Острые углы (СИ)
Всё это время Алька не оставляла Леру без дружеской поддержки. Постоянно звонила, регулярно приезжала на чай, обсуждала всё и вся. Кроме, конечно же, Лёхи. Так они договорились. В общем, добровольно выступила в роли личного психотерапевта, контролируя Леркино настроение и состояние.
Сначала Леру раздражало ее постоянное внимание, а потом она смирилась.
Ведь это и есть настоящая дружба: быть рядом в любой ситуации, помогать и поддерживать. Она бы сделала для Али то же самое. Пусть Лерка и не плакала ей в жилетку, но главное, что такая жилетка — на случай, если она всё же решит поддаться чувствам — у нее была.
В лифте звякнуло, двери разъехались, и Лера вышла из лифта, направившись к палате Назарова.
С тех пор, как они с Лёшкой расстались, она ни разу его не навещала, только по телефону разговаривала. Боялась, что столкнется с Полевым в больнице.
Чему Аля возмутилась, дескать, отношения с Лёхой не должны влиять на ее дружбу с Юликом.
Лера признала этот упрек справедливым и решила исправиться.
— Юлька, привет! Ничего себе, да ты уже бегаешь, — обрадовалась, увидев Юлия на ногах.
— Привет. Ага, бл*ть, ношусь по палате… со скоростью улитки.
Опираясь на костыли, Назаров неуверенно доковылял от окна до кровати. Он был еще слаб и быстро уставал.
— Сказали надо ходить, а я не хожу, а ползаю. Если честно, я уже тут задолбался и хочу домой.
— Ты молодец, всё правильно делаешь, — Лера искренне его похвалила и помогла улечься. — Тут главное не перестараться. Бездельничать не надо, но и не переутомляться ни в коем случае нельзя, иначе всё усилия насмарку.
— Да я так… потихоньку… — устало вздохнул Юлик. — А у тебя как дела? Давненько не виделись.
— Юлик, я знаю: я большая свинья. Прости, что так долго не приходила. Я тебе гостинцев принесла.
— Обещанные апельсинки? — посмеялся Назаров.
— Лучше.
— Бухлишко, что ли?
— Конечно. Кто тебе еще, кроме меня, запрещёнку в больничку притащит.
Лера вытащила из сумки бумажный пакет и термос с чаем.
Юлик заглянул в пакет и расхохотался, обнаружив конфеты с водкой:
— Вот ты тролль!
— Смотри на набухивайся сильно, — посмеялась Лера. — Где твоя кружка?
— Вон, на столе, — кивнул Юлик, с удовольствием поедая уже вторую конфету.
Как только Лера свернула крышку с термоса, по палате разнесся аромат лаванды. Она налила чай и подала Юлику кружку.
— Лавандой пахнет.
— Она там тоже есть. Весьма бодрящая хрень. Тебе полезно. Мертвого на ноги поставит.
— А, это то самое волшебное зелье, которым Лёху тогда отпаивали, — засмеялся Юлик.
— То самое, — вздохнула Лера и плеснула в чашку от термоса немного чая для себя. — Давай, твое здоровье, — чокнулась с его кружкой и присела в кресло рядом с кроватью.
— И чего вы? — непринужденно спросил Юлий.
— Давай не будем об этом, — попросила она, подумав, что пора валить, пока кто-нибудь нежелательный не нагрянул в гости к Назарову.
Но уйти Лера не успела. Едва подумала об этом, дверь распахнулась, и в палату вошел Полевой. Видеть его было больно, смотреть ему в глаза — неловко. Сердце скакнуло к горлу.
Лера молчала, не зная, чем заполнить возникшую паузу.
— А мы как раз о тебе говорили, — нашелся Юлик.
— Правда? — как будто удивился Лёшка. — И чего говорили?
— Не о тебе, — уточнила Лера. — О чае, которым тебя Сима отпаивала.
Полевой взял ее чашку и отпил. Там, где их руки соприкоснулись, Лера почувствовала непроходящее тепло.
— Классная штука.
— Наслаждайся, — сказала она и поднялась.
— А куда это ты так быстро?
Лера окинула его недоуменным взглядом.
— Ты ж хотела, чтоб мы остались друзьями, — невозмутимо пояснил он. — А друзья вообще-то разговаривают, делятся новостями, узнают, как друг у друга дела.
— Да нормально у тебя дела, как я посмотрю. Настроение вон какое хорошее…
Честно говоря, ее откровенно подбесило, что Полевой так хорошо выглядел. Он был небрит, но явно не потому, что мучился любовной депрессией. На нем был серый, без единой складочки пиджак, голубая футболка, которая так подчеркивала его небесной голубизны глаза, и от него, как обычно, вкусно и дорого пахло. Она не знала, куда себя девать, мучаясь от тоски и одиночества, а он будто и не страдал от их расставания.
Видимо, действительно не страдал, раз ни разу не позвонил. Даже не написал и не попытался поговорить.
— Да не очень всё у меня, — посерьезнел он, словно сбрасывая с себя маску, — но вот увидел тебя, и мне сразу повеселело.
— Друзья еще и прибухивают вместе, — напомнил Юлик.
— Кстати, да, — воодушевился Полевой, снова вживаясь в амплуа весельчака. — А давай…
— А давай нет! — оборвала Лера.
— Почему это? Например, у Снежка сегодня день рождения.
— Хочешь, чтобы я отметила с тобой день рождения кота? — рассмеялась Лера. — Причем не твоего, а соседского.
— Чем не повод? — невозмутимо продолжил Лёха.
— Полевой, что ты делаешь? — нахмурилась Лера.
— Что не так опять? Не хочу быть друзьями — плохо. Хочу подружиться — еще хуже. Ты с блевотышами своими кофе распиваешь. И не только кофе. А со мной, что ли, слабо?
— А ты меня на слабо пытаешься взять? Напрасно. И не звезди мне про Снежка. Он на этой неделе был у меня на прививке. День рождения у него через полгода. Рафаиловна говорила.
Захватив сумку, Лера вышла из палаты.
— Не прокатило, да? — сочувственно сказал Юлик.
— Прокатит еще.
— А может, ну ее, раз не хочет…
— Рот закрой, — обрубил Лёшка.
— Чего так грубо…
— А ты не лезь не в свое дело, чтоб на грубость не нарываться.
Выполнив дружеский долг, Валерия поехала домой.
Встреча с Лёшкой разбередила душу. Усилием воли Лера глушила воспоминания, но стоило остаться наедине с собой, как тоска охватывала вновь. Она пыталась очистить разум от всяких мыслей о нем, заполняла остаток вечера несущественными делами, но ничего не получалось.
«Я на Садовой. Приедешь?» — написал он, окончательно выводя ее из равновесия.
«Иди к хренам», — ответила она, злясь на себя, что от одной недолгой встречи потеряла точку опоры.
Еще несколько минут Лера помучилась сомнениями, а потом вызвала такси.
Лера хорошо помнила, с какими чувствами входила в этот тихий, брутальный бар в прошлый раз. Как искала его в толпе и что сказала, когда подошла.
Между этими двумя эпизодами целая жизнь. Сейчас всё по-другому. Полевой уже не лысый, но всё так же сидел за стойкой один и тихо беседовал с барменом, потягивая виски.
Она уселась на стул рядом с ним, они снова схлестнулись взглядами, и Лерка, как и прошлый раз, утонула в его глазах. Только теперь беспомощность ее не секундная, а перманентная, потому что сейчас она безбожно в него влюблена.
Лёшка не то чтобы изменил ее жизнь, но сделал другой. Вернул то, что она, казалось, давно потеряла, — способность чувствовать и верить во что-то вечное, ценное.
Лера попросила для себя то же, что у него. И они долго сидели молча, потягивая виски со льдом. Не веселились, не острили, не доказывали что-то друг другу, не уязвляли. И не притворялись, что им не больно.
Им было больно. Тошно. И невыносимо хорошо — потому что рядом.
— Я придумал, — вдруг сказал Лёха, нарушая их молчание.
— Что?
— Имя для дочери.
— Делись.
— Эмилия.
— Эмилия. Эми, — повторила Лера. — Имя красивое. Осталось только приличную мать найти. Для твоей дочери.
— Да есть у меня мать. Приличная вроде, только тупит конкретно. Но я не теряю надежды.
Лера посмеялась:
— Полевой, если ты так деликатно на меня намекаешь, то мы с тобой уже не в тех отношениях, мы ж расстались. Это напиться можно по старой дружбе, а детей по дружбе не рожают.
— Ты сама-то в это веришь? Что всё закончилось.
— Мы же договорились…
— Это ты договорилась. Я с тобой ни о чем не договаривался. Как ты там сказала… Наша жизнь — остальные пять дней… У тебя было больше. Понравилось? Это твоя жизнь? Этого ты хочешь?