Голодная бездна Нью-Арка (СИ)

— Поэтому там нет клиник. Есть центры срочной помощи, а вот клиник — нет. Матушка моя, когда… случалось ей лицо подправить, — это Мэйнфорд произнес с явною насмешкой, — всегда уезжала… говорила, что отправляется свежим воздухом дышать.
Он фыркнул.
— Значит, целитель… успешный и состоятельный… проклятье… ненавижу успешных и состоятельных.
— Почему? — Тельме все же удалось вытащить нитку, которую она протянула Мэйнфорду.
— Потому что за спиной каждого найдется дюжина адвокатов, без разрешения которых они не чихнут… и это не говоря уже о полезных знакомствах. Если бы ты знала, насколько затрудняют работу чужие полезные знакомства… ладно, не думай о плохом.
Будто было что хорошее, о чем стоило подумать.
— Сама идея очень даже неплоха… целитель… тихий дом… округ первый или второй… и то сомневаюсь. Во втором люди слишком любопытны. А в третьем он бы бросался в глаза… нет, первый… приличное место, иначе вновь же возникли бы вопросы… уединенный образ жизни. Приходящая прислуга…
— Имя назовешь? — Тельма все-таки пересела, как-то вот… неловко ей было ощущать кокон запертой силы, которой явно подобное обращение было не по нраву.
— Нет. Но составить список целителей можно… скажем, под предлогом консультации. Исключить тех, кто работает недавно… или недостаточно состоятелен. Сверить с картой… Кохэн, у нас есть карта энергетических полей?
— Есть, — отозвался Кохэн, который до того момента молчал. — И что до всего остального, то… многие целители живут рядом с клиниками отнюдь не из прихоти. Чистых мест в городе не так и много. Да и ушедших на покой я не стал бы исключать.
Тельма согласилась.
Мысленно.
— Если он не практикует сейчас, это не значит, что растерял навыки… как-то так…
…как-то так.
— Займешься? — поинтересовался Мэйнфорд, и это прозвучало так, будто он просил Кохэна о личном одолжении.
— А куда я денусь…
О Тельме они словно и забыли.
Может, это и к лучшему?
Она выскользнула из машины, не дожидаясь, пока Кохэн откроет дверь. Ни к чему лишние любезности. Подхватила сумку с медведем, прижала ее к груди, хотя никто не делал попыток отобрать ни сумку, ни игрушку…
— Я… в Архив все-таки загляну, — Тельма повторила это, втайне опасаясь, что Мэйнфорд начнет задавать вопросы. А ее версия о поиске целителя в Архиве не выдержит и малейшей критики. На иные же вопросы у Тельмы ответа нет.
Но спрашивать Мэйнфорд не стал.
Кивнул.
Бросил:
— Иди…
И отвернулся, будто бы ее вовсе не существовало. А ведь это хорошо… замечательно даже…
…в Архиве на этот раз пахло мясным салатом, и еще коньяком, который цверг не пил — смаковал из крохотной чашечки. Чашечку он держал в щепоти, и водил над нею длинным носом, вдыхая коньячный аромат. На Тельму цверг взглянул с упреком: как это вздумалось ей вновь нарушать покой Архива?
— Доброго дня, — Тельма придавила сумочку. Из-за медведя та раздулась и выглядела более уродливо, нежели обычно. — Я…
— Помню. Второй стеллаж. Третья полка. Думаю, тебе будет интересно.
— Спасибо.
Цверг величественно кивнул и вернулся к коньяку.
Интересно, он вообще знает, что пить на рабочем месте запрещено?
Знает.
И не Тельмы дело, чем он здесь занимается.
На третьей полке обнаружилось несколько папок, столь тощих, что Тельма сразу ощутила разочарование. Впрочем, она тут же себя одернула: не стоило надеяться на большее.
Устроившись за столом, Тельма открыла первую папку.
Лаферт Лайм.
Она провела по имени пальцем и палец понюхала. Ничем не пахнет, даже книжной пылью, не говоря уже об эмоциях. Разве что… скука.
Конечно.
Какие могут быть эмоции? У кого? У стенографиста, который вел протоколы допроса? У машинистки, что перепечатывала этот протокол? Нет, от рукописей отдачи больше, хотя… в мамином деле Тельма тоже ничего не ощутила, несмотря на то, что все протоколы были писаны от руки.
Почему здесь иначе?
…снимок.
Сухопарый мужчина с изможденным лицом. Он скорее похож на неизлечимо больного, нежели на целителя.
 
Эмигрант.
Последняя волна.
Женат, но супруга умерла при родах. Воспитывает дочь, Аманду Лайм, которой на момент допроса исполнилось шестнадцать.
Владеет квартирой в Третьем округе. Не самое лучшее место, целитель, пусть и второго уровня, мог бы устроиться и получше. Ведет прием в клинике. Подал в отставку в связи с состоянием здоровья… заключение штатного целителя: необратимая дигрессия энергетических каналов.
Это же…
Он не имел права продолжать практику.
Из больницы ушел до того, как болезнь диагностировали, а значит, пытался сохранить лицензию. Открыл частную практику в том же третьем округе, где целителей было слишком мало, чтобы остаться вовсе без клиентуры.
Он умел многое. Опыт сказывался. И диагностом был хорошим. Коллеги весьма тепло о нем отзывались. Следователь удосужился их опросить, хотя и не понятно, зачем?
Имелось заявление.
Признание.
И Тельма перечитала его дважды, потому что не верила ни одному слову.
Матушка ее, которая и за пределы Острова выбиралась исключительно по острой нужде, самолично явилась в Третий округ? Отыскала этого целителя среди сотен иных? Предложила немалую сумму за услугу, которая была не только незаконна, но и небезопасна для ее здоровья… он ведь понимал, чем чреват аборт на таком сроке.
Почему согласился?
Ладно, допустим, он был из тех, кто полагал, что женщина имеет право решать сама и за себя, и за ребенка, но… он ведь приносил клятву. И даже если клятва эта была лишь десятком пустых фраз у алтаря, оставался здравый смысл. Состоятельная женщина. Аборт. Возможные проблемы, в которых обвинили бы его… и ладно это, но почему он вообще появился?
Пришел с признанием.
Его бы не нашли. Не стали бы искать, потому как безнадежное это дело. А он сам… совесть замучила? В совесть Тельма не поверила ни на мгновенье. Хотя бы потому, что этот аборт не был первым, на который решился доктор Лайм. Да и смерть… случалось ей с целителями встречаться. К смерти они относились куда спокойней обычных людей.
Она пересмотрела дело, благо много времени на это не ушло. Дело было тонким. И прозрачным.
Передано в суд.
Приговор.
Смягчающие обстоятельства… подорванное здоровье… и плохой прогноз. Невозможность остановить распад энергетической оболочки, вследствие чего проблемы с физической составляющей. Он прожил полтора месяца, Лаферт Лайм, чье лицо было Тельме незнакомо. И скончался в Берри-Соуд, что и не удивительно. Там и здоровые не выживали.
Тельма, перед тем как закрыть блокнот, записала еще одно имя.
Аманда.
Что-то подсказывало, что дочь Лаферта Лайма могла бы рассказать кое-что интересное. Шестнадцать ей было. Уже не дитя. Далеко не дитя. И значит, помнила все распрекрасно.
Тельма была вдвое моложе, а запомнила, как убили ее мать.
Оставалось найти эту Аманда Лайм, если, конечно, она еще не убралась из Нью-Арка. Тельма очень надеялась, что нет.
Следующая папка.
Тело Алисии Дженкинс, она же — Вильчевски, а в девичестве и вовсе Бертран, обнаружено в переулке на Мальдина-Грин с полусотней мелких травм и десятком ножевых ранений. Впрочем, как показало вскрытие, травмы являлись неотъемлемым элементом жизни вышеуказанной Алисии Дженкинс, и проистекали из разногласий с супругом, по совместительству взявшем на себя и роль сутенера.
Эти снимки Тельма разглядывала с легким чувством брезгливости.
Она не сразу узнала женщину.
Та ведь была красива.
…в девичестве Бертран.
Но куда ушла красота? Опухшее одутловатое лицо, левая сторона которого заплыла. И Тельма закрыла эту сторону ладонью. Нет, ничего не изменилось. Женщине на снимке было хорошо за сорок. Алисия же… Тельма помнила ее молодой. Хорошенькой, несмотря на скучный наряд горничной. Легкой… а эта…
…банальная история.
Скоропалительный брак по любви.