Прямо под сердцем
Обещаю, что это станет последним напоминанием обо мне. Клянусь, я никогда не напомню о своем существовании. Никогда не вернусь в твою жизнь и не напомню о ребенке. Знаю, ты не хочешь, чтобы он родился, но я так не могу. Прости, что обманула. И что распорядилась твоим правом решать, будут ли у тебя дети.
Малыш узнает лишь то, что ты спас меня, когда казалось, что жизнь летит в пропасть. Что лишь благодаря тебе я выжила. Что его отец был умным, веселым и очень хорошим человеком, но, увы, наши пути разошлись.
И это не ложь. Я всегда буду благодарна за то, что ты для меня сделал. И буду скучать по тем дням, когда мы вместе смеялись.
Единственное, о чем я попрошу, хотя, наверное, не имею на это права – присматривай за могилами родителей. Мне некого больше просить.
Прощай. И будь счастлив.
И мы непременно будем.
Обнимаю. Полина
Кирилл
– Десять недель. Еще две – и все. Ни один врач не рискнет сделать аборт. Сорян, ничем не могу помочь.
Серебров смотрит с сочувствием, а я стараюсь его не замечать. Делаю большой глоток виски и стискиваю зубы.
Да как?! Как она умудрилась исчезнуть с концами?! Я перерыл всю страну!
Самолеты, поезда, автобусы – все! Она не покупала билеты, не снимала с карт деньги, не расплачивалась безналом и не регистрировалась в соцсетях. Мы посмотрели камеры на вокзале и вычислили, на какой электричке она уехала. Отследили телефон, а потом скрупулезно смотрели все камеры, до которых могли дотянуться.
В одном из городков кассирша вроде видела, как в автобус заскочила худенькая шатенка. Но билет она не покупала. А может, то была вообще какая-то другая девушка, по фотографии женщина ее не узнала.
Полина словно растворилась, перестала существовать! Порой я думаю, что ее уже давно нет в живых, и эти мысли не дают спокойно спать.
Глупая девчонка, наверняка она уехала на попутках. Села в чужую машину, без связи, без возможности защититься, беременная. Я пытаюсь не думать о том, что с ней может случиться, но богатый жизненный опыт и цинизм услужливо подкидывают картины, от которых стынет кровь.
Позвони мне. Позвони мне, Полина. Если с тобой что-то случилось, забудь про гордость, забудь про ребенка, позвони и попроси помощи.
– А больницы? Она должна была встать на учет, – говорит Паша.
– Единой базы нет. Каждую больницу в стране не проверишь. Да и Полина оказалась не такой уж дурочкой, она будет ждать большого срока.
– Может, вернется? – предполагает Серега. – Доходит до девятого месяца, поймет, что переоценила силы и вернется. Херово, конечно, но хотя бы вернется.
– Вряд ли, – усмехаюсь я. – Упрямая.
– Надо было просто поговорить.
– И многих ты просто отговорил? Сам сказал, гормоны ебашат так, что мозг отключается.
– А ты сказал, что у твоей жены он почему-то наоборот включился. Может, ты недооцениваешь ее склонность к глупостям? Может, она тебя поняла бы и согласилась?
Сразу видно нищего идеалиста. Сколько ему Серега платит? Тысяч двести, не больше. Может, и меньше.
Насколько странно по десятибалльной шкале, что я сижу в баре с врачом, который должен был сделать аборт моей жене, но не сделал и владельцем клиники, на которую я собирался подать в суд?
– Скажу сейчас жесть, – медленно произносит Серега, – но… может, и хрен с ней?
Десять баллов. Определенно десять.
– Сбежала. Решила рожать. Сожгла все мосты. Пусть сама живет, как хочет. В конце концов, не твоя проблема.
– А если вернется с ребенком?
– Разведись. Если второй супруг не явился и никак не отреагировал на развод, то должны без согласия штампануть. Явится – пусть общается с адвокатом.
– Серег, у тебя сколько детей?
– Двое.
– Ну вот от тебя жена свалит, детей заберет, и ты такой: ну и хрен с тобой, свидетельство о разводе в папочку – и до новых встреч?
– Чего это она от меня свалит? Я ее люблю. И на аборт не отправляю.
Сейчас в баре будет драка. И шансы найти Полину уменьшатся еще, потому что меня закроют на пятнадцать суток за хулиганство и нанесение тяжких телесных.
– Ладно, понял, расслабься. Но я серьезно не знаю, чем тебе помочь, Кирюх. Сочувствую, но в душе не ебу.
– Знаю.
– Ты ее хотя бы любишь? – спрашивает Паша.
Любовь? Я даже не знаю, испытывал ли я ее когда-нибудь. Может, в самом первом браке, еще когда был совсем юным, без груза ответственности и прошлого. Сейчас я чувствую только злость. На себя – за беспечность. На Полину – за глупость. На Пашку, за потакание нытью беременной идиотки. На жизнь, созданную, кажется, чтобы бить меня с каждым разом все сильнее и сильнее.
– Нет. Не люблю.
В полумраке бара экран телефона вспыхивает непривычно ярко.
– Да, Леш.
– Кирилл Михайлович, я ее нашел.
Рука замирает над стаканом.
– Только нашел или…
– Пока только нашел. Мы решили отслеживать почту, подумали, что она наверняка будет что-то заказывать в интернете, а доставка почтой обычно самая дешевая. С полным совпадением фамилии, имени и отчества нашлось около трех десятков Полин по всей стране. Пробили по городам, регистраций не обнаружилось у трех. Одна из них оказалась нашей.
– Гениально. Не спускайте с нее глаз! Скидывай адрес, вылетаю, как только смогу найти самолет. Ничего пока не предпринимать. Только если соберется валить, задержите до моего приезда!
Я бросаю на стол пару купюр и поднимаюсь. Серега и Паша все понимают без слов.
– Отпишись, чего там как, – кивает Серебров.
– И поговори с ней! – вдогонку мне орет идеалист хренов.
О, я поговорю. Непременно поговорю.
После этого разговора Полина проклянет день, когда связалась со мной.
Глава 4
Полина
С утра снова ужасно тошнит. Врач сказал, это нормально на таком сроке, в интернете тысячи историй о токсикозах, но я все равно паникую. Впрочем, паникую я не столько из-за тошноты, сколько из-за одиночества и полного неумения жить самостоятельно. Меня накрывает уже знакомым страхом.
Словно не было Воронова, года жизни с ним. Словно я вернулась в исходную точку: родителей нет, денег почти нет, как жить дальше непонятно. Только вместо учебы и кредита – ребенок, который еще не родился, но уже требует ответственности.
Правильно питаться. Пить витамины. Много гулять. Не плакать по его отцу. Не думать о том, ищет он меня или получил письмо и махнул рукой, с облегчением выдохнув.
Почему я скучаю? Почему снова и снова он мне снится, и по утрам я чувствую себя разбитой, а не бодрой и отдохнувшей? Почему каждый раз, когда кто-то звонит, я боюсь услышать голос Кирилла и чувствую острое разочарование, когда все же не слышу?
Остается только надеяться, что все пройдет. И станет легче. Неужели я все-таки его любила? Старательно убеждая себя, что это лишь очарование его властью, достатком и уверенностью в завтрашнем дне. Ругая себя за меркантильность, я пропустила момент, когда сердце пропускало удары не при виде дорогого отеля на краю света и не от новенького ноутбука, недоступного раньше, а от голоса Воронова, тихого хриплого смеха и редкой улыбки? Это гормоны. Просто гормоны, иррациональный инстинкт беременной самки найти себе для защиты сильного самца. Никакой любви! Никакой тоски! Есть дела поважнее.
Надо сказать, все не так уж и плохо. Наверное, мне везет, хотя это слово я и не люблю. Я выбрала город, влюбившись в его широкие проспекты и близость к горам и озерам. Сняла неплохую студию в очень милом районе, засаженном зеленью, деревьями и клумбами. Записалась на курсы маникюра. Теперь у меня есть план. Я больше не беглянка, я начинаю новую жизнь. Сегодня жарко и меня тошнит, но я упрямо ползу в отделение почты. Пришли мои первые материалы для отработки заданий: машинка для аппаратного маникюра, фрезы, лампа и еще куча всего. Мне не терпится распаковать все и рассмотреть, поэтому я упрямо ползу, охлаждаясь предварительно замороженной водой – чтобы остывала помедленнее.