Свинцовая воля
Глава 5
Река непрестанно трудилась, день и ночь величественно несла свои воды, держа на плаву военные катера, гражданские пароходы и огромные серые баржи, груженные песком, кирпичом и другими строительными материалами, предназначенными для восстановления разрушенного в годы войны древнего русского города Ярославля. Волны равномерно набегали на пологий берег, с шорохом плескались, и зыбкая поверхность обширного водного пространства ярко играла зеркальными бликами. Высокое жаркое солнце, неподвижно висевшее по ту сторону Волги, сияло с голубого, без единого облака неба пронзительно желтым расплавленным медом.
От прекрасного вида широко раскинувшихся просторов, от обостренного чувства сопричастности к долгожданной Великой Победе у находившихся на набережной людей лучились глаза, светлые улыбки не сходили с одухотворенных лиц, и лишь у одного Леонтия Семенова на душе было хмуро, как в пасмурный день.
Надвинув на глаза светлую кепку, держа сжатые в кулаки руки глубоко в карманах широких льняных брюк, он размашисто шагал по еще неустроенной набережной, угрюмо глядя прямо перед собой. По его осунувшемуся лицу текли струйки пота, но не от духоты, а от напряженного мыслительного процесса. Мысли его были до того нерадостные, что впору было утопиться: взять да и прыгнуть прямо сейчас с высокого мола в воду. Семенов даже на минуту приостановился, окинул взглядом отдыхающих и снова двинулся дальше, ухмыляясь от нерадостной перспективы быть похороненным с вздутым животом и синим лицом, какие обычно бывают у всех утопленников.
С того дня, как Илья Журавлев отправился в Ярославль, минуло больше недели, а от него не было ни слуху ни духу: человек как будто сквозь землю провалился. Семенов уже голову сломал, прикидывая и так и этак, желая понять, куда занесло прикомандированного тамбовского оперативника: прибыл он на место или потерялся в пути? А ведь перед отъездом они не просто договаривались между собой, как старинные приятели, а Леонтий Семенов настоятельно требовал, даже приказывал, как старший группы, курирующий внедрение офицера НКВД Журавлева в местную банду, что как только Илья определится с работой и подыщет себе подходящую квартиру, он обязательно должен выйти на связь. Но даже если и устроиться не удастся, он все равно должен был выйти на связь в течение трех, максимум четырех суток. А в случае каких-то уж совсем непредвиденных обстоятельств дополнительно давалось еще пару дней. Но срок давно вышел, а известий от Ильи как не было, так до сих пор и нет.
Место для тайника, куда Журавлев должен был спрятать послание, было выбрано не абы как, а с умом. С таким расчетом, чтобы к нему всегда можно было подойти, не вызывая у окружающих подозрения и лишних вопросов.
Таким местом Семенов, как уже опытный в таких делах сотрудник, к тому же хорошо знающий местные обычаи, выбрал бетонную скульптуру на Волжской набережной. Еще с довоенной поры там, в импровизированном парке в окружении лип и вязов, на высоком квадратном постаменте стояла известная на весь Советский Союз спортивная композиция «Девушка с веслом». На крутобедрую стройную девушку приходили любоваться не только парни, но и солидные мужчины, чьи вторые половинки до того раздобрели на домашних харчах, что кроме жалости у своих мужей иных чувств не вызывали. Поэтому ничего странного в том, что неженатый парень мог сюда периодически приходить, не было и вряд ли могло вызвать по этому поводу какие-либо сомнения у праздношатающихся по набережной горожан.
Единственным недостатком скульптуры после бомбардировки пристани немецкой авиацией во время войны стало отсутствие части ее изящной голени, которая сразу обрывалась после колена и дальше уже шла полая стопа, намертво прикрепленная к побеленному постаменту. Вот в эту нишу, скрытую от посторонних глаз, Илья и должен был класть выкуренную папиросу «Норд» со спрятанным в ее полом мундштуке крошечным листком с нужными донесениями.
Вряд ли самый обычный, изжеванный и обслюнявленный окурок вызовет даже у заядлого курильщика желание сунуть папиросу себе в рот, чтобы сделать пару затяжек. На это все и было рассчитано.
«Угробили парня, – сетовал Леонтий, направляясь привычным маршрутом к скульптуре, которая даже без части ноги издали смотрелась красиво и гармонично, похожая на балерину в образе белоснежного лебедя. – Пропал парень не за понюх табаку, – размышлял он и от чувства собственной вины мучительно морщил лицо; потом резко выпростал руку из кармана и принялся указательным пальцем яростно тереть переносицу, как будто этот жест мог ему подсказать, где теперь разыскивать Илью. – Такого парня потеряли! И все из-за этих чертовых бандитов».
И хоть Семенов отлично понимал, что все это издержки их опасной профессии, в душе не мог принять того, что Илья Журавлев вот так бесславно погиб. От невыносимой тоски по жизнерадостному простоватому парню, по его крепкой фигуре, Леонтий заскрипел зубами и, непроизвольно сложив свои короткие пальцы в крепкую дулю, резко выбросил ее перед собой, зло пробурчал, как видно, имея в виду бандитов:
– А хрен вы добьетесь своего!
Две улыбчивые девушки в легких платьицах в горошек, чинно, под ручки прогуливавющиеся по дорожке, поравнявшись, испуганно отпрянули в разные стороны. Для молоденьких подружек это, по всему видно, оказалось очередным приключением, потому что, переглянувшись, одна из них, недоуменно вскинув брови, пожала плечами, а другая многозначительно покрутила пальцем у виска. Они весело прыснули, прикрывая рты ладошками, как бы стыдясь смеяться над неуравновешенным чудаковатым незнакомцем, опять взялись под ручки и с еще большим оживлением направились дальше.
Семенов всего этого уже не видел, так как в это время всецело был занят тем, что наблюдал за не менее странными (если судить с точки зрения девушек по отношению к нему самому) действиями мальчишки. Одетый в мешковатый, просторный для его юного возраста пиджак, в порванные на коленях замызганные брюки и в коричневую болтавшуюся на его маленькой голове кепку, которую оборванец то и дело поправлял, мальчишка торопливо шел со стороны городского пляжа.
Леонтий не знал, что кличка у этого бедолаги была Шкет, он числился в местной банде мелким воришкой и выполнял несложные поручения типа стоять на стреме, чтобы вовремя предупредить старших дружков об опасности во время их противоправных действий.
Неожиданно Шкет приостановился возле скульптуры девушки с веслом, быстро огляделся по сторонам и стремительно запустил свою грязную ладошку в ее полую ступню. Через пару секунд он вынул оттуда окурок от папиросы «Норд».
В последние дни Леонтий настолько был занят мыслями о пропавшем Илье и их тайнике для передачи секретных сведений, что просто не мог ошибиться. Он немедленно ускорил свой шаг, а заметив, что мальчишка, спрятав окурок в карман, собирается лихо спрыгнуть с кручи, которая в этом месте выдавалась над пологим берегом, очевидно, чтобы срезать себе дальний путь, громко окликнул:
– Эй, пацан, погодь!
Леонтий увидел, как мальчишка от его окрика вздрогнул и, передумав прыгать, припустился рысью по направлению к трамвайной остановке, то и дело оглядываясь на бегу. В той стороне находились кирпичные развалины пятиэтажных домов, разбомбленные фашистской авиацией, и если пацан успеет в них скрыться, то найти его будет совсем не просто.
– Стой тебе говорю! – закричал Семенов. – Дело у меня к тебе имеется! Не бойся!
Как только он произнес последнее слово, мальчишка подхватился с такой прытью, что Леонтию, чтобы догнать ловкого сорванца, пришлось использовать всю свою физическую подготовку, которой время от времени приходилось заниматься в закрытом спортзале НКВД. Только вряд ли ему и физические упражнения пошли бы на пользу, если бы вовремя не подоспела добровольная помощница в лице расторопной кондукторши трамвая. Она на ходу ловко выпрыгнула из вагона и неожиданно встала на пути пацана, широко раскинув руки.
– Стой, шпанюка, – крикнула она, успев в самый последний момент цепко ухватить его сзади за воротник пиджака, когда мальчишка пытался проскочить у нее под рукой. – Опять чего-нибудь слямзил, паршивец ты этакий!