Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

– Буду, – отвечаю беззаботно.
Так как я поддержала Лёву в безалкогольном статусе нашего вечера, мы решили покурить.
Для меня это будет в первый раз. Волнительно.
– Только немного, – небрежно постановляет Громов, потирая подбородок. – Поняла?!
Закатываю глаза раздражённо и морщусь:
– Спасибо, «папочка».
Лада снова привлекает своего парня к себе и коротко поцеловав в губы, обращается ко мне:
– Мия, может, поищем комнату для девочек? – хлопает искусственными ресницами.
– Можно, – киваю, оборачиваясь к Демидову и перегибаясь через его ноги за сумочкой.
– Мне нравятся твои серёжки, – шепчет Лёва на ухо жарким шёпотом.
Малость зависаю и веду рукой по его груди. Ещё один первый раз.
– Спасибо, – весело отвечаю. – Мне тоже. Я сейчас вернусь.
Он кивает и неохотно освобождает моё тело, а я вспомнив, что у нашего диалога целых два наблюдателя, один из которых, кажется, сейчас прожжёт дыру в моей щеке, подскакиваю и иду вслед за Миловановой.
– Хочу переодеться, – говорит она, демонстрируя пакет в руке. – Мир платье купил новое. Такой заботливый.
Просто отлично, – думаю про себя, а отвечаю ядовито:
– Он такой, да. Чудо как хорош.
В туалете на удивление пусто, мы тут же разбредаемся по разным кабинкам. Я освобождаюсь быстрее, потому что Мирон Громов не одаривал меня нарядами этим вечером. Подхожу к зеркалу, пару раз кручусь возле него, восхищаясь тем, как свободно сидят джинсы на впалом животе.
Затем поправляю кольца в ушах и потираю шею, не замечая, что за мной следят.
– Красивый кулон, – улыбается подчёркнуто вежливо Лада. Сдирает ценник с платья.
Инстинктивно касаюсь хрупкой бабочки.
– Спасибо.
– Мне он сразу понравился, а Мирон настаивал на клевере с перламутром.
Уставляюсь на рыжую, не в силах вымолвить ни слова… В груди взрываются остатки первой любви, превращая сердце в пепелище.
– Что смотришь, Мия? – кивает Милованова в зеркало. – Удивлена? У нас с моим парнем нет секретов друг от друга. Не хочу, чтобы ты фантазировала.
– Я? Фантазирую? – морщу лицо и перевожу взгляд на себя. Вижу море тоски в глазах, но не быть мне Алиевой, если я хоть намёком дам козырь этой суке. – По-моему, ты перегибаешь, Лада. Я знаю Громова с детства, мы ещё в одной песочнице лопатку делили. А вы, кстати, сколько встречаетесь?
Закатываю глаза, якобы вспоминая.
– Вроде как три месяца, – подношу руки к автоматическому крану и смачиваю их. – Так себе срок для отсутствия секретов.
Ладка разглаживает светлое платье.
– Хочешь быть на моём месте? – зло усмехается. Больше не прячется за улыбкой и показной вежливостью.
Отворачиваюсь и яростно тру руки салфеткой. Выкидываю её в мусорное ведро.
– Хочешь? – шипит ещё раз.
Прежде чем дёрнуть ручку на двери, останавливаюсь, окинув рыжую уничижительным взглядом.
– Мне не нужно занимать чьё-то место, – теперь победно улыбаюсь я. – В жизни Мирона Громова у меня есть своё, до которого ты вряд ли когда-то дотянешься.
Выхожу за дверь, дрожа от злости. Пусть он и не любит меня, я всё придумала. Но то, что я ему дорога – факт.
В этом не сомневаюсь ни капельки.
Подойдя к столику, без стеснений хватаю за руку сына бывшего мэра.
– Потанцуй со мной? – нервно сглатываю слюну. – Пожалуйста.
Лёва отвлекается от разговора с Мироном, и они оба уставляются на наши сцепленные руки.
– Не могу тебе отказывать, – проговаривает Демидов с иронией, поднимаясь.
Я же отвернувшись, веду его на танцпол сквозь толпу. Достигнув центра, оборачиваюсь. Подступаю ближе, оказываясь в захвате больших рук.
– Что-то случилось? – интересуется парень, глядя на меня сверху вниз.
– Нет, – удивляюсь его проницательности.
Жмусь щекой к тёплой груди, будто бы ища поддержки.
Наши движения мало походят на танец. Мы просто стоим, раскачиваясь, а Лёва поглаживает меня по голове. Человеческое участие совершает своё дело, и я чувствую, как глаза увлажняются.
Милованова просто тварь.
А Громов прокля́тый предатель. Не верю, что он мог выбирать мне подарок с ней, ещё и совета спрашивал.
 
Немного успокоившись, поднимаю голову.
Лада, виляя бёдрами в новом облегающем платье, стремительно направляется к столику, а подойдя, усаживается на колени к Громову. Обвивает шею. Шепчет что-то на ухо, потом показывает правую руку, и она оба пялятся на танцпол.
Отвожу глаза, чтобы себя не выдать и снова упираюсь в ворот Лёвиной рубашки. Пахнет приятно. Аромат мужской, терпкий. Не такой, как от Громова. Другой.
То, что сейчас надо.
От его рук мурашки по коже на позвоночнике расходятся.
Практически забываю, где мы, улавливая новые ощущения в теле, пока на моё плечо не ложится рука.
– Можно тебя на минуту? – рычит Громов над ухом.
Тело костенеет, веки становятся тяжёлыми, ещё больше вжимаюсь в Лёву, словно в бронированный щит.
Что эта рыжая ему сообщила?.. Наплела что-то?..
Он разбираться пришёл? Со мной?
Вот она цена дружбы… Поверил ей. Просто слов нет.
Стискиваю пальцами рубашку на широкой спине Демидова и лихорадочно трясу головой.
Лёва разгадывает этот жест по-своему, резко разворачивается, крепко удерживая меня на весу.
– Давай позже, – отвечает Громову довольно миролюбивым тоном.
– Мы. Просто. Поговорим. – Вбивает Мирон каждое слово нам в уши, словно орудует кувалдой.
Демидов слегка толкается в меня корпусом оживляя. Пристально смотрит сверху вниз, когда я задираю на него увлажнённые глаза, пытаясь сфокусировать взгляд.
– Ты хочешь? – шевелит губами.
За его спиной гнетущая аура, почти осязаемые волны агрессии, исходящие от Громова. Что с ним? Он бесится так, будто я враг. Какого чёрта?
И вправду так сильно её любит?!
Я могла бы действовать, как говорит отец, «благоразумно». С детства он учил меня тому, что женщина не должна выводить мужика, играть на нервах, потому как мужской пол физически сильнее, а некоторые особи недостаточно хорошо воспитаны.
Поэтому надо иметь голову на плечах, – вразумлял папа. – Разобраться всегда можно потом, когда эмоции поутихнут, а у тебя появится шанс рассказать мне.
– Мия, – напоминает о себе Лёва, поглаживает по спине успокаивающе.
– Н-нет, я не хочу, – снова утыкаюсь в мощную шею.
– Она не хочет, – оглушительно озвучивает Демидов моё решение.
– Ми-я, – кричит Мир. В голосе гнев, раздражение и претензия.
– Громов, – резковато осекает его Демидов. Тут же пугаюсь, потому что такую интонацию никогда от него не слышала. – Давай, вы все свои «дела» обсудите не сегодня? Например, завтра.
На моей макушке словно костёр разжигают. Знаю, Мирон умеет бушевать так, что может и подраться.
Миллион раз такое видела.
Почему, почему я не в состоянии его разлюбить?.. Было бы так здорово начать новую жизнь. С Лёвой или с кем-то другим.
Веселиться, радоваться, ЖИТЬ!
Бабушка говорит, молодость – лучшее время, а я трачу его на то, чтобы страдать по своему соседу с ледяным сердцем.
Неправду говорят, что клин клином вышибают… По крайней мере, у меня не очень выходит.
– А ты что у нас администраторша? – зло выплёвывает Громов. - Временем её управляешь?
– Не нужно выводить меня на конфликт. Ты не вывезешь эту коляску, – слышу над ухом.
– Блядь, пошли выйдем.
– Не надо, – подаю голос отшатываясь. - Пожалуйста.
Снова смотрю на Лёву. Он хмурит брови и озирается. Перепалка двух достаточно известных молодых людей в городе явно привлекает интерес, потому что вокруг нас начинает собираться толпа.
– Успокойся, – ровно выговаривает Лёва и снова кивает Громову. – Давай не здесь, бессмертный. Если такой самоуверенный, увидимся на ринге. Как полагается. По-мужски.
– Нет, – вскрикиваю и тут же затухаю, когда Мирон обдаёт меня холодом.
Боже.
Он, конечно, раздался в плечах, но Лёва, очевидно, из другой весовой категории.