Искусство французского убийства
Вероятно, из-за одного из них она и погибла.
Глава девятая
На следующее утро, в пятницу, я встала с легким трепетом. Мне предстояла наша еженедельная встреча с Бетти Хейс, и впервые после моего первого разговора с ее родителями я нервничала и чувствовала себя неуверенно.
Я знала, что у ее отца, по всей вероятности, интрижка, но должна вести себя так, будто ничего не произошло, или, по крайней мере, вести себя как обычно. А это была та еще задачка.
Джулия была права – вообще-то я неплохо разбиралась в людях. Но и меня было легко считать. Я была задумчивой и гораздо более сдержанной, чем моя яркая и энергичная подруга, и не всегда умела скрыть свои эмоции.
Я успокаивала себя тем, что вряд ли пересекусь с мистером Хейсом. Скорее всего, он на работе в посольстве, и мне будет не так неловко.
Было уже около семи, когда я спустилась в гостиную и обнаружила, что там нет ни людей, ни домашних животных, за исключением сидящей на подоконнике мадам Икс. Она высокомерно посмотрела на меня, подняла заднюю ногу и принялась мыться, пока я пыталась угадать, какое смутное кошачье ожидание мне не удалось исполнить – возможно, я не поднесла ей блюдце со сливками.
Тот факт, что я спустилась с верхнего этажа, а не пришла из кухни, мадам в качестве оправдания не принимала.
Дедушка и дядя Раф еще не встали, и как бы я их ни любила, мне нравилось, когда утром в доме было тихо. Поскольку обычно они вставали не раньше девяти, у меня вошло в привычку спускаться на кухню и варить себе кофе. Затем я с чашкой кофе и круассаном перебиралась в маленькую оранжерею и таким образом начинала свой день.
Так я поступила и сегодня утром, принеся туда свой завтрак вместе с блюдцем для кошечки.
Маленькая дедушкина оранжерея с куполом была построена на плоской крыше портика. Чудо, что она, такая хрупкая, уцелела во время оккупации. Но в отличие от Лондона Париж не подвергался бомбардировкам, и почти все здания и мосты остались невредимы, если не считать пробоин от пулеметных снарядов и немногочисленных следов от взрывов «коктейля Молотова» во время борьбы за освобождение.
Однако немцы оставили свой след в другом отношении. Помимо того, что между парижанами, помогавшими оккупантам или сотрудничавшими с ними (иногда с целью просто остаться в живых), и теми, кто сопротивлялся немцам, были разногласия, город и страну в целом постигли и другие беды.
Было украдено бесчисленное количество произведений искусства и драгоценностей, многие из которых до сих пор не найдены, а также редкие дорогие вина и коньяки. Дядюшка Раф, семья которого состояла из знаменитых виноделов Фотрие, рассказал мне о немецких вайнфюрерах, которые командовали солдатами, врывавшимися в частные погреба, рестораны и кладовые, чтобы украсть самое ценное, что было у Франции: ее вина. Самое печальное, что Гитлер ненавидел вино и не признавал его. Он просто не хотел, чтобы оно было у французов, и хранил украденное в тайнике.
Поэтому моя благодарность за то, что теплица деда уцелела в те четыре страшных года, усилилась, когда я открыла плотно прилегающую деревянную дверь, ведущую из гостиной в помещение со стеклянными стенами.
Несмотря на суровую декабрьскую зиму, оранжерею заполнял солнечный свет, а со стен стекал конденсат. Камин и радиатор, которые согревали гостиную, примыкали к той же стене, что и оранжерея, добавляя в залитое солнцем пространство дополнительное тепло.
В оранжерее стояли ряды кашпо – длинные, похожие на траншеи сосуды на ножках до пояса для удобства ухода за растениями. В них росли такие травы, как эстрагон, кервель, розмарин, тимьян, базилик и, конечно же, кошачья мята. Дедушка приходил сюда каждое утро после кофе и возился со своими délicieux bébés [33], как он их называл. Он садился на табуретку с колесиками и двигалась вдоль всей линии саженцев, подрезая, поливая и опрыскивая душистые травы. Однажды я даже услышала, как он говорит с растениями; эта сцена заставила меня улыбнуться, как он уговаривал их расти, несмотря на «сопливую» зиму.
Однажды дядюшка Раф признался мне, что именно забота о растениях помогла дедушке выжить в условиях оккупации.
Помимо заполненных травами кашпо здесь имелись несколько кустиков клубники в высоких терракотовых горшках с небольшими отверстиями по бокам, похожими на кармашки, чтобы растения оставались вместе с побегами, из которых рождались детки. Рядом с небольшим кованым столиком с двумя стульями было несколько больших цитрусовых деревьев в горшках – один лимон и один апельсин размером со сливу.
Возле стола стояла большая ванна, наполненная бурлящей водой, и в ней несколько больших золотых рыбок, которые, как я узнала, назывались карпы кои. Вода помогала поддерживать в теплице необходимую влажность воздуха, а ее тихое журчание меня успокаивало.
Заметив, что мадам Икс последовала за мной в оранжерею, я налила сливки в ее блюдце и поставила его на пол. Ей разрешалось греться в оранжерее или валяться среди кошачьей мяты. Подразумевалось, что карпов кои она при этом беспокоить не будет.
Мадам не удосужилась меня поблагодарить или хотя бы отметить мои старания; она неторопливо прогуливалась и нюхала кусты клубники; ее усыпанный драгоценностями воротник сверкал на солнце. Затем ее бархатисто-черное тело покружило вокруг горшка с лимонным деревом, после чего, не торопясь и притворяясь незаинтересованной, она соизволила приблизиться к своему угощению.
Я наслаждалась круассаном и café, когда с досадой вспомнила, что так и не занесла сумочку Терезы Лоньон в кабинет инспектора Мервеля. Я заработалась в гардеробе и напрочь об этом забыла, а к тому времени, когда спектакль закончился и мы с Марком собрались уходить, было уже слишком поздно.
Я была рассеянной и нервничала из-за предстоящей поездки в машине с Марком, но путешествие получилось коротким и прошло без происшествий. Он, как и обещал, положил мой велосипед на заднее сиденье и спокойно довез меня до Университетской улицы. Движения на улице почти не было – ни машин, ни пешеходов, поэтому мы добрались быстро и успели поговорить лишь о том, как прошел вечер на сцене и за кулисами.
– Если не считать возможного перелома пальца ноги, когда Тед проехался одной из декораций по ноге реквизитора, вечер обошелся без травм, – произнес он. – А у тебя? Все забрали свои пальто и шляпы?
– Почти все. Осталось несколько штук, которые никто не забрал. – Я не понимала, как можно забыть пальто в холодную декабрьскую ночь, но, похоже, такое случалось. А может, их оставили в другой день или они принадлежали сотрудникам театра.
Марк спросил, не хочу ли я зайти в кафе или ресторан, чтобы перекусить или выпить бокал вина, но я отказалась, а он не настаивал.
– Это был долгий и ужасный день. – Он подавил зевок тыльной стороной ладони. – Мне не стыдно признаться, что я готов лечь спать.
– Так и есть. К тому же, мы вчера все не выспались, – напомнила я.
– Надеюсь, ты позволишь мне заехать за тобой завтра вечером и отвезти в театр. Дор уже будет там. – Он остановился перед домом Джулии и посмотрел на меня. – Как здорово, что ты нам помогаешь.
– Это было бы чудесно. Спасибо, – ответила я и пожелала ему спокойной ночи прежде, чем он попытался меня поцеловать (я еще не была к этому готова) и поспешила через улицу к дедушкиному особняку.
Сейчас, потягивая кофе, я слегка улыбнулась. Марк был вежлив и, похоже, обладал чувством юмора. Возможно, теперь я считала его более интересным, чем вначале, и, наверное, поцеловала бы его, представься мне опять такая возможность.
Мне было любопытно, почему он стал врачом, если его так интересует театр. Тратить столько времени на учебу, когда хочется заняться чем-то другим, казалось мне слишком большой жертвой. И пустой тратой времени, не говоря уже о деньгах.
Зазвонил телефон и отвлек меня от размышлений. К счастью, в гостиной, как и на первом этаже, была трубка, так что я добралась до аппарата, пропустив всего три звонка.