Искусство французского убийства
Он произносил название города как «Де-труа», как сказал бы любой истинный француз вместо англизированного «Дии-тройт», на котором говорили коренные жители Мичигана.
– Да… ну, я из маленького городка неподалёку. Бельвиль.
– Значит, мадемуазель Лоньон, вероятно, отметила для себя город вашего происхождения, – продолжал инспектор. – Или кто-то, кто рассматривал возможность брать у вас уроки.
– Да, – согласилась я.
– Было бы очень полезно составить список имен тех, кто проявил интерес к вашим услугам, мадемуазель, – решительно заявил Мервель.
– Тереза могла забрать этот листок прошлой ночью в квартире Чайлдов, – проговорила я в последней отчаянной попытке отговорить его от получения имен моих клиентов.
– Вы предполагаете, что эта бумага с написанными вами данными вчера вечером все еще находилась у месье Чайлда? Вы сказали, что он отнес все бумаги в свой офис для распространения, – напомнил Мервель.
Меня стало раздражать, что столько времени и внимания уделяется бумаге с моим именем и адресом; это казалось таким неуместным, когда убили женщину. По крайней мере, я точно знала, что не имела к этому убийству никакого отношения, как и Джулия, Пол и Дор.
Таким образом, главными подозреваемыми оставались те, кто вчера вечером находился в квартире Чайлдов. Мое сердце дрогнуло. Неужели я развлекалась в одной компании с убийцей? Или какой-то прохожий или другой житель дома подкараулил Терезу, пока она ждала такси, и заманил ее в подвал?
– Не могу сказать наверняка, инспектор. Но, возможно, эта бумага все еще находилась в квартире супругов Чайлд, потому что вчера вечером я написала еще несколько записок со своими данными, чтобы у Пола Чайлда был их запас для раздачи в посольстве. Полагаю, мне следует заказать визитные карточки. – Я пожала плечами.
Мервель мрачно посмотрел на меня, но кивнул:
– Понимаю. Но не могли бы вы назвать имена тех, кто получил ваши данные до прошлой ночи, мадемуазель Найт. В интересах тщательного расследования, как вы понимаете.
Ощущая на себе тяжесть всеобщего внимания, я неохотно встала, взяла бумагу и карандаш, нацарапала имена и передала список Мервелю:
– Вот. Я считаю, это все, с кем я говорила о своих уроках или кому преподавала. Я указала, кто является клиентом, а кто нет – по крайней мере на данный момент. Гм… Был один человек, который со мной связался, некая мадам Коулман. Хотя я с ней не говорила. Я ответила на ее звонок и оставила сообщение горничной, но мне так никто и не перезвонил. Поэтому в список я ее не внесла.
– Возможно, чтобы соблюсти точность и аккуратность, вам следует внести в список и эту мадам Коулман, – заметил Мервель. Я со вздохом забрала листок, дописала внизу имя Коулман и передала ему. – Спасибо, мадемуазель. Я буду максимально осторожен в общении с ними.
Он встал, собираясь уходить.
– Это все, что вы хотели у меня спросить? – осведомилась я.
– Я должен спросить вас о чем-то еще, мадемуазель?
Я чувствовала, как вспыхнули мои щеки.
– Нет-нет, конечно нет.
– Но если вспомните что-то важное, свяжитесь со мной, – сказал он, и его слова прозвучали скорее как приказ, нежели как просьба. Он положил на стол белоснежную визитку.
– Да, хорошо, – ответила я. Я понимала, что бесполезно даже надеяться, что он поступит так же.
Я проводила Мервеля вниз, в холл, и взяла его шляпу и перчатки. Когда я открыла дверь навстречу пронизывающему холоду, у меня на мгновение возникло сочувствие к детективу, которого от безжалостной погоды защищали только фетровая шляпа, перчатки и шерстяное пальто. Я представила себе, как он проведет остаток дня, слоняясь по пронизывающему холоду, входя и выходя из зданий, поднимаясь и спускаясь по улицам, пытаясь восстановить важные моменты жизни Терезы Лоньон.
Но он, выйдя из дома, казалось, ничуть не сожалел и даже не страдал от стужи.
– Au revoir, mademoiselle [26], – попрощался он и отважно зашагал по дорожке.
Я закрыла за ним дверь, радуясь, что он ушел, но тут зазвонил телефон. Этот звук – пронзительный, дребезжащий звук настолько отличался от звонка нашего телефона дома, в Мичигане, что до сих пор заставил меня врасплох, даже после шести месяцев жизни здесь. Не то чтобы нам часто звонили; возможно, именно поэтому я к нему так и не привыкла.
– Резиденция Сен-Леже, – представилась я.
– О, слава богу, ты здесь! – В трубке прогремел голос Джулии.
– Все в порядке? – Я внезапно испугалась, что Мервель вышел из нашего дома, перешел через улицу и арестовал – или просто допрашивал – Джулию, Пола или Дор.
– Да, да… ну, настолько хорошо, насколько возможно, учитывая, что в нашем подвале лежит мертвая женщина, заколотая моим несчастным поварским ножом, – ответила Джулия и болезненно усмехнулась. – Ну и дела! Бедная, бедная девочка. Мне до сих пор в это не верится! – Ее голос стал тише.
– Это ужасно, – дрожа, произнесла я.
– Но, Табита, я звоню потому, что ты забыла здесь мадам курочку вместе с прекрасной репой и всем остальным, что было в твоей сумке, – продолжала Джулия, едва переводя дыхание. Ее звонкий голос всегда был наполнен энергией и радостью, и она говорила взахлеб, словно слегка запыхавшись, особенно когда болтала по-английски, как сейчас, и ей было легче подбирать слова.
– О, господи! Ну, конечно, я забыла! Я сейчас зайду.
Неудивительно, что из-за всего происходящего я забыла свою сумку, а еще меня взбесили подозрения Мервеля в отношении Джулии.
– Надеюсь, что зайдешь, – проговорила Джулия. – Иначе твои бедные дедушки останутся без ужина, а я выпью великолепное «Бордо-Медок», которое ты выбрала!
Мне пришлось поспешить наверх в гостиную сообщить, куда я направляюсь.
– Жареная курочка? – Глаза дедушки расширились от восторга. – А пюре из репы? Мадам Чайлд приготовит это для нас?
– Э…нет, приготовлю я сама, но под ее руководством, – поспешно добавила я, и выражение надежды на его лице угасло. – Я обещаю, что получится лучше, чем в прошлый раз.
– Конечно, так и будет, ma petite, – сказал дядя Раф с некоторой настороженностью.
– Принести вам кофе перед уходом? Немного хлеба и сыра? Вы же знаете, как это бывает с Джулией: мы начнем разговаривать, вернее, она начнет, и пройдет битый час, прежде чем я от нее уйду.
– Ну, если ты пробудешь там так долго, то почему бы вам не пожарить курицу у мадам Чайлд? – жизнерадостно предложил дедушка. – Э-э… сэкономите время, так сказать.
– Морис, – оборвал его дядя Раф, улыбаясь. – Оставь бедную девушку в покое. Если курица не получится, у нас будут тосты с холодной ветчиной и вареными яйцами.
– Да, да, конечно, – согласился дедушка, наказанный должным образом. Мое сердце сжалось, и я была полна решимости добиться успеха с этой madame poulet [27], даже если мне придется уговорить Джулию поджарить ее для меня. – Тогда беги, ma petite Табита, и передай нашу любовь – и благодарность – мадам Чайлд. И внимательно слушай все, что она рассказывает о цыпленке! А еще лучше записывай!
Я рассмеялась и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
– Я обещаю, что курочка получится восхитительная, дедушка.
Я подхватила с дивана пальто и подошла, чтобы поцеловать в щеку дядю Рафа. Потом похлопала Оскара Уайльда между ушками, и он быстро лизнул меня в знак признательности крошечным язычком, но мадам Икс нисколько не заинтересовалась моим скорым уходом. Она сидела на подоконнике и разглядывала меня со свойственным ей кошачьим высокомерием, подергивая кончиком хвоста.
Хотя мне предстояло лишь перейти Университетскую улицу, я накинула на шею толстый шарф и натянула самую теплую шапку, какую смогла найти, – одну из шапок дяди Рафа, меховую и квадратной формы. Наверное, закутанная в тяжелое пальто, шапку и шарф, я выглядела как русская кукла.