Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

Не получается…
Всхлипываю и затягиваюсь тёплым салонным воздухом с запахом мятного ароматизатора.
– Ну, конечно. Я такая дура, Мир, – опускаю глаза на сплетенье наших рук. Смотрится сногсшибательно. Будто так и надо.
Украдкой вижу, как Громов, глядя на дорогу, качает головой и смачно ругается матом.
– Самокритично, пиздец. Никакая ты не дура.
Подхватывает мою ладонь и подносит к полураскрытому рту. Целует, касание к коже горячих губ вызывает предательскую дрожь в коленках.
– Ну… я ведь могла узнать хотя бы почерк. Это так легко, что я сейчас вообще не понимаю, почему тотчас не догадалась.
Бью себя ладошкой по лбу несколько раз.
Дура. Дура. Дура.
Конченая идиотка, Мийка!
– Эй. Давай без рукоприкладства, – ворчит он, арестовывая вторую ладонь, бережно укладывает всё это добро на мои коленки и успокаивающе поглаживает. – Лучше подумай, зачем ей это?
– Не знаю, – морщусь.
– Вот и у меня не складывается. Не бывает так, чтобы человек совершал гадости просто так. Тем более, настолько близкий. Вспоминай. Может, не поделили что… Не знаю, что там у вас у девчонок. Платья одинаковые купили или поспорили у кого грудь больше.
Мажет цепким взглядом по моему телу и подмигивает.
– Ты явно выиграла, Карамелина, – давит смешок. – Поздравляю.
– Гро-мов, – рычу, утирая досадные слёзы. – Это, по-твоему, забавно?!
У меня горе, а он?..
– По-моему, пф-ф… ты ревёшь, и я должен тебя развеселить.
Вполне логично. Но бесит.
– Не надо, – огрызаюсь, а слёзы катятся ещё хлеще. – Мы ведь вместе так долго… – хнычу, падая на сидение, –… вместе. За что она со мной так?!
Не верится.
Просто не верится.
Пока я как следует жалею себя и оправдываю лучшую подругу, Мирон заезжает на небольшую придорожную стоянку и паркуется.
– Зачем? – спрашиваю удивлённо, озираясь по сторонам.
Он снимает куртку и ловким движением забрасывает её на заднее сидение.
– Иди на ручки, плакса моя, – говорит, потирая щёку и вздыхая увесисто.
Тянется к ремню безопасности на моей груди, чтобы отстегнуть. Затем ухватывается за локоть и помогает перебраться к себе на колени.
Сердце замедляет удары, ритм сбивается от близости.
Упираюсь носом в пахнущую кондиционером для белья чёрную футболку. Сквозь слёзы ухмыляюсь. Громов со своей машиной точно не пропадёт, у него такой запас чистых вещей в багажнике, что хоть на неделю в деревне застревай.
Не то что я, замарашка.
– Ну что ты, кудряха? – бережно, аккуратными движениями убирает налипшие на лицо волосы. Они ужасно вьются и после вчерашней бани ведут себя максимально странно. – Пахнешь вкусно… земляникой, – вздыхает Мир.
– Это всё мыло, – шевелю губами.
Не знаю, сколько времени мы так сидим, но внутри вдруг становится спокойнее.
Или нет…
Весь колоссальный спектр эмоций просто перетекает в другую ёмкость. Под названием «Мирон Громов – мой. Ну наконец-то».
Тёплые руки медленно бродят по спине под пуховиком, а сухие губы то и дело касаются виска.
Хочется ещё больше… Чувствовать его, вбирать, проникнуть под кожу и там остаться.
– Из всех твоих подруг пучеглазая всегда казалась мне самой адекватной, – говорит Мирон тихо, когда я совсем утихомириваюсь. Хотя бы внешне.
– Мне тоже…
– Шантажировать, хмм…
Оба задумчиво пялимся в окно. Трасса, несмотря на непогоду и выходные, расчищена. Даже гололёда нет. Зато снег не прекращается, так и валит с неба. Правда, редкий и мелкий. Колючий. Падает на стёкла, словно отгораживая нас от всего мира.
Эта белая шторка и то, как мне вдруг становится тепло, так воодушевляет, что я окончательно залипаю.
– Может, – предполагает Мирон, поглаживая обнажённую кожу на пояснице. – Ей Демидов нравится?
– Ну нет, – мотаю головой. – Она в другого влюблена. Тайно.
Усмехаюсь про себя.
Даже зная, кем именно оказалась главная злодейка, не могу её предать и выболтать всё Громову. Рассказать, как моя подруга влюбилась в его однокурсника – Ивана Соболева и вот уже несколько месяцев это от всех, кроме меня, скрывает.
Потому что, если обмануть доверие, пусть и того, кто тебя предал – сам становишься не лучше.
 
Я привыкла судить о себе по собственным поступкам и ни в коем случае их не оправдывать чужими промахами.
– Мия…
– Чего? – выхожу из своих мыслей.
Веду пальчиками по широкому плечу. Это движение закручивает спираль внизу живота и заставляет поёрзать.
Не верится.
Вот он, реальный. Мой.
Хочешь трогай. Хочешь… Как подумаю, жар в лицо…
– Надеюсь… – Мирон хмурится, когда пальцы через кадык на шее добираются до линии подбородка. – Пффф… она влюблена не в меня?..
– Что? – уставляюсь на него удивлённо тут же убирая руку.
– Валеева не в меня влюблена?!
Вопреки серьёзности ситуации уголки моих губ предательски летят наверх.
– Громов, мой ты хороший, – зажмуриваюсь и смеюсь, обвивая его шею. – Когда-нибудь тебя порвёт от собственного величия, и ты лопнешь.
– Что здесь смешного? – проговаривает он зло, перемещая свои ладони на мои ягодицы. Вспоминаю, что я, вообще-то, без трусов. Буквально, как Ладка… Чёрт… – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе и уловить мотив шантажистки.
– А как это связано? – удивляюсь.
– Все преступления совершаются либо из любви, либо из эгоизма. А ты говорила, что любишь… хмм… меня, – сжимает ягодицы, выбивая из моего рта стон.
Между ног становится влажно и жарко.
Такое со мной впервые, между прочим.
– Так это когда было, – намеренно легкомысленно отвечаю, стараясь дышать сдержаннее. – Нашёл что вспомнить, – хихикаю.
– Блядь, – рычит Мир, резко подкидывая меня в воздухе и усаживая поудобнее.
Съезжает с кресла и расставляет пошире ноги. Так, что я теперь практически лежу сверху, как на матрасе.
Округляю глаза, чувствуя, как твердеет его пах. Облизываюсь и с изумлением смотрю на него.
– А кого любишь? – выдыхает Мирон на ухо, пробираясь ладонью под кудри. – А, Карамелина?
Разминает шею.
Воздух в салоне становится густым. Вокруг словно искры летают.
Мне хочется поиграть, поэтому я пожимаю плечами.
Мирон проникает пальцами в волосы и легонько оттягивает их назад. Не больно, но весьма возбуждающе.
Из-под опущенных ресниц внимательно следит за выражением моего лица. Зрачки его не подвижны, скулы чуть покраснели, ноздри раздуваются.
– Демидова? – спрашивает он яростным шёпотом.
Перевожу взгляд на ярко-красные, резко очерченные губы.
Внутри так много эмоций, что с ума схожу.
Злость на Тайку, чувство вины перед Лёвой… Всепоглощающее желание поцеловать Громова…
Последнее побеждает…
Тянусь к его рту, но Мир мотает головой и повторяет:
– Демидова любишь?
Так тихо.
Словно боится услышать ответ.
Словно такой ответ вообще возможен, чёрт возьми?..
Полюбить другого – это как на соседней планете высадиться… Нереально! Но ему знать об этом необязательно. Слишком больно мне было в салоне этой же машины совсем недавно…
– А ты? – спрашиваю задиристо. – Милованову любишь?
В прозрачных глазах пламя.
Вдруг полностью сканирую его эмоции. Тоже страшно становится…
А что если да?.. Её любит?..
А я?
Временное помутнение? Снова начнёт рассказывать, что любит, как себя… Это лестно, конечно.
Но мне так не надо.
Второй раз не выдержу.
Я хочу, чтобы меня любил по-настоящему. Как женщину. Чтобы восхищался и хотел… как сейчас.
– Карамелина… – проговаривает Мирон.
– Молчи, – мотаю головой.
Вся аура вдруг спадает.
Жух и всё. Нет ничего. Резко отшатываюсь.
– Я хочу объяснить…
– Молчи, Мир. Не надо, – закрываю его рот рукой. – Я… – озираюсь. – Пойду выйду. Не ходи за мной. Я ей позвоню.
– Может, не стоит пока? – хрипит он, наблюдая, как я перекидываю ногу и усаживаюсь на своё кресло, а затем застёгиваю пуховик и натягиваю шапку.