Ради неё и тебя (СИ)
Телефон Карпова, лежащий на столе, завибрировал. На экране высветилось "Север." Макар взял в руки свой чёрный Motorola Razr и ответил на звонок, снова включив громкую связь:
— Да.
— Привет-привет, друг мой Карп, — по кухне разнёсся мягкий баритон Юры Северина, от которого Настя вздрогнула.
— Чего тебе? — настороженно спросил Карпов.
— Ты забрал то, что мне очень нравится. Отдай, и я забуду, как ты меня вырубил, — потребовал Северин.
— Что ж ты Алантику не сказал правду про "нравится," а плёл про извинения? — с сарказмом подколол Макар друга.
— Не стоит Димке всего знать. Ты же сам понимаешь: с его жизненной философией и неубиваемой интеллигентностью это вредно, — язвительно ответил Северин, снова потребовав. — Верни мою скромницу!
— Ответ на твоё требование — "нет." Дальше что? — спокойно проговорил Карпов.
— Дальше я объявляю "охоту," — Северин с наслаждением протянул последнее слово. — Причём санкционированную охоту. Не веришь — позвони Арбитру.
— Ничего себе! Начинаю думать, что ты начальство чем-то за яйца крепко держишь, — ухмыльнулся Карпов.
— Много будешь знать — плохо станешь спать, — слащаво проворковал Северин и тут же сменил тон на деловой. — К тебе, Макар, у меня только одна предъява: ты влез туда, куда тебя не звали. Отойди в сторону.
— Я не позволю обидеть Настёну, — выделяя каждое слово, заявил Карпов.
— О, Карп, ты, похоже, неровно дышишь к моей скромняшке. Жаль тебя разочаровывать, но Арбитр отдал её мне! Настенька моя! — засмеялся Северин.
— Арбитр может передумать, — с нотой угрозы произнёс Карпов.
— Для этого нужны веские основания, а их нет. Правда на моей стороне, — парировал Северин, и Настя подумала, что он получает наслаждение от происходящего.
— Какая правда? Не будь циником! — устало осадил Северина Макар.
— Правда в том, что я заслужил "шалость." — закричал Северин. — Ты знаешь это! Я жизнью рисковал ради возможности законно "пошалить."
— Обломайся. Не в этот раз, — отрезал Карпов.
— Ну, что ж, бывший друг Карп. Тогда не обижайся. Скоро увидимся. Настеньку береги для меня. Я, так уж и быть, сниму для тебя видео, как она будет покорно выполнять все мои приказы. Такая сладкая, робкая, — иронично вещал Северин.
— Тварь! Жалко, что я тебя не убила! — крикнула Настя.
— Анастасия, я безумно рад тебя слышать! Ты заставила мою жизнь заиграть новыми красками. Жаль, конечно, что третий-лишний влез в наши отношения, но, уверяю тебя, это временно, — сухо сказал Северин и попрощался. — До встречи, ребятки!
Макар нажал "отбой."
— Совсем с катушек, придурок, слетел, — пробормотал он, засовывая телефон в карман джинсов.
— Вдруг Северин уже где-нибудь рядом? — Настя с тревогой посмотрела на окно, за которым разлился густой вечерний сумрак.
— Давай чай пить, — вместо ответа предложил Карпов. — У меня должно быть печенье. Хорошо помню, что Тоша, когда приезжали с ним сюда в прошлый раз, где-то оставил пачку печенья и три пакетика растворимого кофе.
Глава 15
Чай пили, сидя друг напротив друга, за круглым столом. Печенье и кофе отыскать не удалось, но неожиданно нашлись сухари, что очень обрадовало Макара.
— Радушный я хозяин? — шутливо спросил он, указывая на сухари.
— Очень! — улыбнулась Настя.
— Ешь и спать ложись, — велел ей Карпов. — Замки в квартире надёжные. Севера не бойся. Если он и приедет, то будет нас на улице караулить. В квартиру не сунется.
Настя окинула Макара придирчивым взглядом. Он, мощный и абсолютно спокойный, производил впечатление человека, способного защитить от неадеквата Северина. Анастасия несколько секунд поколебалась, а потом заговорила:
— Я хотела тебя спросить: зачем ты в ЧВК завербовался? Война — это зло, смерть. Мы живём в двадцать первом веке. Зачем нам война?
— Мир, Настёна, далёк от идеала. Люди воевали, воюют и будут воевать, — философски изрёк Карпов.
— Не надо мне про людей. Тебе это зачем? — взорвалась Настя.
Макар насупился и не ответил на вопрос.
— Понятно. Убивать нравится. Северин садист, и ты такой же, — Анастасия, резко встав из-за стола, подошла к окну.
За окном кипела обычная вечерняя городская жизнь. Двор многоэтажки, куда выходило окно квартиры Карпова, был красиво подсвечен огнями фонарей. Несмотря на вечер и холод люди торопились куда-то по своим делам, а машины одна за одной въезжали во двор, чтобы занять парковочные места.
— Не садист я, — вдруг громко сказал Карпов.
— Мне всё равно, кто ты. Только не отдавай меня, пожалуйста, Северу. Хочешь — сам развлекись со мной, но не отдавай ему, — проводя рукой по стеклу, с безразличием произнесла Настя.
Карпов встал, в три шага пересёк кухню, стал за Настей и сжал руками её плечи:
— Что ты такое говоришь? Я тебя не трону и в обиду не дам. Своих не бросаю. Прорвёмся!
— С чего вдруг я "своя"? — удивилась Настя.
— Я — Макар, а ты — Макарова, — пояснил Карпов. — Стало быть — моя. Понимаешь? Я об этом сразу подумал, когда Инга тебя нам у Алантика представила. Мы даже похожи: у тебя глаза, как у меня, карие.
— Глаза много у кого карие, а "Макар-Макарова" — это просто игра слов, — вздохнула Настя. — Хотя, ты прав: интересно получилось. Знаешь, мне всегда лингвистика нравилась.
— Лингвистика нравилась, а работаешь нянькой. Молодец! — с насмешкой произнёс Карпов.
— Так уж вышло, — ответила Анастасия и неожиданно для самой себя начала рассказывать. — Я родом из маленькой деревни Гудки. С детства очень любила читать, сочинения хорошо в школе писала, даже Олимпиаду районную по русскому языку в десятом классе выиграла. Представляешь? У нас вся деревня на ушах стояла от этой новости. Директор школы после этого стала просить меня разные бумаги её вычитывать на предмет ошибок. Она говорила, что у меня врождённая стопроцентная грамотность. Я хотела после одиннадцатого класса поступать в институт на филологический факультет.
— Что остановило? — тихо спросил Карпов.
— Нищета остановила, — вздохнула Настя. — Денег у нас не было от слова совсем. Я старшая у мамы. У меня ещё младший брат есть. Мать работает уборщицей на кирпичном заводе. Может слышал: есть такой маленький заводик в шестидесяти километрах от нашего города?
— Никогда не слышал, — признался Карпов, ещё крепче сжимая руками плечи Насти.
— В общем, детство моё прошло в общежитии кирпичного завода, — продолжила рассказ Макарова. — Только общежитие — это громко сказано. Барак. У меня был один путь: работать на ферме в деревне или на кирпичном заводе, но бабушка, мать отца, умерла, завещав мне свою квартиру. Папу я не помню. Он бросил нас ещё до рождения моего брата. Бабушку эту городскую я видела один раз, лет в семь. Она приезжала в Гудки, чтобы посмотреть на меня и брата, но всё закончилось скандалом, поэтому мы с мамой удивились, когда с нами нотариус связался и объявил о наследстве, оставленном мне. Оказалось, что мой отец скончался за год до смерти своей матери, и она переписала завещание на меня. Помню, что мама моя тогда очень радовалась. Она только начала встречаться с одним мужчиной. Тот мужчина мечтал о машине. Мама планировала квартиру бабушки продать и машину хорошую купить. Говорила, что машину на меня зарегистрирует. Я сразу согласилась, даже в УПК выбрала вождение, как предмет, и на права в одиннадцатом классе сдала. Потом директор нашей школы меня к себе в кабинет вызвала, поругала, просветила, что машину эту мужчина разобьёт, как три свои предыдущие, потому что любитель в нетрезвом состоянии сесть за руль, а квартира — мой шанс уехать из деревни. Я, получив аттестат о среднем образовании, собрала вещи и укатила в город. Мать очень злилась на меня. В институт документы подавать я побоялась. Пошла в швейное училище. Два года училась и работала дворником, так как на стипендию прожить нереально было, а мама даже продукты давать со своего огорода мне не хотела. Она считала, что я её предала. К концу моей учёбы в училище маму немного отпустило, наши отношения более-менее наладились.