Темное время суток
Лайет осклабился.
– Объясни, – Рамон поднялся, – что это за символы на твоей хламиде. Почему твари тебя не трогают. Ты безоружен, но ничего не боишься. Почему?
– Символы… – протянул Лайет. – Древние знаки моей расы. Они носят предупредительный характер.
Внимание Рамона привлек Леа. Китаец замер в нескольких метрах от кострища, мокрый, в одних плавках, с поднятым над головой чуть изогнутым мечом. Светило солнце, но в иероглифах отражалась луна – они мерцали, как всегда, при появлении переверта.
Рамону захотелось кричать.
Он все понял, но «аграм» лежал в машине. А в зрачках Лайета клубилась ночная мгла.
Их взгляды столкнулись.
Лайет исчез. Точнее, не исчез, а перетек в некую аморфную субстанцию, и эта субстанция в мгновение ока очутилась рядом с Леа. Китаец не успел даже шевельнуться – резкий, чудовищный по силе удар пробил его грудную клетку. Что-то замычал Мумик – и упал с разорванным животом. Хрон попытался вскочить – хрустнули переломанные позвонки. Даздра выбросила перед собой руку с когтем – и покатилась снесенная взмахом лапы голова. Раздались выстрелы – это Полина открыла огонь из револьвера. И рухнула в песок. В считанные секунды большая часть спутников Рамона умерла.
Правда, сюрпризы не кончились.
Азарод, схватив рунный топор, пригнулся и описал им широкую дугу. У самой земли. Переверт споткнулся, обагрив песок собственной кровью.
Кошмар схлынул.
Потому что в лоб твари уперся обрез Кадилова. Рамон, словно извне, услышал себя, как он орет «Мочи его, Ефимыч!», почувствовал свои сжатые кулаки, увидел побелевшие костяшки пальцев… И безграничную ничтожность. Беспомощного себя.
Он заткнулся.
Пассивный зритель театра трагедий… Спектакль шел своим чередом. Поджарый волк вновь морфировал в человека. Ломался скелет, шерсть врастала в кожу, втягивались клыки. Уменьшался рост.
Перед ними опять стоял Лайет. В прежней хламиде, с гримасой боли на лице. Под его левой ногой, обутой в тяжелый ботинок, скапливалась буроватая лужица.
– Кто ты? – спросил Кадилов.
За Лайета ответил Рамон:
– Иерарх.
Короткая мизансцена. Под занавес.
Первым побуждением после выхода из ступора было броситься к Полине. Рамон повернулся – и увидел, что с девушкой все в порядке. Она поднялась с земли. Шагнула к раскаленным угольям костра. Ее револьвер валялся в пыли.
– Ты как? – Рамон осмотрел ее с головы до ног. Задержался на прорванной майке. Плечо. Запекшаяся на ране кровь. Плотный комок в горле…
– Нормально.
Рамон не стал спорить. Он перевел взгляд на Лайета.
– Валите его, ребята.
Палец Кадилова плавно давит спуск.
– Нет. Вы не можете, – Лайет совершенно спокоен. – Потому что я иду в Форт. Как представитель своей расы.
– Мне плевать, – возразил Рамон. – Ты перебил почти всех ребят и заразил мою девушку. Ты умрешь.
Он смотрел то на Кадилова, то на Азарода. Лица спутников были мрачны.
– Ефимыч… Спятил совсем? ОН ВРАГ!
– Да.
– Сделай это.
– Не имею права.
– Я приказываю.
– Расклад изменился, Никита.
Вот оно – тихое сумасшествие. Мир переворачивается, и тебя выбрасывает на орбиту.
– Хорошо, – Рамон двинулся к джипу. К пушке.
– Стой, смертный.
Перед ним вырос четырехлетний Игорек. Малыш преградил ему путь. В глубинах зрачков малыша клубилось нечто, отчаянно жаждущее свободы. И если нечто выберется, понял Рамон, всем конец.
– Возьми свое оружие, – Игорек протянул Рамону пистолет. – Но если ты расстроишь меня – оно вряд ли поможет.
Рукоять «аграма» легла в ладонь.
– Объясните ему, – не выдержал Азарод. – Видите, он не понимает.
Кадилов вздохнул.
– Присядь, – посоветовал Игорек, – В ногах правды нет.
Рамон вернулся на прежнее место. Вяло опустился на валун.
Кадилов опять вздохнул.
И заговорил:
– Речь о портале, Никита. О том, что нам предстоит сотворить в Форте. Видишь ли, это нестандартный портал. Перекресток. Одна точка выхода и сотни – входа. Солдаты окрестных реальностей устремятся сюда. Люди здесь победят, вернут свой мир. Ты должен понимать, насколько это важно. Проблема в том, что перекресток открыть сложно. Пробить ткань пространства способен лишь Круг Избранных, состоящий из представителей различных рас. Все они собираются сейчас в Форте… Я – представитель Высших Сфер, ангел начала. Третья степень, шестой уровень.
Рамон выслушал тираду Кадилова. Похоже, тот был вполне серьезен.
– Я представляю Низшие Сферы, – сказал Игорек. – Сообщество демонов.
– Я – некромант, – добавил Азарод. – Раса Четырех Стихий.
– А я, – заключил Лайет. – Из тех, кого вы называете иерархами. Мы – предки перевертов. И без меня перекресток не распахнется.
Несколько секунд Рамон переваривал информацию. Затем обратился к иерарху:
– Пострадает твоя раса. Почему ты согласился?
– Мои мотивы, – Лайет оскалился. – Мы, старейшие, не считаем этот сброд равными себе. Выродки, недостойные быть нашими потомками. Я хочу вернуть все на привычные места. Людей – больше, нас – меньше. И никаких крестовых походов. Никаких наемников вроде вас.
– Тогда для чего понадобилась эта бойня? – Рамон обвел широким жестом остров.
– Вынужденная мера. Я защищался.
– Ты напал первым.
– Вы бы убили меня, даже не спросив, кто я такой.
– А Полина? – Рамон чуть ли не плакал. – Зачем ты ее… приобщил?
– Ответ на поверхности. Каждый иерарх должен найти ученика. Передать свое мастерство. И я нашел.
Рамон поймал себя на том, что хочет вскинуть пушку. И расстрелять эту циничную сволочь.
Чья-то рука опустилась на плечо.
Азарод.
– Нет. Позже.
Рамон проглотил комок. Заставил себя спросить:
– А кто от людей?
Ответил Игорек.
– Ты.
* * *
Незадолго перед высадкой Полина сделалась его навязчивой идеей. Он звонил ей каждый день с одинаковым результатом. Телефон Полине отключили за неуплату – благодаря Ржавчине. Они встретились вновь, когда Рамон выпал из портала в одичавшем яблоневом саду. Ефимыч, Леа, прочие присоединились к ним позже. Тогда они были вдвоем. Да еще «чероки», байк Полины, ясное звездное небо, костер. Переверты в сад не лезли. Те три ночи и два дня были самыми счастливыми в жизни Никиты. Они любили друг друга, говорили обо всем на свете, гуляли по саду, снова занимались любовью…
А сейчас у нее исчезла рана.
Уже.
Ни следа от клыков Лайета. Они стоят рядом на берегу реки, вглядываясь в мутную воду. За их спинами – свежие могилы друзей. Оба понимают, что мосты рушатся. Чуждое разделяет их.
– Никита! – ангельский голос Кадилова. – Ты здесь ночевать решил?
Полина взяла его за руку.
Они двинулись к джипу. Азарод и Ефимыч спешно сворачивали лагерь. Рамон пытался помочь, но все валилось из рук…
Солнце повисло в зените.
Рамон подошел к Азароду.
– Спасибо.
– За что? – удивился некромант. Несмотря на жару, Рамон кожей чувствовал лед. Вечный лед повелителя смерти.
– За пулю. – Рамон протянул магистру Четырех Стихий обойму. – Сделаешь еще?
Азарод кивнул.
Кадилов закрыл багажник «лады» и сел за руль.
– Пора, – сказал Игорек.
Рамон кивнул.
Их ждала дорога.
Ночь
На подъезде к Форту миновали два блокпоста. Серьезных, с магическими барьерами, угрюмыми спецназовцами в одинаковой серой форме без знаков различий, заговоренными шлагбаумами. Трасса, петляя среди кукурузных и пшеничных полей, шла под уклон. Далекая черта горизонта срасталась со звездным покрывалом. Рамон крутил баранку и смотрел на падающие с неба светлячки. Август…
Рядом спала Полина. Лоб девушки был горячим, она бредила во сне, стонала. Классические симптомы трансформации. Генетическая перестройка организма. Интересно, кем она станет? Волчицей, лисой, медведем?