На исходе лета

Некоторые говорят, что великие тоннели Аффингтона были разрушены грайками. Но я, который там был и которого учил сам Босвелл, заявляю следующее: Аффингтон умер задолго до того. И Данктон тоже. То же самое, мне кажется, произошло и с Верном.
Триффан помолчал немного, и кроты то смотрели на него, то переглядывались друг с другом, о чем-то перешептываясь. Он слегка выступил вперед, возможно, чтобы снова привлечь их внимание к тексту, который написал.
— Но конечно, община хороша лишь настолько, насколько хороши те кроты, из которых она состоит. А кротам свойственно ошибаться. Да, свойственно.
Меня воспитали в этой системе Ребекка и мой отец Брекен. Они были уже в преклонном возрасте, и теперь я думаю, что выиграл от этого, хотя до прошлого лета это не приходило мне в голову. Действительно, я не думал о подобных вещах до тех пор, пока Фиверфью не появилась среди нас при свете Звезды Крота Камня и не родила Бичена, который был послан нам Босвеллом.
Итак, мать у Бичена, так же как и моя мать, не так уж молода. Я же взял на себя отцовские обязанности. Этим летом вы разделили со мной эти обязанности, и каждый по-своему дал Бичену очень много.
Он же поделился со мной тем, что вы ему дали, и таким образом помог мне понять это многое, что и позволило написать Свод законов. Рукопись, которую вы видите, и есть Свод законов, и каждый из вас помог мне его создать, каждый из вас.
Триффан произнес последние слова очень медленно, то обводя взглядом кротов, то возвращаясь к тексту.
— Я сказал, что община хороша лишь настолько, насколько хороши ее члены, и это утверждение справедливо и для нашей общины. Почти все мы старики, и нам недолго осталось жить. Многих из тех, кто присутствовал при рождении Бичена, больше нет с нами. Многие из присутствующих здесь не доживут до Самой Долгой Ночи. Я думаю, грядет время перемен, и наша община снова в опасности, как уже не раз случалось в прошлом. Она вскоре может умереть. О да, может. Кто из присутствующих здесь не чувствовал, что наступает тьма? Кто не задрожал, услышав, что случилось с Маррамом и Соррелом у подземного перехода?
Итак, о нашем Своде законов. Ну что же, тут нет ничего нового — ведь Аффингтон тоже жил по Своду законов, позволявших кротам-летописцам проводить свою жизнь в учении и поклонении Камню. Однако их Свод был большим и сложным. Мне кажется, что и у Верна есть Свод законов, правда тайный, негласный. И находится он в лапах Господина или Госпожи Слова, а также группы элдренов, которых они называют Хранителями.
У кротов Данбара, живших в Вене, также был Свод законов, сочиненный самим великим Данбаром, и я его знаю по Вену. Когда мы вернулись сюда, Спиндл записал его по памяти. Я часто заглядывал в рукопись Спиндла, создавая наш Свод законов, и меня поразило то обстоятельство, что многое из того, чем вы делились этим летом с Биченом, было также известно Данбару.
Но наш Свод законов отличается от его Свода одним важным моментом. Его Свод написан для Камня, ритуалы которого помогали создать его форму. Можно подумать, кроты Данбара избрали своим вождем не крота, а Камень. Там община умерла. Кроты забыли, что нужно думать самим. Наш Свод законов предполагает волю Камня, чтобы каждый из нас был перед ним самим собой, а не притворялся тем, чем следует быть.
И наш Свод законов не требует от кротов быть более смиренными и благоговейными перед Камнем, чем друг перед другом. Камень — это они сами как часть общины, стремящейся стать как можно лучше.
Что касается таких Сводов законов, как у Аффингтона и Верна, то наш сильно отличается от них, поскольку у него другая цель. Он должен помочь кротам объединиться в общину и выполнить обязательства перед ней. Это не набор правил, за нарушение которых следует карать.
Отсюда можно заключить, что наш Свод законов несет добро. Он такой же, какой была моя мать Ребекка, — добрый. Она предпочитала подводить крота к тому, что он смог бы сделать, а не выговаривать ему за то, чего не сделал. Подобные ей кроты верят, что те, кто воспитан соответствующим образом, смиренно учатся любить самих себя, и, таким образом, их жизнь полна удивления по поводу того, каковы они. Такие кроты — у самой сердцевины истинной общины.
 
Вот и наш Свод законов занимается той реальностью, которая здесь, сейчас, а не совершенным миром, который должен когда-нибудь прийти. Вот почему ложь и обман не помогают кроту, а мешают ему и той общине, где он живет. Они маскируют реальность, знать которую нужно всем.
Но чтобы знать реальность и ясно видеть ее, необходима дисциплина, а это тяжело. Вы снова и снова, каждый по-своему, говорили Бичену, что жизнь крота тяжела. Наш Свод законов помогает кроту, показывая, что, как бы тяжела ни была правда, ложь и неясность в конечном счете тяжелее. Они-то и создают тот хаос, которым окружает себя крот и от которого трудно избавиться.
Однако как же нам избавиться от хаоса? Как научиться отдавать все, что имеем, общине, в которой живем? Слово учит, что крот должен искупить то, что сделал неправильно, и только тогда его могут признать достойным. Короче говоря, Слово наказывает крота за то, что он крот, и говорит, что только через наказание и страдание он может спастись.
Наш Свод законов не указывает кроту этот путь, и я не верю, что Камень этого хотел бы. Мы говорим, что ни один крот не совершенен, так что все кроты должны в той или иной степени нести с собой свой хаос. Такова их реальность. Но помочь им покончить с хаосом нельзя через наказание — оно лишь подтверждает, что крот не прав. Нет, нужно учить кротов, что в любой момент они снова могут повернуться к восходящему солнцу, которое является светом Камня, и увидеть, что, потянувшись к нему, они могут моментально отбросить свой хаос.
Этот поворот к реальности — он может отнять целые годы, а иногда требуется всего одна минута — кроты-летописцы в прежние времена называли благодатью. Но мы почти утратили это слово, его значение связано с удивлением и верой, которые также потеряны. Благодать — это состояние, которое не будет с нами вечно. Оно может уйти так же, как приходит, и крот не обретет его снова, если не повернет свой нос к восходящему солнцу еще раз.
Однако мне известно, что многих из вас осенила подобная благодать здесь, в Данктоне, причем без всяких усилий, без Искупления и наказания. Вы завернули за угол и увидели солнце и правду широко открытыми глазами, оставив свой хаос далеко позади. Как же могло случиться, что больные и изгнанные кроты нашли благодать и, покончив с хаосом, обрели общину? Более того, как смогли мы — такие несовершенные, — как мы смогли дать так много Бичену?
Ответ также лежит в Своде законов, который вы помогли мне написать. Многие из нас пришли сюда полные злобы и ненависти. Мы не любили наших соседей, не доверяли друзьям. Мы делали больно другим, поскольку нам самим сделали больно. Вот так начиналась эта община изгоев, и при ее болезненном рождении многие умерли. Однако когда мы остались наедине с Безмолвием Камня и мудрой сменой времен года, которые ежедневно показывают нам, кто мы такие, кем были и чем станем, то потихоньку прекратили бороться за то, чего нам не дано иметь. Некоторые перестали жаловаться, другие нашли покой в скромной норе, третьи обнаружили, что чем больше слушаешь, тем меньше приходится говорить. А многие научились поднимать носы от своих мелких забот и видеть, как восходит солнце каждый день, и познали радость от уверенности, что правда того стоит.
Итак, постепенно мы учились друг у друга, и в нас самих произошло нечто. Мы перестали так упорно сражаться за то, в чем на самом деле не нуждались, и обнаружили, как богата червями почва, которую дал нам Камень. А затем мы постарели, стали медлительнее и… увидели солнце.
В Своде законов, который вы помогли мне создать, об этом много говорится. Путь истины в конечном счете не такой уж тяжелый, а только кажется таким, когда кроты запутываются в собственном хаосе. Однако как же медленно мы учимся не бояться и не стыдиться того, чем являемся, и не грустить по этому поводу! Мы такие же, как восходящее солнце, и поскольку Камень нас знает и видит, каковы мы на самом деле, то можем принять себя без всякой лжи. В этом есть великий покой, и это великий дар нам от Камня. А когда мы полностью примем это, мы откроем Безмолвие.