День совершенства
Снова вспомнился сухой отпечаток листа, и он стал думать о нем с раздражением, пытаясь понять, почему он так засел в мозгу, и думая, как отделаться от мыслей о нем раз и навсегда.
Он мысленно вернулся к тому, лишенному смысла и значения мелкому факту; снова увидел лист с поблескивающими на нем каплями пролитой уникоки; увидел свои пальцы, поднимающие его за черешок, и свою другую руку со сложенной оберточной фольгой из-под унипеков, и сухой серый овал на черном от коки влажном камне. Он пролил напиток, а листик там лежал, а камень под ним…
Он сел на кровати и хлопнул себя по правой руке.
— Во имя Христа и Вэня! — пробормотал он в темноте испуганно.
Он встал раньше, чем прозвучал гонг, оделся и заправил постель.
В столовую он пришел первым; позавтракал и вернулся к себе в комнату с небрежно сложенной оберткой от унипека в кармане.
Он достал обертку и разгладил ее на столе рукой. Квадрат из фольги он сложил точно пополам и затем еще втрое. Плотно сжал получившийся пакетик, подержал в руке — вроде бы тонковат, несмотря на шесть слоев. Положил на стол. Пошел в ванную и достал из домашней аптечки вату и катушку лейкопластыря. Принес в комнату и тоже положил на стол.
Слой ваты — еще тоньше, чем пакетик фольги — он положил на свернутый пакет от унипека и приклеил все это к столу лейкопластырем телесного цвета.
Открылась дверь. Он обернулся, прикрыв собой свое изделие и сунув катушку пластыря в карман. Это пришел Карл ТК из соседней комнаты.
— Пошли завтракать? — спросил Карл.
— Уже поел, — сказал Чип.
— Да? — удивился Карл. — Ладно, зайду попозже.
— Хорошо, — сказал Чип и улыбнулся.
Карл вышел, закрыв за собой дверь.
Чип отлепил концы пластыря от стола и отнес получившийся бандаж в ванную. Положил его фольгой вверх на край раковины и засучил рукав балахона.
Взял бандаж и наложил фольгой точно на то место руки, где ее коснется инфузионный диск. Плотно придавил бандаж к руке и закрепил пластырем.
Лист — щит. Сработает ли щит из фольги?
Если да, то он будет думать только о Маттиоле, а ни о каких не об островах. Если он поймает себя на мысли об островах, он расскажет об этом своему наставнику.
Он опустил рукав.
В восемь часов Чип встал в очередь к процедурному кабинету. Он стоял, сложив руки, и, ощущая под рукавом бандаж, согревал его на случай, если инфузионный диск чувствителен к температуре.
«Я болен, — думал он. — Я подхвачу все хвори: рак, оспу, холеру, — все. Лицо мое покроется волосами!»
Он это сделает только один раз, сегодня. При первых же признаках чего-то серьезного он расскажет обо всем наставнику.
А может, эта уловка не сработает.
Подошла его очередь. Он засучил рукав до локтя, вставил руку по запястье, в обрезиненное отверстие аппарата, затем закатал рукав до плеча и быстро сунул ее до конца.
Он чувствовал, как сканер нащупывает его браслет и как инфузатор легко прикоснулся к подушечке бандажа. Ничего не случилось.
— Вам уже сделали, — сказал номер, стоявший позади.
На аппарате светился голубой сигнал.
— А, — произнес он и вынул руку из приемника, одновременно опуская рукав.
Теперь пора было идти на работу.
После ленча он прошел к себе в комнату и в ванной снял с руки бандаж. Фольга была цела — такой бы была и кожа после процедуры. Он сорвал лейкопластырь — вата стала сероватая и мокрая. Он выжал ее, и несколько капель похожей на воду жидкости упали в раковину.
С каждым днем воспоминания становились все более четкими, с болезненными деталями.
Вернулись прежние ощущения. Недовольство Уни перерастало в ненависть; страсть к Маттиоле становилась все более жгучей.
Он снова разыгрывал бьющую уже привычной роль; был нормальным на работе, нормальным со своим наставником; нормальным со своей подружкой. Но день ото дня обманывать становилось все противней, и необходимость этого начинала уже бесить.
К следующей процедуре он опять приготовил бандаж из обертки унипека, ваты и пластыря, а после выжал в раковину инфузионный препарат.
На подбородке, щеках и над верхней губой появились черные точечки — зародыши волосков. Он разобрал щипчики, к одной из рукояток прикрутил проволокой лезвие, и теперь каждое утро до первого гонга он успевал намыливать лицо и сбривал щетинки.
Каждую ночь он видел сны. Иногда они завершались оргазмом.
Его буквально выводила из себя необходимость притворяться спокойным и всем довольным, подобострастным и добропорядочным. В день Рождества Марксова на пляже он шел по берегу спортивным шагом, потом перешел на бег — и сбежал от номеров, шагавших вместе с ним, сбежал от нежащегося на солнцепеке и жующего унипеки Братства. Он бежал, покуда пляж не превратился в узкую каменную дорожку, и побежал по воде, перелез через устои древнего моста. Остановился, одинокий и нагой, между океаном и уходящими ввысь утесами, сжал кулаки и принялся колотить ими по скале, посылая в безоблачную синь неба злобную брань «Заборись оно все пропадом!». Рвал на себе неразрываемую цепь ненавистного браслета.
Это было пятое мая 169 года. Шесть с половиной лет потеряно напрасно.
Шесть с половиной лет! Ему было уже тридцать четыре. Он работает в США 90058.
А где она? По-прежнему в Инде или где-нибудь еще? На Земле, а может быть, в космическом звездолете?
И была ли она живая, как он, или мертвая, как все в этом Братстве?
Глава 2
Накричавшись и настучавшись голыми руками по камням, он почувствовал себя лучше; легче стало ходить с довольной улыбочкой, смотреть на экран ТВ и на экран микроскопа, сидеть с подружкой на концертном амфитеатре.
И размышлять, непрестанно размышлять о том, что же делать.
— Есть проблемы? — спросил его наставник.
— Если и есть, то самые незначительные, — ответил Чип.
— Вид у тебя неважный. Что с тобой?
— Знаете ли, несколько лет тому назад я тяжело болел.
— Мне это известно.
— А теперь одна из номеров, которая тоже была больна, которая и меня заразила, живет здесь, в этом здании. Не могли бы меня перевести куда-нибудь еще?
Наставник поглядел на него с большим сомнением.
— Странно, — сказал он, — как это Уни-Комп мог поместить вас опять вместе.
— Вот и мне странно, — сказал Чип. — Однако она здесь. Я видел ее в столовой вчера вечером и сегодня утром.
— Ты разговаривал с ней?
— Нет.
— Я займусь этим вопросом, — сказал его наставник. — Если она здесь и это причиняет тебе неудобства, конечно же, мы отправим тебя отсюда. Или ее уберем. Ты знаешь ее имяном?
— Целиком не помню, — сказал Чип. — Анна СТ38Р.
Наставник позвонил ему на следующий день рано утром.
— Ты ошибся, Ли, — сказал он. — Это была не она, та, кого ты видел. И кстати, она Анна СГ, а не СТ.
— Вы уверены, что той здесь нет?
— Абсолютно. Она в Афре.
— Гора с плеч, — сказал Чип.
— И еще, Ли, вместо четверговой процедуры тебе надлежит пройти ее сегодня.
— Вот как?
— Да. В час тридцать.
— Хорошо. Спасибо, Езус.
— Благодари Уни.
У него были спрятаны в ящике стола три заготовки из фольги для бандажиков на руку. Он достал одну и пошел в ванную прилепить ее на плечо.
Она была в Афре. Это было ближе, чем Инд, но все же между ними был океан и все пространство США.
Там, в '71334 жили его родители; пожалуй, он подождет несколько недель, а потом попросит о визите. Последний раз он с ними виделся около двух лет тому назад; Вполне можно было рассчитывать, что его заявку удовлетворят. А уж там, в Афре, он сможет позвонить ей — сделает вид, что у него повреждена рука, и попросит какого-нибудь ребенка тронуть датчик уличного телефона и узнать точно ее местопребывание: «Привет, Анна СГ. Я надеюсь, вы так же хорошо себя чувствуете, как и я. Вы в каком городе?»
Ну и что потом? Идти туда пешком? Или заказать автопоездку в какое-либо близлежащее место, в какое-то заведение, так или иначе связанное с генетикой? Сообразит ли Уни, что у Чипа на уме?