Дай мне шанс

Кайли все равно, выгонит ли ее Дэвид, потому что она признается, или она сама уйдет, ничего не объясняя. Для мамы — все равно. Это потеря единственного источника дохода. Нужно уже сейчас найти подработку и сидеть ночами, хотя с этого накапают, конечно же, слезы. Ах, ну почему она не компьютерный гений, не уникальный специалист в какой-нибудь области, где ее умения и таланты нарасхват? Она отлично умеет приносить кофе и отсылать факсы. Но она не способна одним чохом заработать миллион. Да и не нужен ей этот миллион. Только несколько тысяч — на лечение мамы…
Одеваясь перед походом в театр, Кайли думала и думала об этом. Кредит за дом еще не выплачен. Взять еще один кредит? Вряд ли ей это удастся. Сейчас самое лучшее — оставаться на месте и подчиняться Джону… только вот долго ли это может продолжаться? Дэвид ведь не дурак. Рано или поздно он сообразит, что сделки не могут уплывать из рук просто так, лишь из-за патологического невезения.
И все же на вечер Кайли решила забыть об этом. Это трусость, это бегство от проблем, она знала. И сама себе она не нравилась. И все же… Она простой человек и подвержена слабостям. Она может себе солгать, даже зная, что это ложь.
Дэвид приехал чуть раньше и зашел в дом поздороваться — Кайли наконец познакомила его со своей матерью. Глэдис окинула его внимательным, практически рентгеновским взглядом, еле заметно одобрительно кивнула и нейтральным тоном пожелала приятного вечера.
— У вас красивая мама, — заметил Дэвид уже в машине.
— Да.
— Наверное, у нее всегда было очень много поклонников?
— Не всегда, но было. Хотя она не слишком их привечала.
— Понятно.
Ничего тебе не понятно, подумала Кайли. Ты вырос в большом доме, называемом ранчо, тебе ни разу в жизни не приходилось считать центы, ты привык к тому, что на заднем дворе у тебя лошади, а чай подает вышколенная горничная. Ты — принц, не понимающий, в чем состоят обязанности нищих. Тех, кто колыхается вместе с серой массой и никогда, никогда не сможет выплыть.
Конечно, деньги не решают все. За них не купишь дружбу и любовь — но, черт возьми, здоровье за них иногда купить можно! И это невозможно, пока не заработаешь много денег, которые вроде бы не важны.
Если, не приведи Господь, кто-то из твоих родных заболеет, Дэвид Элсон, его положат в хорошую клинику и решат текущие проблемы. Конечно, от тяжелых случаев, от болезни и смерти не застрахован никто. Бывает, что не смогут помочь все деньги мира. Но бывает, что небольшая сумма денег определяет — жить человеку или нет…
Кайли молчала, не желая сболтнуть лишнее. И Дэвид, словно почувствовав это, перевел разговор в иное русло.
Он вообще сегодня опять стал иным — беззаботным, веселым, и глаза странно блестят, словно в предвкушении. Дэвид рассказывал Кайли о том, что собой представляют бродвейские шоу и как они возносятся и исчезают, и какую приносят прибыль, и как зажигаются и гаснут звезды.
Они приехали вовремя, несмотря на пробки, и оказались в толпе радостно переговаривающихся людей. Кайли обратила внимание, что вокруг много туристов — звучала речь на разных языках, неамериканцы практически сразу угадывались в толпе.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал Дэвид, когда Кайли сняла пальто.
— Спасибо.
Она выбрала для похода в театр старенькое, но хорошее и очень шедшее ей черное платье с блестками, похожее на то, что было у Мелани Гриффит в «Деловой девушке». Оно выгодно подчеркивало фигуру и, что немаловажно, Кайли себя прекрасно чувствовала в нем — словно вторую кожу натянула. Судя по восхищенному взгляду Дэвида, выбор оказался правильным. Или Дэвид — слишком уж непритязательным.
Интересно, много ли у него было женщин? Пока Кайли слышала лишь одну историю — про ту красотку, что собиралась слишком долго, — но несложно сообразить: такой мужчина, как Дэвид Элсон, всегда привлекал женский пол и будет привлекать. Это что-то на физиологическом уровне, когда мозг не участвует в обработке поступающей информации, а мигающие красные буквы «нельзя» испаряются, словно по волшебству. Просто смотришь на него и понимаешь, зачем высшие силы сотворили мужчин.
 
Откуда все-таки берется это глупое, иррациональное желание знать, с кем раньше объект твоего интереса пил текилу, целовался в губы, кому подавал пальто и с кем хохотал так, что потом болел живот и трудно было дышать? Откуда это желание — просто ли оттого, что хочется как можно больше знать о человеке, который тебе понравился, или оттого, что не хочется совершить тех ошибок, которые совершили предыдущие пассии? Чтобы самой стать пассией? Господи, слово-то какое противное!
Да и какие отношения у нее могут быть с Дэвидом?.. Только деловые. Исключительно.
Потому что она его обманывает.
Нет, не стоило думать об этом сейчас. Кайли понимала, что поступает как последняя трусиха, заталкивая мысли о собственном предательстве на задворки сознания. И все же поступала так. Не оправдывая себя, просто поступала. Зная, что потом пожалеет — и вместе с тем не пожалеет ни о чем.
Разве можно будет пожалеть об этом вечере, проведенном так близко от Дэвида? Разве можно пожалеть о ледяном бокале с шампанским и цвете рубашки Дэвида, и его смехе, и всех этих крохотных, быстро летящих мгновениях, похожих на снежинки? Как будто все это кино, которое снимается про нее, Кайли. Как будто в сценарии прописан хэппи-энд. Как будто…
Пожалеть можно будет только о том, что вечер пройдет.
Кайли и Дэвид болтали до самого начала шоу. А затем… затем все заполнилось музыкой и удивительными голосами, которые через некоторое время начинали звучать внутри тебя и записыватьея на подкорку мозга. Во всяком случае, Кайли ощущала это именно так. Электричество. Потрясение. Жизненные токи. И рука Дэвида так близко…
Два с половиной часа пролетели на одном дыхании.
— Вам понравилось? — спросил Дэвид, когда свет в зале уже давно зажегся, аплодисменты отгремели и публика стала расходиться.
— Словом «понравилось» это не описать, — признала Кайли. — Я просто не ожидала такого….
— Вот видите, а вы не хотели со мной идти.
— Я ошибалась. Иногда так приятно это признавать!
Болтая, они вышли на улицу, и тут обнаружилось, что домой не хочется ни Кайли, ни Дэвиду.
В результате они отправились бродить — хотя бы недалеко и ненадолго, заметил Дэвид, однако двигаться домой и ложиться спать после просмотра шоу никак невозможно.
— Я каждый раз после театра гуляю по улицам, — рассказал Дэвид. — Не могу вот так просто уйти. Кажется, что, если отправишься обратно жить своей обычной жизнью, потеряешь ощущение чуда. А этого делать никак нельзя. Жизнь и так нас заматывает в повседневности, в работе, хоть и любимой, но иногда надоедающей. Без чудес невозможно.
— И без надежды, — пробормотала Кайли.
Ей эта надежда в последнее время была необходима как воздух, и Кайли старалась верить, что все как-нибудь образуется, что она наконец сможет сделать то, что хочет: вылечить маму, заняться своей собственной жизнью… Глэдис не просила дочь класть жизнь за нее на алтарь, £айли этого и не делала. Но не могла поступать иначе, чем теперь.
А Дэвид… Он словно мечта, мечта из другого мира. Из того счастливого мира, о котором Кайли только думает, не решаясь открыть дверь и переступить порог. Будни завораживают своей серой чередой, и кажется, что ничего иного уже не будет.
Но вот же есть Дэвид, его гладко зачесанные назад волосы, его смех, это сегодняшнее шоу, когда локоть Дэвида касался ее локтя все время, пока спектакль шел…
Они бродили по улицам и обсуждали, насколько хорош Хью Панаро в роли Призрака и как спела Кристину Сара Джин Форд, как понравился Райан Сильверман в роли Рауля. И какие красивые декорации, яркий свет, глубокие голоса. Дэвид предложил зайти в первое попавшееся кафе. Кайли согласилась, и еще час они просидели там, болтая и хохоча. Их словно соединила некая прочная ниточка, вибрировавшая каждый раз, стоило взглядам столкнуться.