Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века

Во втором письме, напечатанном на английском языке, один американец напоминал отцу, что тот обещал помочь советской еврейке по имени Тамара добиться разрешения на эмиграцию. Дальше речь шла о тысяче долларов, якобы полученной отцом за обещанную помощь. Называлось даже имя официального лица — американца, будто бы игравшего роль посредника в этом деле. Данное письмо, якобы по ошибке, было опущено в почтовый ящик нашего дома на Фрунзенской набережной в квартиру 32, где проживал работник КГБ. Отец же жил в квартире 52.
Видно, что человек, написавший последнее письмо, знал нашу семью и об американских знакомых отца. «Может быть, это работа ФБР? И они задумали скомпрометировать вас?» — вкрадчивым голосом осведомился Иванов. Естественно, центральный аппарат КГБ и не собирался расследовать данное дело. Тогда мой отец потребовал, чтобы резидент КГБ в Нью-Йорке генерал Б.А. Соломатин расследовал указанный случай. В результате он сообщил отцу, что его люди узнали, что письмо по-английски было напечатано на машинке, принадлежавшей секретарше Кутакова, и она призналась в участии в этом деле. Шевченко требовал официальную бумагу, в которой было бы четко сказано, что анонимный автор незаслуженно поливал его грязью. Но Соломатин заявил, что мой отец хотел слишком много. Резидент сказал следующее: «Все знают, что вы невиновны. Против вас не выдвигается никаких обвинений. Зачем разводить бумажную канитель по поводу того, что не существует? Послушайте моего совета, Аркадий, оставьте все, как есть. Дело закончено. Никто не пострадал, а значит, все в порядке».
Кстати, отец мне рассказывал, что Кутаков имел очень большие связи. В конце 60-х — начале 70-х годов он приобрел автомобиль «мерседес», ухитрившись не заплатить 200 процентов пошлину, которая полагалась в то время за ввоз в СССР иномарок. Однако позднее машина попала в аварию и не подлежала ремонту. По иронии судьбы, когда мы разменяли нашу квартиру, я стал проживать на один этаж ниже Кутакова и даже один раз был в его четырехкомнатной квартире на четвертом этаже, обставленной дорогим антиквариатом. Мы часто встречались во дворе и делились воспоминаниями. Как-то в конце 80-х годов я спросил его, как поживает начальник службы безопасности МИДа СССР М.И. Курышев. Кутаков мне сказал: «Умер Михаил Иванович. Это ваш отец довел его до смерти». «Ну ничего себе. При чем тут мой отец?» — подумал я про себя. Как же все-таки Кутаков «любил» А.Н. Шевченко… Если бы Курышев в какой-либо степени отвечал за побег моего отца, то полковник не стал бы генералом через несколько лет после данного события.
Начальник Отдела международных организаций, член коллегии МИДа СССР, Чрезвычайный и Полномочный посол СССР, доктор исторических наук, профессор В.Л. Исраэлян (он также имел диплом врача-гинеколога) два года не отпускал меня в загранкомандировки, так как я помогал ему редактировать некоторые статьи по разоружению. Пришлось попросить мою бабушку позвонить жене (она бывала у нас в гостях на Фрунзенской набережной) первого заместителя министра, видного политического деятеля В.В. Кузнецова (мидовские работники прозвали его «мудрый Васвас»), который курировал в МИДе наш отдел. Это было сделано для того, чтобы Исраэлян разрешил мне поехать в командировку в Женеву. Данный телефонный звонок сыграл свою роль. Однако мой шеф не стал сам подписывать мои документы (видимо, из принципа), а дал соответствующее указание своему заму Г.С. Сташевскому.
В.В. Кузнецов играл очень большую роль в МИДе, будучи заместителем и первым заместителем Громыко в течение двадцати четырех лет. Он пришел в МИД с государственной и профсоюзной работы, пользовался в стране большим авторитетом. Скромнейший и добрейший интеллигент, великий труженик, он всегда находился на посту, решал любые вопросы, которые возникали, не отсылая к другим заместителям министра. И от своих подчиненных он требовал четкости, оперативности и надежности в работе. Особенно расстраивался, когда не находил сотрудника, который был ему нужен, — все должны были находиться в пределах досягаемости. М.С. Капица рассказывал, что как-то он уехал с друзьями на охоту в подмосковный район Петушки и вдруг понадобился Кузнецову. Тот договорился с дежурным по КГБ, Капицу разыскали на опушке леса и на вертолете доставили в Москву. Если кто-то обращался к Кузнецову с просьбой о помощи, например в получении квартиры, он поднимал трубку, и вопрос решался незамедлительно. Однако, когда к нему обратилась его дочь, проживавшая в однокомнатной квартире, он ей отказал в улучшении жилищных условий, сказав, что ему делать это неудобно.
 
Исраэлян часто доверял мне дежурить в его кабинете в период его отсутствия и отвечать на звонки по правительственной связи КГБ СССР (ее также называли «вертушкой» или «кремлевкой»). Один раз позвонил заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Я взял трубку. Он спросил: «Кто говорит?» Я ответил: «Шевченко». — «Здравствуй, Аркадий!» — сказал он и начал консультироваться со мной по какому-то вопросу. «Я Геннадий», — подчеркнул я. Мы посмеялись, но я в какой-то степени ответил на тот вопрос, который его интересовал. Исраэлян мне потом рассказал, что этот чиновник постоянно звонит всем мидовским начальникам и просит консультации по какой-нибудь проблеме. «Ему ничего говорить по нашим делам не следует», — сказал мой шеф. После того как Громыко стал членом Политбюро ЦК КПСС, он дал указание не особо делиться внешнеполитической информацией с Международным отделом ЦК КПСС. Я также для интереса позвонил по «вертушке» своему тестю генерал-лейтенанту Б.И. Смирнову, который имел подобную связь.
Итак, весной 1977 года я поехал поездом в первую загранкомандировку и должен был прожить в Женеве три месяца. Я находился в купе с шофером делегации И.И. Рыбкиным, который был заядлым охотником, и его иногда брал с собой на охоту А.А. Громыко. Последний, как писал мой отец в своей книге, укреплял свои связи с Брежневым и по чисто личной линии. Министр занялся охотой, так что мог теперь составить компанию партийному вождю, когда тот совершал вылазки за город, чтобы заняться любимым спортом. Далее отец пишет: «Вначале он смотрел на охоту как на способ убить время, но потом основательно увлекся ею. Никогда не приходилось мне видеть его в таком отменном настроении, как в одно из воскресений в 1972 году, когда он явился на свою внуковскую дачу незадолго до обеда, гордо неся в руке изрешеченную дробью утку, подстреленную этим утром. Он довольно улыбался и был совсем не похож на того угрюмого субъекта, каким знал его весь мир».
По дороге в Женеву я впервые в жизни попробовал мясо марала (оленина), и оно оказалось необыкновенно вкусным. У нас была пересадка с остановкой в Вене. Город поразил меня своими грандиозными старинными зданиями и тем, что чуть ли не каждые 500 метров стояли автоматы, выдававшие, словно пепси-колу или жвачку, противозачаточные средства. Пуританская Женева резко отличалась от Вены. Подобные товары там не выставлялись даже на прилавках в аптеках — их нужно было спрашивать.
К роскоши я не привык. С 1974 года я жил в малогабаритной однокомнатной квартире моей первой жены вместе с сыном Алексеем (1975 г. рождения) с полезной площадью 16 метров и кухней 6 метров на улице Руставели. До ближайшего метро тогда надо было ехать около сорока минут в битком набитом троллейбусе. В Женеве мне выделили двухкомнатный номер с цветным телевизором (тогда я впервые в жизни понял, насколько он лучше черно-белого, который был у нас в Москве) и кухней. Правда, скоро нас переселили в более дешевые одноместные номера, но также с цветными телевизорами фирмы «Филипс» с большим экраном и кухнями, где можно было готовить пищу и тем самым экономить суточные.
Жизнь в Женеве показалась мне райской. У меня была любимая работа, я готовил материалы и документы для представителя СССР в Комитете по разоружению посла В.И. Лихачева, проекты его речей, переводил различные документы с русского языка на английский, присутствовал на заседаниях комитета в Женевском Дворце наций и на различных приемах и обедах с иностранными дипломатами, был также шефом протокола делегации, следил за правильной организацией различных встреч посла. Режим работы был весьма вольготным — два часа обеденный перерыв, во время которого нас на машине, выделенной для делегации, отвозили в отель, где можно было не только пообедать, но и поспать.