Сборник коротких эротических рассказов

— Не надо, кончай там.
Мы были слишком усталые и пресыщенные. Я еще несколько раз прижился к Наташе и оставил ее в покое, так и не доведя дело до конца. Мы опять лежали рядом, перекидываясь отдельными фразами.
— Я принесу карточки. Давай их посмотрим вместе.
И, не дождавшись моего согласия, Наташа встала с кровати. Через минуту мы лежали рядом и при свете настольной лампы любовались нашей коллекцией. Одни фотографии показывали красоту мужского и женского тела в момент наивысшего удовлетворения страсти, другие, снятые крупным планом, были излишне натуралистичны. Мне больше нравились первые. Особенно мне нравились фотографии, где женщина сама направляет рукой член, или где ее поза выражала полную готовность. Нравились мне такие фотографии, где женщина своим телом, положением рук и ног, выражением лица, всем своим существом как бы говорила о величайшем наслаждении, доставляемом ей мужчиной. Были шутливые фотографии. Лия с Наташей в полной готовности приглашают меня к себе, а я стою перед ними и не знаю, какую выбрать. Или фотографии, где они своей неудобной позой, руками или складкой одежды мешают мне добраться до них. Остается совсем мало, а добраться нельзя, правда, после таких шуток меня вознаграждали сторицей. Было несколько фотографий, где не сама партнерша, а ее подруга направляла мой член в соответствующее место. Запомнилась фотография стоящей на четвереньках Наташи. Лия сидит на ней верхом, раздвигая ее ягодицы. Я вставил Наташе кончик и вот-вот погружусь совсем. Хорошо передавала выражение неистовой страсти групповая фотография. Наташа лежит на столе с раздвинутыми ногами. Я стою перед ней на коленях и целую ее в промежность, а Лия лежит под столом и сосет мой член. Много было фотографий, где мои партнерши полуодетые. Создавалось такое впечатление что они так торопились, что не успели раздеться до конца (впрочем, это было в действительности). Не полностью снятые чулки, оставшийся лифчик, полурасстегнутый халатик, просто приподнятый подол платья — это все придавало фотографиям интимный характер и усиливало эротическое влияние. Несколько фотографий изображало нас после окончания полового акта. Особенно хорошо была на одной из них Лия, безвольно распростертая на смятых простынях кровати. ноги еще не спели сдвинуться, руки разбросаны по сторонам, голова повернута на бок, рот полуоткрыт, грудь поднялась в последнем вздохе, по бедру стекает капля прозрачной жидкости. Еще много фотографий, как мы одеваемся, раздеваемся, купаемся, целуемся, спим или просто лежим, обмениваясь интимными ласками. Рассматривание фотографий привело к тому эффекту, на который рассчитывала Наташа. Чувства наши пробудились. Наташа повернулась ко мне и прижалась губами к моим губам. Мы обменялись долгим страстным поцелуем. Головка моего члена искала Наташин вход.
— Только не торопись — попросила Наташа.
Я не торопился, только повернул Наташу на спину и начал медленно … ее Наташа лежала совсем неподвижно, вся отдаваясь сладким ощущениям. Я нарочно направлял член чуть выше, чем надо и он, как с горки, скатывался в горячую глубины. Время от времени мы замирали, плотно прижавшись друг к другу. Было очень приятно и я чувствовал что смогу еще долго. Влагалище Наташи стало просторным и мой член входил в него почти без сопротивления. У меня было такое впечатление, что когда я вынимал его, то там оставалась открытое отверстие. Я решил проверить это. Просунул руку между нашими телами и ввел палец в Наташино влагалище. Нет, дырочка все таки закрывается. Вдруг я услышал:
— Поглубже, Алеша.
— Наташа, остальные пальцы не пускают.
— А ты и остальные.
Я неуверенно ввел Наташе ладонь. Она с трудом продвигалась внутрь, раздвигая упругие стенки. Внутри оказалось не очень гладко. Стенки были как-бы гофрированные. Я боялся, что сделаю Наташе больно, но она молчала. Продвинувшаяся вперед ладонь встретила препятствие. Я осторожно ощупал его кончиками пальцев. Препятствие было выпуклым, а посередине его была маленькая впадина. Я пробовал ввести туда кончик пальца, но Наташа остановила мою руку:
— Алеша, не надо, ведь это же матка.
Я немного отодвинул ладонь назад и пальцами стал гладить стенки влагалища.
— Наташа, тебе же больно!
— Нет.
— А приятно?
— Сама не пойму, как — то странно, непривычно. Ты иногда что— то трогаешь пальцем, так у меня истома поднимается до самого горла. Хватит Алеша.
— Зачем тебе это было нужно, Наташа?
— Хотелось проверить, что чувствовала Лия.
— Ну и что?
— Наверное, у нее это было как-то по другому.
Я снова начал…Наташу, но чувствовал, что не удовлетворяю ее. Мужчина это хорошо чувствует. Слишком много было всего за сегодняшний вечер. Для удовлетворения Наташи нужно было что-то другое. И тут она мне помогла. «Подожди, Алеша», Я прекратил.
— Алешенька, можно я сделаю одну вещь? Ты не будешь потом надо мной издеваться?
— Что ты, Наташенька, Вам с Лией все можно, разве ты не знаешь?
Наташа поцеловала меня, проворно вскочила с кровати, минуту покопалась в ящике туалетного столика и подошла ко мне, пряча что-то за спиной.
— Алеша, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу.
Я закрыл глаза и почувствовал, что Наташины руки трогают мой член и оборачивают его чем-то мягким. Потом я почувствовал что на все это она одевает резинку презерватива.
— Теперь можешь открыть глаза.
Я взглянул вниз и увидел, что мой член стал раза в два толще и раза в полтора длиннее.
— Алешенька, ты не подумай, что мне твоего не хватает.
Просто сегодня со мной что-то случилось, я никак не могу
кончить, а без этого, боюсь, со мной будет тоже, что и с
Лией. Ты уж прости меня.
Я заверил Наташу, что все понимаю, ничуть не обижен, и, если она считает, что так ей будет лучше, то я не возражаю. Мой член ничего не чувствовал, через слой фланели и Наташа сама направляла его в себя.
— Наташа, если тебе будет больно, дай мне знать.
— Хорошо, Алеша. Не бойся, давай.
Теперь Наташа не лежала не подвижно. В такт моим движениям тело ее вздрагивало, сквозь стиснутые зубы прорывались легкие стоны, ногти впивались в мои плечи. С ней происходило тоже, что с Лией. Тоже начало дрожать и биться в конвульсиях тело, стоны перешли в протяженные вскрикивания. Я уже не мог остановиться. Наташа вскрикнула в последний раз, ноги ее судорожно сжали мои бедра и она неподвижно распростерлась подо мной. Я пришел в себя, вытащил член и сорвал с него все. Потрогал лицо Наташи. Из глаз у нее текли слезы.
— Наташа, что с тобой?
— Все хорошо Алешенька. Полежи со мной рядом минутку спокойно.
Я лег рядом, стал гладить тело Наташи. Наташа открыла глаза, села на кровати и счастливо засмеялась.
— Алешенька, как мне сейчас хорошо и спокойно. Миленький, что же я смогу для тебя сделать, ведь ты еще не кончил?
Признаться, я уже не думал об этом. С меня было достаточно, я отклонил предложение Наташи. Утомленные, полностью удовлетворенные, мы лежали на кровати обнявшись. Наташа, засыпая, шептала мне:
— Алешенька, как хорошо ты меня сейчас…, еще никогда я не чувствовала такого полного удовлетворения, я хочу, чтобы ты меня еще когда-нибудь так. Миленький, я ради этого готова на все, делай после этого со мной все, что хочешь, только … меня. Вот, что-то музыка навеяла…
  
Приключения Буратино
 
Что-то среднее между анусом и эпосом.
как оно есть
(самый точный перевод)
 
 
Над Италией обширной
 
Солнце светит с наглой мордой.
 
А под лестницей, в каморке
 
Папа Карло режет бревна.
 
(Хочет сделать буратину,
 
что, скажу я вам, не проще,
 
чем пиздою улыбаться)
 
Сделал уши из картона,
 
Нос из щепки свилеватой,
 
Приспособил под мудя
 
два червивых желудя,
 
А потом, зевнув от скуки,
 
Под елду он точит руки.
 
Буратино получился
 
Чурка-чуркою, но мило
 
Улыбался он ебалом,
 
Что весьма немаловажно.
 
Папа Карло вытер руки
 
Прямо об его рубашку,
 
И сказал «тебе я —  папа,
 
А теперь пиздуй-ка в школу,
 
Потому, как тут в каморке
 
Хавать нечего, по жизни.»
 
(Даже выдал умну книжку,
 
«Патологии безмозглых»,
 
Что нашел он на помойке,
 
Роясь в поисках полена)
 
Буратино был не промах,
 
Книжку продал он слепому,
 
Что стоял пред дверью храма,
 
(Получил взамен червонец,
 
Выдав сдачу пиздюлями)
 
И пошел, рыгая стружкой,
 
Прямо к кукольному театру.
 
В театре толстый жлоб —  директор,
 
Изловил его в антракте,
 
(Запродать мечтал японцам,
 
В виде щепы или стружек),
 
Но полено отпизделось,
 
Рассказав ему про дверцу,
 
Что в каморке отделяла
 
От сортира всю жилплощадь.
 
Тот лапшу разгреб руками
 
На своих ушах мясистых,
 
Дал ему двенадцать злотых
 
(Коих было пять —  фальшивых),
 
И отправил тихо на хуй,
 
Приказав молчать про дверцу.
 
Но Базилио, страдавший
 
Геморроем, и Алисой,
 
Услыхав в его кармане
 
Звяканье монет об яйца,
 
Охмурить решил придурка,
 
Чтоб отнять весь алюминий!
 
Подошел к нему он сбоку,
 
Костылем огрел по пузу,
 
И нимало не смущаясь,
 
Предложил свои услуги,
 
По вложенью денег в землю.
 
И Алиса тут же, наспех,
 
Как смогла, изобразила,
 
Словно в ящике —  рекламу,
 
С раздеванием и MALS! — ом.
 
Буратино вмиг отбросил,
 
Все мечты нажраться пива,
 
И зарыл все деньги тут же,
 
В кучу мягкую навоза,
 
Посолив, сказал три слова:
 
«Крэкс, пэкс, фекс»,
 
Иль что-то вроде…
 
Ночь подкралась незаметно,
 
Над навозом пар поднялся,
 
А проклятое полено
 
Сторожит свои финансы.
 
Кот ему и так и эдак,
 
И Алиса мелофоном
 
Отвлекает, и грозится
 
Что менты сюда пиздуют,
 
И конец, мол, скоро света…
 
Вдруг навоз зашевелился,
 
И оттуда показалась
 
В дупель пьяная Тортилла,
 
Что косила там от супа.
 
Уши от дерьма прочистив,
 
Предложила нагло сделку:
 
«Кто замочит Дуремара,
 
Что пиявками торгует,
 
Тот откроет две шкатулки,
 
Если отгадает слово».
 
Но ублюдок Буратино
 
Завопил —  «играем «супер»!!!
 
Либо суп из этой сварим,
 
Либо —  ключ от «запорожца»!
 
Черепаха, приумножив,
 
От тоски навозну кучу,
 
Предложила сразу —  ключик,
 
Но! — За яйца Дуремара.
 
Дуремар присел в сортире,
 
Над очком по типу «дырка»,
 
И… Мгновенно и бесшумно…
 
Отдала Тортилла ключик.
 
Что там было с Дуремаром,
 
Лишь один «товарищ» знает,
 
А богатый Буратино
 
Двух мошенников оставил
 
Добывать в дерьме монеты,
 
И направился в каморку,
 
На елде ключом вращая,
 
Им отца в сортире запер,
 
И продал каморку грекам
 
За свободную валюту.
 
Папа Карло так ругался
 
На очке, что через сутки,
 
Греки убежали в страхе,
 
Поминая в реке раков…
 
А полено с папой нынче,
 
Ездют в театр на ролс-ройсе,
 
И тогда директор вшивый,
 
К ним в сортир с отмычкой лезет,
 
Но чего ему там надо,
 
Знает лишь мудрец мохнатый…