Дело сибирского душегуба

В прихожей я снова глянула в зеркало. Для определения, так сказать, мнения о том, готова ли к труду и обороне старший лейтенант милиции Вахромеева – заместитель начальника отдела дознания Грибовского УВД? Что-то в этом взгляде внушало сомнения. Беспокойство росло, колебалось на грани паники. Я ничего не понимала. Видимо, не стоило ехать на работу. Но я поехала.
Рядом с домом коротал ночные часы в меру ржавый синий «Москвич‐408», купленный в прошлом году у более удачливого коллеги, присмотревшего «Москвич‐412». Права я получила в ДОСААФ два года назад. Сколько крови при этом пролилось, лучше не вспоминать. До работы четыре минуты езды на машине – можно пешком, но как-то не по чину…
Не дойдя до своего кабинета, я в коридоре столкнулась с подполковником Хатынским. Высокий, седоватый, за пятьдесят лет, Виктор Анатольевич производил положительное впечатление. С подчиненными общался уважительно, спокойно. Мог, правда, иной раз и наорать, но особо этим делом не увлекался.
– Вот ты где, Вахромеева, – обрадовался Хатынский. – Большое спасибо, что вышла на работу – от всего коллектива, так сказать, и от себя лично. Не бойся, без иронии. В кабинет можешь не заходить. Опера выезжают через три минуты. Поедешь с ними. Скажу по секрету – это убийство… – Виктор Анатольевич как-то стушевался, стал прятать глаза – ну, вылитый дежурный Полухин номер два!
Я открыла было рот, чтобы напомнить о своих обязанностях. Подразделение дознания занимается расследованием уголовных дел и направлением их в суд. Но только этим оно роднится со следствием. Наши отделы расследуют преступления небольшой и средней тяжести, за которые могут отправить за решетку максимум лет на пять. Тем самым мы своей работой снимаем нагрузку со следователей, избавляя их от необходимости заниматься пустяками. А еще органы дознания проводят предварительное расследование по уголовным делам, в которых не обязательно проведение предварительного следствия.
– Так, помолчи, – поморщился Хатынский. – Знаю, что ты хочешь сказать. Хорошо, кстати, выглядишь, Вахромеева. Немного серовато, формально, но… хорошо.
Два года назад Виктор Анатольевич пытался за мной приударить. Вился кругами вокруг моего стола, заходил без причины, всячески опекал. Однажды предложил посидеть в кафе после работы. «Это приказ?» – пошутила я. И напомнила про мужа – тезку моего нового воздыхателя. Объяснила тактично, стараясь не задеть тонкие мужские струны – ведь все они такие нежные, чувствительные! Проблемы на работе мне не требовались. Вроде разошлись, пошутили на прощание, Виктор Анатольевич оказался незлопамятным. У него была семья – две дочери, улетевшие из семейного гнезда, супруга – милейшая интеллигентная женщина. Что еще надо мужику?
– Войди в положение, Вахромеева, – увещевал Хатынский. – Следователь Кожемякин в отпуске, поехал к родным на Сахалин. А это далеко даже от нас. Липницкая в больнице – по вашим женским делам. Больше никого, хоть шаром покати. Так что прогуляйся, Вахромеева, в качестве исключения. Ознакомишься с ситуацией, соберешь отчеты криминалистов, оперативников, возбудишь уголовное дело, а большего от тебя и не требуется. Ты сможешь. Или не мечтаешь уже стать нормальным следователем?
– Кого убили-то? – проворчала я.
– Поезжайте, товарищ старший лейтенант, и во всем разберитесь, – подполковник отвернулся и стал удаляться.
Преследовало ощущение, что меня подставляют. Имелись догадки, но так не хотелось в них верить… Путешествовать с опергруппой я отказалась, отправилась своим ходом, уточнив координаты: второй километр Приваловского шоссе. «Москвич» начинал барахлить – заводился после долгих уговоров, издавал пугающие звуки.
«Замок зажигания надо менять, – объяснил всезнающий слесарь дядя Володя из управленческого гаража. – И генератор капитально ремонтировать. Но на нас, дорогуша, даже не рассчитывай, все запчасти под строгим учетом. Ищи сама и приноси – сделаем».
Дефицит запчастей в Стране Советов был чудовищным – даже для сотрудников органов. Родному мужу проблемы машины были до лампочки. Но машина пока ездила, и то хорошо…
 
Приваловское шоссе стартовало от автовокзала на восточной окраине, перебегало мостик через Карагач и терялось среди лесов и деревень. Я медленно вела машину, объезжая выбоины в асфальте. Водители-мужчины, обгоняя меня, посмеивались, какой-то хам гудел в спину.
С приближением к месту происшествия становилось неспокойно. Трасса на этом участке входила в поворот к мосту. Встречные машины выскакивали из слепой зоны, тарахтели по своей полосе. Слева к обочине подступал старый осинник, справа простирался сосновый бор. У левой обочины стояли машины патрульного экипажа, криминалистов, опергруппы на стареньком рижском «рафике». Я встала у обочины, забрала свою сумку с ремешком, папку с бланками.
На опушке курили люди, смотрели на меня без обычного снисхождения. Я, обходя лужу, споткнулась. Никто не издевался, не иронизировал, хотя в иной день из кожи бы вылезли. Миша Хорунжев – молодой лейтенант с непокорными вихрами – даже помог перелезть через поваленную березу. Опера, покуривая, молчали. Отвернулся Глеб Шишковский – спокойный и рассудительный малый, – не дурак полениться, но опер нормальный. Саня Горбанюк – рослый, стремительно лысеющий мужик, временно исполняющий обязанности начальника угро – сухо кивнул. Я тоже держалась официально.
Среди деревьев, метрах в пятнадцати от опушки, возились люди: криминалист Головаш Владимир Александрович – еще молодой, но уже много повидавший и грамотный, и взятая им на стажировку недавняя выпускница мединститута Римма Высоцкая, особа впечатлительная, между прочим, отличница. Сегодня Римма усердия не проявляла, двигалась приторможенно, и вид имела такой бледный, словно завтра ей рожать.
– Что случилось? – негромко спросила я.
– Она даже не в курсе, – вздохнул Хорунжев.
– В курсе чего? – разозлилась я. – Все такие таинственные, слова не вытянешь.
– Девочку убили, – пояснил Шишковский. – Тело полтора часа назад нашли грибники. Сейчас опят в лесу – хоть лопатой греби…
К горлу подступил ком. Вот и сбывалось то, что пророчилось… Но что-то в этом деле все равно было не так. При чем тут моя персона? Или беда на всех общая?
– Та самая девочка? – спросила я.
– Та самая, – мрачно и торжественно подтвердил Горбанюк. У него был густой выразительный голос – с таким природным даром мог бы и диктором устроиться.
Двое суток назад пропала десятилетняя Дина Егорова, ученица четвертого класса средней школы № 1 и внучка председателя горисполкома товарища Егорова Павла Афанасьевича. Никто специально девочку не охранял, город спокойный, преступность не лютует. Возможно, присматривали, но у семи нянек, как известно… К тому же девочка проживала в обычной семье, сын Павла Афанасьевича привилегиями не пользовался. Девочка росла непоседливой, постоянно куда-то пропадала, но чтобы на двое суток… За ней присматривала няня, проживавшая в том же подъезде. Соседке, разумеется, приплачивали. Довести до школы в соседнем квартале, привести домой, накормить – вот и все обязанности. Супруги трудились на заводе «Красмет» – молодое начальственное звено. В четверг соседка, как обычно, отвела егозу в школу, вернулась домой. Около часа дня пошла обратно – Дины уже не было. Пропала на перемене перед последним уроком. Перемена была длинной, многие ученики проводили время на улице. Выбегали и за пределы школьной территории. По словам подружек, подобрали на задворках бездомного котенка, стали с ним играть, потом вспомнили – надо на урок. Дина сказала, что сбегает к соседнему дому, может, пристроит котенка в добрые руки. Не бросать же его. Или пускай присмотрят, а после урока она заберет его домой – пусть мама с папой порадуются. Подружки побежали в школу, а Дина припустила через гаражи к жилым домам. Там целый квартал пятиэтажек. К началу урока Дина не пришла. К концу – тоже. В школьном дворе ее не было. Никто не видел девочку в нарядной пятнистой куртке и с забавными косичками. Соседка вся избегалась, пила корвалол с валидолом. Прибежал отец ребенка, приехала мать, впала в истерику. К окончанию рабочего дня в школу в сопровождении начальника ГУВД прибыл товарищ Егоров, он сильно волновался. Девочка не нашлась. Ждать двое суток не стали, заявлению дали ход. Соседку прессовали – ей по-настоящему стало плохо. За женщиной не было никакой вины. Весь остаток дня милиция прочесывала район, оперативники опрашивали жильцов. Ничего. В жилом массиве девочку, тем более с котенком, не видели. Хозяева гаражей разводили рукам. Зачем она вообще здесь пошла? Пожилой автолюбитель припомнил, что вроде видел незнакомую машину, капот высовывался из кустов. Насчет окраски не уверен – может быть, черная, синяя, темно-коричневая. С маркой – та же беда. «Москвич‐408», «Москвич‐412», «Иж-Комби» – у всех передок примерно похожий. И зрение у пожилого автолюбителя так себе. Водителя рядом с машиной не видели. К тому же машина могла и не иметь отношения к пропаже ребенка. Стояла, что с того? Вечером Дина домой не вернулась, утром – тоже. Родители сходили с ума, Павлу Афанасьевичу вызвали скорую помощь. Милиция тактично интересовалась: не связано ли происшествие с его работой? Не было ли завистников? Не переходил ли кому дорогу? Не ввязывался ли Павел Афанасьевич в предприятия, не особо одобряемые Уголовным кодексом? Егоров категорически отвергал инсинуации. Оперативники недоумевали: куда могла пропасть девчонка? Решила насолить родителям? Маловата для таких демаршей. И не тот характер, все в один голос утверждали: девочка домашняя, ссориться не любит. А мама с папой категорически запрещали заводить котенка…