Вскрываем карты! (СИ)

— Ну если не отдадут под суд за использование запрещенного артефакта без согласования с вышестоящими инстанциями, пожалуй, озолотят. — Про себя подумал если даже не осудят, нервы потреплют основательно — это гарантировано, ибо не любят наши господа генералы, когда ультимативные аргументы проходят мимо их жадных загребук. Ладно, дышим спокойно с верой в будущее и с надеждой что царь наш батюшка не отдаст героев Отечества на растерзание всяким толстопузым лампасникам. — Дальше, Степан Иванович, летим на запад. В сотне верст от Токио есть крупный аэродром. Долбанем по нему остатками боеприпасов. А потом прямиком в гости к адмиралу Забирко. Есть у меня для него один смачный подарочек. — Ну да, я хоть и не злопамятный, но на память не жалуюсь.
На уничтожение аэродрома врага ушел весь оставшийся после неудачного штурма японского флота запас моих внепространственных хранилищ. К нашему обоюдному с подполковником удовлетворению вражеские дирижабли, несмотря на то, что были наполнены негорючим гелием, полыхали ярко и жарко, а заодно и вся наземная инфраструктура.
Далее наш борт повернул на восток и с максимальной скоростью рванул к только что подходившей ко входу в Токийский залив эскадре вице-адмирала Забирко. Флагманский корабль «Императрица София» выделялся среди прочих линейных кораблей своими гигантскими размерами и количеством крупнокалиберных орудий. Впрочем, тактико-технические данные флагмана в этот момент меня не особо интересовали. Главное, чтобы мой пилот не сильно отклонился от нужного курса.
Все-таки Степан Иванович не даром был пилотом, что называется, от Бога. Прошел четко на высоте полусотни метров аккурат над палубой линкора. Ну я тоже не растерялся, своевременно запулил содержимое моих «памперсов» в стекло боевой рубки. После чего наш «Стриж», помахав крыльями бравым морякам североморцам, направился в сторону Японии, которую в настоящий момент вовсю утюжили наши военно-воздушные и военно-морские флоты, а также сбрасывали на нее в ключевых точках десанты. Короче говоря, шла обычная военная работа.
Общаться с нерасторопными морячками и в особенности с их командующим желания не было, поэтому возмущенные вопли в радиоэфире по поводу моего успешного фекального бомбометания проигнорировал. Жаль, что изгадил лишь стекло боевой рубки. Было бы неплохо попасть в самого Забирко. Впрочем, я буду не я, если этого трусливого говнюка не арестуют сразу же по прибытии его в порт Восточный. Это хорошо, что при мне неожиданно оказался «запрещенный артефакт, найденный в Прорве». А если бы его не было?
Ну мы-то с подполковником уж точно уцелели бы при любых обстоятельствах. А вот нашей ударной корабельной группы, что успешно прошла по Севморпути от берегов Мурмана до острова Хонсю, пожалуй, уже не стало бы, во всяком случае, как могучей слаженной боевой единицы. Как уже отмечалось, кораблям данной группировки всего-то нужно было своевременно блокировать горловину Токийского залива в районе пролива Урага и топить массированными артиллерийскими ударами все, что оттуда пытается прошмыгнуть в Тихий океан. Не подошли своевременно из-за нерешительности какого-то там Забирко. Точно также происходило и в Русско-Японской войне начала двадцатого века той реальности. Из-за нерешительности, даже откровенной трусливости, или, как крайность, губительной самоуверенности военачальников Россия фактически проиграла в той кампании, несмотря на то, что по всем расчетам штабных стратегов должна была её выиграть.
Далее наш самолет пересек остров Хонсю уже в западном направлении. По пути следования я с удовольствием отмечал признаки массированных и весьма удачных бомбардировок. Вскоре под крыльями нашего «Стрижа» распахнулось Японское море. Надоевший гул двигателя внутреннего сгорания сменил лёгкий шелест пропеллеров, вращаемых магией.
Не удержавшись я негромко запел:
 
 
 Comin' in on a wing and a prayer 
 
 Comin' in on a wing and a prayer 
 
 Though there’s one motor gone 
 
 We can still carry on 
 
 Comin' in on a wing and a praye 
 
 What a show 
 
 What a fight… 
 
 
Чуткое ухо пилота уловило мое мурлыканье, и тут же Степан Иванович обратился ко мне с просьбой:
 
— Командир, а по-русски можно? Я англицкий плохо понимаю. А мотивчик весьма и весьма…
Ну что ж, не расстраивать же коллегу отказом, и я запел:
 
 
 — Мы летим, ковыляя во мгле. 
 
 Мы ползем на последнем крыле. 
 
 Бак пробит, хвост горит, и машина летит 
 
 На честном слове и на одном крыле. 
 
 Ну дела! Ночь была, 
 
 И объекты разбомбили мы дотла… 
 
 
Признаться, я не сразу заметил, как этот хитрован включил передачу на радиочастоте нашей группы. Сообразил, лишь после того как в наушниках начали раздаваться восхищенные голоса наших коллег:
— Отличная песня, командир!..
— Браво!..
— Замечательно!..
Ну и так далее в том же духе.
Впрочем, я тут же пресек этот базар-вокзал:
— Всем бортам, хватит горланить на всю акваторию Японского моря. Веселиться и петь песни будем на земле. А теперь дружно идем на базу, кто опоздал, подтянутся.
 Интермедия № 4 
Император священной Империи Нихон Арахито-гами сидел за своим рабочим столом и, отодвинув в сторону стопку бумаг, поданных ему секретарем для подписания, смаковал душистый чай из расписанной витиевато переплетающимися драконами фарфоровой чашки, сработанной искусными китайскими мастерами. Вообще-то государь был сторонником традиционализма и предпочитал употреблять этот воистину божественный напиток с соблюдением всех правил чайной церемонии. Но в последнее время у Небесного Хозяина катастрофически не стало хватать времени на то, чтобы встретить утренний рассвет с чашкой крепко заваренного чая в компании приятных людей, с которыми можно говорить не только на разного рода актуальные политические темы, но разобрать по иероглифу одну из свежих хайку Фумио Кухара, например:
 
 
 Последний лист в моем саду, 
 
 Лёг на землю, 
 
 Зима на пороге. 
 
 
Всего три сточки, а сколько в них духовной пищи для полета человеческой фантазии, сколько визуальных образов выдает воображение. Император предпочитал другим формам японской поэзии именно этот лаконичный жанр.
Размышления государя Японии о высоком неожиданно были прерваны тихонько прокравшимся в монарший кабинет личным секретарем.
— Ваше Императорское Величество, покорнейше прошу прощения за то, что отвлекаю Вас от, вне всякого сомнения, важных мыслей, но только что из нашего посольства в Москве поступила радиограмма. Разрешите зачитать?
— Разрешаю, Кичиро. Интересно, что там нам пишет Изаму Миядзава?
Послание было предельно кратким:
— В пятнадцать ноль-ноль по московскому времени Россия объявила войну Японии.
Выброшенная надпочечниками в кровь императора повышенная доза адреналина мгновенно вывела его из благостного расслабленного состояния. Вот так же три десятилетия назад Япония под его управлением объявила войну Российской Империи, как оказалось, это было крайне непродуманное решение, едва не приведшее островное государство к катастрофе. Лишь мощное политическое давление западноевропейских союзников Японии на русского царя остановило тогда войну в стадии крайне невыгодной для Страны Восходящего Солнца. Похоже, теперь ситуация перевернулась с ног на голову и абсолютно не готовая к войне Россия совершает ту же самую ошибку, которую в свое время совершил нынешний Арахито-гами.