таскать. Снова всё по десятому кругу, снова всё выслушивать, что я уже слышал. Не хочу. Какой смысл. Хочу дожить свои дни в покое и счастье. Больше мне уже ничего не нужно.
Полевой молчал, с трудом осознавая услышанное.
Назаров потянулся к бутылке коньяка, чтобы плеснуть себе еще. Заметив взгляд племянника, он усмехнулся:
— Да не смотри ты на меня так, мне уже всё можно. И ты прав, наверное, что хочешь жить по-своему. Я вот одной ногой в могиле и прекрасно понимаю, что с собой туда ничего не заберу. И ничего мне уже не нужно, только чтоб жена и дети были рядом. Главное, чтоб Юлий на ноги поднялся… пока я не сдохну. Хочу увидеть его здоровым.
— Поднимется.
— Ты только его не бросай, он один не справится. Обещай.
Алексей поднял на него взгляд.
— Обещай, что не бросишь брата, — повторил Назаров.
— Не брошу, — пообещал Полевой.
Когда дядя ушел, Лёшка долго сидел, глядя в одну точку и перетасовывая события последних двух дней. Он только отошел от происшествия с братом, только расслабился, что опасность миновала. Они вместе росли. Вместе дружили, пили, блудили. Всегда были рядом. Полевой не представлял, как пережил бы смерть брата. И тут снова будто пришибло… Новая реальность навалилась всей своей мрачной силой.
Зачем Палыч всё это ему сказал? Как он будет смотреть родственникам в глаза и молчать? Говорить с Юликом, зная, что его отец умирает. Слушать тетушкины планы на жизнь, понимая, что дядя не доживет до этого дня. Это бесчеловечно и несправедливо. Что это за такой акт доверия? Он не хотел этой ответственности. Несмотря на возможный конфликт и все противоречия, Палыч ему как отец. Он поднял его на ноги, воспитал. Для Лёхи это тоже огромная потеря. Но почему-то именно ему выпала честь начать переживать горе прямо сейчас. Наблюдать, как Палыч умирает и ничего не делать.
На Лёшку снова накатила злость, он схватил телефон, чтобы набрать теткин номер, но так и не нажал кнопку вызова.
***
— Ты правда разговаривала с отцом? — поинтересовался Матвей.
Он привез Леру домой. Они вместе поужинали и теперь пили кофе в гостиной. Вернее, Матвей пил кофе, а Валерия ограничилась чаем, боясь перебить накатившую дремоту.
— Да.
— И он был достаточно убедителен?
— Дело не в том, что он был убедителен. Я смотрела ему в глаза: он говорил правду. Я ему верю, — убежденно произнесла сестра.
Есть такие вещи, которые она просто чувствовала и не могла объяснить. Так было и в этот раз.
— Я очень надеюсь, что ты не ошибаешься.
— Я тоже, — тихо сказала она. — Ты же слышал, в нападении на Юлика нет никакой логики.
— Если целью был Юлик, — напомнил Матвей.
Лера посмотрела на брата и похолодела:
— Хочешь сказать, что убить хотели Полевого?
— Это более вероятно. Тем более сейчас…
— Нет, — она упрямо отмела эту вероятность. — Если бы папа что-то узнал или хотя бы заподозрил, он бы не разговаривал со мной так спокойно. Будто ты его не знаешь…
— Да, вряд ли папа бы тихушничал, — согласился брат.
— Я б уже сидела где-нибудь под замком. Без телефона и с охраной. И хорошо, если не в психушке, — невесело засмеялась Лера и сказала раздраженно: — У меня голова кипит. Будто у Назаровых больше врагов нет. Сразу на Соломатина всех собак навешали. Может это кто-то пьяный на Юлика наехал…
Матвей задумался.
— Мне тоже, честно говоря, такие разговоры не нравятся.
После того, как брат отправился домой, Лера переместилась в спальню и сразу уснула крепким сном без сновидений. Проснулась, когда за окном уже совсем стемнело. Лил дождь, и, кроме стука капель по стеклу, тишину больше не нарушало ни звука, но каким-то своим внутренним чутьем Лера почувствовала, что находится в квартире не одна.
 
Встав с постели, она вышла из спальни и обнаружила на кухне Полевого.
Лёшка сидел за столом, подперев голову рукой, и, судя по почти пустой бутылке текилы, сидел он у нее давно.
— Добрый вечер, — сонно сказала она, в сущности, не удивившись.
В их отношениях любые неожиданности уже стали привычными, а внезапное изменение ситуации — закономерностью.
— Даже спрашивать не буду, как ты сюда попал.
— У меня личный медвежатник есть. Матюша зовут.
— Я так и подумала.
Лера включила чайник и полезла в холодильник, чтобы организовать что-нибудь перекусить. Но, видимо, от уныния Полевой страдал больше, чем от голода. Кроме текилы, на столе стояли фисташки, которые он нашел у нее в шкафу, и банка вяленых помидоров — закрытая.
Лежащий на столе телефон Полевого завибрировал.
— Подружка твоя звонит, — сказал Лёха. — Может, ответишь?
— Она же тебе звонит, вот и ответь.
Без особого желания он принял вызов и включил громкую связь.
— Лёш, ты с Лерой разговаривал? — поникшим голосом спросила Алина.
Полевой вздохнул.
— Нет еще.
— Я столько гадостей ей наговорила. Я не хотела… Я так испугалась за Юлика… — разрыдалась она. — Что теперь делать?
— Как будто ты не знаешь, что делать. Приуныла — прибухни. Лёха вон уже начал, — сказала Лера, намазывая тосты сливочным сыром.
— Лерочка, — Алька оборвала плач, — ты там?
— Нет, я тут.
— А можно я к вам тоже приеду? — с каким-то отчаянием спросила она.
— Приезжай. Лёха у меня.
— Всё. Еду!
— Давай.
Лера выложила на сыр вяленые помидоры и придвинула к Лёшке тарелку с бутербродами.
— Лерка, давай поженимся, — сказал вдруг Полевой.
— У-у, — протянула Лера, еще раз глянув на полупустую бутылку. — Ага, давай. Завтра?
— Че ты ржешь опять? Я серьезно, — почти обиженно сказал он.
— Естественно. Ты пол-литра в одного засадил, пока я спала, и теперь серьезен, как никогда. Закусывай давай, а то сейчас детей планировать начнешь.
— А чего их планировать, они у нас точно будут. Девочка… — глотнул из стакана, — и девочка…
— Может, мальчика для разнообразия? У тебя и так одни бабы.
— Да какие бабы, Лера! Нет уже давно никаких баб.
Лерка рассмеялась и откусила тост.
— Как назовем?
— Хорош ржать, говорю. Это надо подумать.
— Да-а-а, — снова иронично протянула она. — Нам же с тобой больше думать не о чем. Только вот и осталось, что имена будущим детям придумывать.
— Одно другому не мешает.
— Тихо, — оборвала его, перестав смеяться. — Отец звонит.
Полевой замолчал, выплескивая в свой стакан остатки текилы.
Лера не стала уходить в другую комнату, ответила при нем.
— Я думал, ты мне позвонишь, — сказал отец. — Ты была в больнице? Как он?
— Нормально, пап, — ответила она и включила телефон на громкую, чтобы Полевой слышал их разговор. — Всё не так плохо.
— Хорошо, — как будто довольно сказал он.
— Меня радует твое беспокойство.
— Лера, — внушительно сказал отец, — у меня тоже дети. У меня вы. И я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Я думал о нашем разговоре… У меня своих грехов достаточно, но за чужие я отвечать не собираюсь. И мне не нравится, когда меня обвиняют в том, чего я не совершал, — говорил отец жестко и убедительно.
Лера выразительно посмотрела на Полевого.
— Я постараюсь что-нибудь выяснить. Сам… — пообещал Соломатин.
— Ладно. Тогда держи меня в курсе. Целую, папа. Спокойной ночи.
Полевой молчал, никак не комментируя услышанное.
— Не веришь, да?
— Неважно, во что верю лично я. Важно, какие у меня на руках факты. Мы нашли эту тачку. Она в угоне. Ее сожгли, внутри труп. Пока всё. Доказательств непричастности твоего отца у меня пока нет.