Кетцалькоатль (СИ)
Мой удачный зачин разжег в них ретивое. Я объяснил, что, если мы перебьем всех, кто приплыл, то следующий визит будет не скоро. Таино такие же жертвы религии, как и майя, поэтому бесследное исчезновение большого отряда воинов сочтут божьей карой. Пройдет несколько лет, пока подрастут новые воины и решат поискать счастье под стенами Самы. Напасть собирались в первую же ночь, но я отговорил. Пусть враги переночуют спокойно, расслабятся, решат, что неприятности с ними могут случиться, только если близко подойдут к крепостным стенам, а они делать это перестали, даже в рыбацкой деревне ограбили только дальние от города дома.
Для меня главной задачей было удалить с поля боя накома Камона, которого, по мнению верховного жреца Хуры, выбрали боги командовать вылазкой. Если командира шлепнут, а таино знают, что это сразу обеспечит им победу, поэтому приложат максимум усилий, то остальные майя убегут в город. Я в тяжелых доспехах отстану и превращусь в легкую добычу. Поэтому я предложил Камону напасть с двух сторон. Он, как знающий джунгли лучше, ночью поведет свой отряд в обход, чтобы напасть с тыла, когда я с главными силами атакую на рассвете со стороны Самы.
Вечером прошел дождь, короткий и яростный. Поливало так, что на улицах был поток воды по щиколотку. С начала осады в казарме жило много мужчин из деревень, ополченцы. В моей келье — четверо: двое спали на каменной лавке, двое — на каменном полу, постелив тростниковую циновку. На мою лавку не покушались, хотя на ней свободно могли поместиться два человека. Чужеземцам всегда приписывают самые жуткие пороки. Я не люблю толпу, даже из четырех человек, поэтому старался проводить больше времени за пределами кельи. Как только начался ливень, я вышел на середину «плаца» рядом с сейбой и простоял там под тугими прохладными струями дождя минут двадцать, расставаясь с жарой, которая, казалось, забралась за день во все поры моего тела. Заодно и помылся.
Спал тревожно, часто просыпаясь. Как обычно перед боем, снилась всякая муть непонятная, которая мигом забывалась, как только открывал глаза. Перед рассветом меня разбудили. Я облачился к бою при свете факела, сильно вонявшего прогорклым подсолнечным маслом. Майя пока не изготавливают его. Я не видел здесь ни одного подсолнуха, даже дикого. Видимо, в джунглях не растет. Помогали мне одеваться рыбак Вунура и его старший сын Хорадо. Остальные воины и ополченцы с интересом наблюдали, как поверх шелковых рубашки и трусов я надел простеганную ватную фуфайку и кожаные штаны, обул кожаные сапоги. Дальше были кольчужные шоссы и сама кольчуга длиной до середины коленей, рукавами до локтя и тремя бляхами на груди, которую подпоясал широким кожаным ремнем. Следующими надел кольчужное ожерелье и пластинчатые оплечья, наручи и поножи. Колчан с двумя десятками боевых стрел закрепил на спине так, чтобы удобно было доставать правой рукой. На пояс нацепил слева саблю и справа кинжал. Шлем с бармицей померил и отдал Вунуре. Пусть несет его к полю боя вместе со щитом, изготовленным под моим наблюдением из двух слоев деревянных планок, первый вертикальный, второй горизонтальный, и третьего кожаного, на котором на синем фоне была белая роза ветров. Лук будет у Хорадо. Сыну рыбака приказал во время боя находиться неподалеку от меня и ждать, когда позову.
В полном облачении, большой и громоздкий, позвякивающий при каждом движении, я, наверное, выглядел при свете факела очень впечатляюще. Майя все еще в бронзовом веке. Из металлов им известен только сплав золота и меди, который привозят сюда торговцы из горных районов будущей Мексики. Когда я для просушки выставлял на специально изготовленной крестовине свои доспехи на плацу казармы, воины с удивлением осматривали и щупали их. Наверное, сейчас я для майя типа голема, изготовленного из неизвестного и очень прочного материала. Заметил, что многие ополченцы, да и воины из обоих отрядов, смотрят на меня заворожено, как на божество.
Толпой, не соблюдая строй и разбивку на отряды и заполняя улицы на всю ширину, мы вышли из города через ближние северные ворота. Первый отряд, «ягуары» и ополченцы-крестьяне, человек пятьдесят, стараясь двигаться тихо, пошел по сакбе в джунгли. Там к ним должны присоединиться еще человек двадцать-тридцать крестьян, которых предупредили прошлой ночью. Второй отряд, «орлы» и ополченцы-ремесленники и рыбаки, человек семьдесят, выдвинулся к рыбацкой деревне, где разбившись на группы, разошелся по домам, чтобы подождать, когда соратники выйдут на исходную.
Я остался снаружи, чтобы не пропустить начало момент между волком и собакой. С Камоном договорились, что нападем, когда станет совсем светло. К тому времени он и должен будет выдвинуться на исходную. Если сражение начнется немного раньше, и наком опоздает, скажу, что неправильно понял его. Язык майя такой трудный, когда надо.
Таино выставили всего один караул со стороны города. Два воина в полудреме сидели молча возле еле чадящего костра. Они не сразу врубились, что к ним приближается опасность. В предыдущие годы визиты заканчивались без стычек. Так должно было быть и на этот раз. Да и шли мы без криков, с какими всегда бросаются в атаку. Наверное, оба караульных то ли приняли нас за своих, почему-то среди ночи вернувшихся с месторождения обсидиана, то ли, что скорее, за привидения. Один что-то спросил другого, потом оба вскочили, схватив копья, лежавшие рядом на песке.
Вот тут майя и заорали, как положено во время атаки, и побежали на врага, хотя я еще в казарме, повторив несколько раз, потребовал, чтобы не обгоняли меня, поддерживали с флангов. Страх вышибает все установки, полученные перед боем, если они не наработаны многочисленными тренировками. Пришлось и мне припустить трусцой, что в доспехах было намного труднее.
Надо отдать должное таино, они спросонья не поддались панике, быстро вступили в бой, орудуя копьями, макуавитлями и булавами с каменным навершием и закрываясь небольшими овальными щитами, сплетенными из прутьев и обтянутыми кожей. Не обнаружив среди напавших накома, измазанного красной краской и украшенного большим количеством разноцветных перьев кетцаля и попугая, сделали правильный вывод, что командует отрядом самый длинный и не похожий на остальных, и набросили толпой на меня. Впрочем, с тыла и флангов меня прикрывали соратники, так что одновременно могли атаковать только два-три врага.
Закрываясь щитом, я рубил и колол саблей. Она запросто располовинивала кожаные щиты и то, что за ними находилось. Иногда приходилось отталкивать безголовое тело, которое все еще стояло на ногах, фонтанируя кровью из шеи. В ответ меня кололи копьями, били макуавитлями и дубинами. Что-то принимал на щит, что-то попадало в шлем или кольчугу, не нанося критичного ущерба. Я продолжал сражаться, уничтожая одну волну нападавших за другой. Сколько было таких волн, точно не скажу. Наверное, несколько десятков, потому что правая рука сильно устала. И наступил момент, когда таино дрогнули. Я не расслышал, что именно проорал враг, который попал копьем мне в шлем и тут же остался без правой руки. Наверное, обвинил в принадлежности к нечистой силе. Ему поверили, когда голова его полетела на землю вслед за рукой, и, завыв от ужаса и побросав оружие и щиты, ломанулись от меня по пляжу, навстречу нашему отряду под командованием Камона, вышедшему из джунглей, где и полегли, за исключением шести человек, которых оглушили и связали.
Я не погнался за ними, потому что вымотался полностью. Щит нижним краем поставил на песок у ног. Кожаный верхний слой был порван в клочья и вымазан кровью, как и кольчуга, и даже шоссы. Красные капли падали и с сабли на белый песок, быстро впитываясь. Вокруг валялись окровавленные тела таино и майя, причем первых было намного больше. Позади меня пролегала широкая дорога из мертвых врагов. Большую часть накромсал я.
Это подтверждали и взгляды воинов майя, наполненные мистическим восхищением и преклонением. Обычный человек не мог убить столько таино и остаться невредимым. Бог пришел помочь им, но до поры до времени прикидывался обычным человеком. Так рождаются мифы.