По волчьему следу (СИ)

Ферма сама по себе, свиньи, мясо – это не то, что заинтересует честного вора. А Шапошников – дело другое. Он не побрезговал бы продать «защиту». Сам Шапошников… вот с ним наверняка работали напрямую. Он получал свою долю, о чем-то помнил, о чем-то нет, что тоже объяснимо. Главное, система все же находилась в равновесии.
А потом…
Что все-таки случилось? Или ответ очевиден?
Болезнь?
Бледность.
Желтизна кожи.
Чахотка? В том и дело, что одаренным она не то, чтобы неопасна, скорее уж у организма одаренного ресурсов больше. И шансов вылечиться тоже.
Но болезнь была. И пошла в кости. Или была, но вовсе не чахотка.
Вдох.
Выдох… и для лечения… что нужно? Деньги? Деньги как раз и имелись. И те, что зарабатывала ферма. И те, которые они отняли у контрабандистов. Их хватило бы уехать. А они оставались.
Держались.
Упрямо.
Будто… место это что-то да значило.
Шарик… шарик сияет, переливается, но все еще не становится целым.
Михеич.
Хозяин леса. Когда зацепили? Наверняка, не сразу. Сперва он был бы зол. Тихоня вот точно не подпустил бы к себе чужака. Немца. И Михеич тоже не подпускал бы… первое время. А потом?
Встреча за встречей.
Разговор ни о чем.
Пара фраз, которыми перебрасываются знакомые, пусть не друзья, но люди, которые волей судьбы снова и снова сталкиваются. Помощь… простая, пустяковая даже, но помогающая перевести человека из числа недругов в число тех, кому ты позволяешь помогать.
У менталистов есть свои приемы. Те, что и силы не требуют, или требуют, но совсем капли.
Чем больше к тебе расположен человек, тем легче на него воздействовать.
Кажется, так.
И ключ подобрать. К Михеичу подобрали. Внушили, что он может вернуть тех, кто ему дорог.
Жена.
Дочери. Матушка. Сестры.
Мертвые не возвращаются? Это если не открыть правильный путь. А чтобы открыть… что он сделает ради шанса? Очевидно – все.
- Эй, а он того… отойдет, кажись, - Васькин голос полон удивления и возмущения, словно бы смертью своей внезапной он, Бекшеев, нарушит какие-то очень важные Васькины планы.
Засранец мелкий.
Хотя…
Шансов у него не было.
- Руки убери, пока я их тебе не оторвала, - лениво произносит Зима.
И надо сосредоточиться. Вернуться. Дар, как обычно, очнулся не вовремя.
…люди.
…люди должны уцелеть… Генрих не стал бы убивать всех, потому что, что бы он ни задумал, это связано с фермой и девушкой.
И болезнью.
Возвращение резкое, как нырок из ледяной воды. И Бекшеев делает вдох, спеша наполнить легкие воздухом, а те ноют, рвутся… шарик не сложился? Это пока. Основное он понял.
Некромант.
Стоит, покачивается… Софья? Тут же. Правильно. Им нужен рычаг влияния. Менталист на многое способен, но сила у некромантов очень своеобразная, тут и передавить нельзя, и не выпустить. Михеич держит её легко, будто весу в Софье нет. А вот Генрих стоит перед некромантом. Рядом с ним он кажется еще более неказистым.
Тщедушным.
Вдох.
Выдох.
И… 
- Скажи, - тихо произносит Зима. – Что у тебя есть план?
- Почти, - губы не слушаются, да и немота знакома. – Там… люди. На ферме… быть должны.
- Какие это люди, - Васька, что трется рядом, слышит. И фыркает. И смеется так, весело-весело. – Это совсем не люди, так… скотина, только двуногая.
- Я ему шею сверну, - Зима прикрывает глаза. – Потом. Работники?
И очевидно, что с самого начала они должны были обратить внимание… втроем невозможно управиться с фермой. С большой фермой.
- Кому-то надо… - Васька наклоняется и смотрит. И в глазах его видна тень безумия. – Я тебя убью… потом. И съем твою печень.
- Зачем? – угроза не пугает. Ни Бекшеева, ни Зиму.
Мертвым, если так-то все равно, будет кто есть их печень или воздержится.
- Силу заберу. В печени вся сила, - это было сказано с убежденностью. – И в мозгах.
- Это он тебе сказал?
Генрих занят.
Он пытается достучаться до разума некроманта. Что-то объясняет, уговаривает, только взгляд у Ярополка плывет. Зельем накачали? Судя по всему.
- Я сам. Когда впервые попробовал, понял, что такого вкусного мяса никогда не ел, - Васькина улыбка стала шире, а безумие – заметнее. – Человечина ни с чем не сравнится. Вам не понять…
 
К счастью, и вправду не понять.
Некромант смотрит.
Прямо.
И руку поднимает. Его сила прокатывается по поляне, черной волной, холодом мертвенным. Тленом… а потом Бекшеев ловит взгляд Ярополка.
План?
План был, кажется, не только у Бекшеева. И едва заметный кивок тому подтверждение.
- Ух… - Васька и тот поежился, хотя, кажется, нисколько не испугался. – Пробирает… а как в мертвецкой, так обычный дядечка. Здоровый и занудный… я к нему заглядывал. Думал, что по-хорошему…
- Василий, - голос Генриха заставил отвлечься. – Ты снова увлекся.
- Да я…
Васька почти разогнулся, когда Бекшеев произнес:
- Он забрал жизнь своего брата. И его дар, так? Может, пришла твоя пора?
Васька вздрогнул.
Едва заметно.
И значит, думал…
С безумием всегда так. Сложно удержать его в себе. 
И осознав, что мысли его не остались незамеченными, Васька злится. Его глаза наливаются краснотой, а потом он, наклонившись, произносит:
- Твоего человека я убью первым.
Твою ж…
Он идет к дереву с людьми. И ноги проваливаются в прелые листья, которые тут лежат глубоким ковром. Запах крови, старой и новой, становится резче, яснее. И беспокоятся, переговариваются хриплыми голосами вороны. Они знают, что скоро, совсем скоро начнется пир.
- Бекшеев… - Зима пихает его в бок. – Если ты не скажешь, чего делать, я сама что-нибудь придумаю. И хрена с два тебе это понравится.
- Ничего, - он поворачивается к Зиме. – Ничего не надо делать.
Потому что у некроманта темная сила.
И пахнет она тленом.
И постепенно окружает, окутывает поляну и людей… и сила эта тягуча, густа. Её так много, что в ней почти не разобрать оттенков. Тому, кто никогда не имел дела с некромантами прежде.
Тому…
Васька почти доходит.
Он останавливается, глядя наверх… и в руках появляется нож. Он нарочито не спешит, играет, зная, что на него смотрят. Ему безумно нравится эта вот прилюдность.
И сама игра.
Безумно.
Хорошее слово. Четко суть отражает.
Вот он толкает одно тело… второе и третье… и смеется.
- Василий! – жесткий окрик нисколько не трогает его.
Некроманты…
Некромантов не любят.
Опасаются.
Некроманты, они стоят на границе живых и мертвых. И почему-то бытует мнение, что к мертвым ближе. Некроманты способны сотворить проклятье.
Выпустить тьму.
Они – воплощенный ужас, только… это не совсем правда. У их силы, дара, как и у любого иного, множество граней. И восприятие они искажают.
А что до мертвецов…
Живые страшнее.
- Раз, два, три…
- Василий! – этот окрик резче. Злее. И… менталист теряет контроль? Нет, еще не теряет. Но уже близок к тому. А Васька сильнее толкает ближайшее тело, и то чуть отклоняется в сторону.
В другую.
Закручивается.
Смех.
- Васе нельзя поднимать тяжести, - голос Анны взрезает серый туман, что поднимается по-над поляной. – Вася еще маленький…
Это первые слова, которые она произносит и вдруг встряхивается, выпадая из привычного своего забвения. Анна крутит головой, она явно растеряна и не понимает, где находится.
Как оказалась в этом месте.
- Аннушка, дорогая… - Генрих пытается удержать её руку, но женщина отталкивает его и падает сама, на листья, ничком. Она лежит, разевая рот широко, не способная больше произнести ни слова. И тьма снова накатывает волной.
Накрывает.
И в этой тьме раздается пронзительный тонкий женский крик. За ним уходят, теряются иные звуки.
- Анна… 
Васька, резко обернувшись, делает шаг назад. И задевает плечом висящего Тихоню. И этого прикосновения хватает, чтобы лопнула подточенная тленом веревка. Он падает глухо, мешком, чтобы тотчас перекатиться, стряхивая остатки пут.