Этот идеальный день
Она снова взяла его за руку. Они прошли чуть дальше и остановились. Он услышал короткий стук в дверь, потом еще раз и еще раз, звук открываемой двери, затихающие голоса.
«Привет, – сказала она, проводя Чипа вперед. – Это Чип, он на этом настаивает».
По полу заскрипели отодвигаемые стулья, зазвучали приветственные голоса. Чья-то рука пожала руку Чипа:
– Я Кинг, – представился член. – Я рад, что ты решился прийти.
– Спасибо, – ответил Чип.
Другая рука пожала руку Чипа жестче, чем первая.
– Снежинка говорит, что ты прямо художник, – этот голос был старше, чем голос Кинга. – Я – Леопард.
К Чипу потянулись другие руки: женский голос быстро произнес:
– Привет, Чип, я – Лайлак, – и другой женский голос:
– А я – Спэрроу, я надеюсь, что ты будешь всегда приходить. – А я Хаш, жена Леопарда. Привет!
Последний голос и рука были старые, другие два голоса – молодые.
Чипа подвели к стулу и усадили. Его руки нащупали крышку стола, гладкую и пустую, со слегка закругленным краем – овальный стол или большой круглый. Все остальные тоже сели.
Снежинка справа от него, о чем-то болтая, кто-то сел слева.
Чип почувствовал, что где-то что-то горит, он принюхался, чтобы удостовериться в этом: никто из членов, казалось, не замечал гари.
– Что-то горит, – сказал Чип.
– Табак, – ответила пожилая женщина Хаш – слева от него.
– Табак? – переспросил Чип.
– Мы его курим, – сказала Снежинка. – Хочешь попробовать?
– Нет, – сказал Чип. Некоторые засмеялись.
– Это не так уж смертельно, – сказал Кинг, сидящий дальше, слева от него.
– Я даже думаю, что он дает и какой-то эффект.
– Это очень приятно, – сказала одна из молодых женщин напротив него.
– Нет, спасибо, – ответил Чип.
Они снова засмеялись, обменявшись между собой репликами, и постепенно замолчали. На правую руку Чипа, лежавшую на столе, легла рука Снежинки, он хотел сбросить ее, но сдержался. Он глупо сделал, что пришел. Что он здесь делает, сидя с завязанными глазами между больными членами с фальшивыми именами? Его собственная ненормальность – ничто по сравнению с ними. Табак! Это растение вымерло сто лет назад, где они его откопали?
– Извини нас за повязку, Чип, – сказал Кинг, – я думаю, Снежинка объяснила, зачем это нужно.
– Да, – ответил Чип, Снежинка тоже сказала: «Да». Ее рука убралась с руки Чипа, и Чип снял свою руку со стола и сцепил обе руки на коленях.
– Мы ненормальные члены, что совершенно очевидно, – сказал Кинг. – Мы делаем много таких вещей, которые, как считается, делают только больные. Но мы думаем, что такие члены не больны. Мы знаем, что они не больны, – голос его был сильный, глубокий и властный. Чип представил себе, что Кинг – большой и мощный человек, лет сорока. – Я не собираюсь вдаваться в подробности, – продолжал он, – потому что в твоем теперешнем состоянии они огорчат и шокируют тебя, как тебя шокировало и огорчило то, что мы курим табак. Ты сам узнаешь в будущем все детали, если у тебя с нами есть будущее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Чип. – В моем теперешнем состоянии?
На секунду наступила тишина. Какая-то женщина кашлянула.
Пока ты заторможен и усреднен твоим последним лечением, – ответил Кинг.
Чип неподвижно сидел, повернув голову в сторону Кинга, не в состоянии говорить о несправедливости того, что Кинг только что сказал. Постепенно он осмыслил его слова и произнес:
Я не заторможен и не усреднен.
– Но, тем не менее, это так, – сказал Кинг.
– Вся Семья заторможена и усреднена, – сказала Снежинка, и сзади нее раздался мужской голос:
– Все, не только ты. Это сказал Леонард.
– Из чего, ты думаешь, состоит лечение? – спросил Кинг.
– Вакцины, антисептик, – начал Чип, – противозачаточные средства, иногда транквилизаторы…
– Всегда транквилизаторы, – сказал Кинг. – И ЛПК, которые снижают агрессивность, а также сводят к минимуму радость и способность к восприятию, и все другие братовредительские качества, свойственные мозгу.
– А также сексуальный депрессант, – добавила Снежинка.
– Да, и это тоже, – сказал Кинг. – Десять минут механического секса в неделю, лишь малая доля того, что возможно.
– Я этому не верю, – сказал Чип. – Ничему не верю. Но все сказали, что это правда: «Это правда, Чип», «Действительно, правда», «Правда!»
– Ты же сам занимаешься генетикой, – сказал Кинг, – разве не на это работает генная инженерия? – на уменьшение агрессивности, контроль сексуальных эмоций, привнесение в человека желания помогать ближним, послушания и чувства благодарности. Лечения дают все эти эффекты на некоторое время, а генная инженерия способна влиять даже на рост и на цвет кожи.
– Лечения помогают нам, – сказал Чип.
– Они помогают Уни, – произнес женский голос напротив Чипа, с другой стороны стола.
– И поклонникам Веи, которые запрограммировали Уни, – добавил Кинг. – Но они не помогают нам, по крайней мере, их польза несоизмерима с их вредом. Они превращают нас в машины.
Чип покачал головой, потом покачал головой еще раз.
– Снежинка сказала нам, – это заговорила Хаш тихим, спокойным голосом, который очень подходил к ее имени, – что у тебя есть ненормальные наклонности. Ты никогда не замечал, что они сильнее перед лечением и слабее после лечения?
– Я уверена, что ты сделал эту рамку за день или два до лечения, а не после, – сказала Снежинка. Чип подумал несколько секунд.
– Я не помню, – сказал он, – но когда я был маленьким и думал о том, чтобы классифицировать себя, после лечения эти мысли казались глупыми и до-Объединенческими, а перед лечением они просто… приводили в восторг.
– Ну вот, – сказал Кинг.
– Но этот восторг был нездоровым.
– Он был здоровым, – сказал Кинг, а женский голос с другой стороны стола добавил:
– Ты был живой, ты что-то чувствовал. Любое чувство лучше и здоровее, чем отсутствие чувств.
Чип вспомнил о чувстве вины, которое он носил в себе и скрывал от советчиков со времени случая с Карлом в Академии. Он кивнул:
«Да, – сказал он, – да, может быть». Он повернул голову в сторону Кинга, в сторону женщины, в сторону Леопарда и в сторону Снежинки, жалея, что он не может открыть глаза и увидеть их.
– Но тогда я не понимаю, – сказал он. – Вы же получаете лечения или нет? Так разве вы не…
– Мы получаем ослабленные лечения, – сказала Снежинка.
– Да, мы получаем лечения, – сказал Кинг, – но нам удалось добиться ослабленных лечений, без некоторых компонентов, так что мы – чуть больше, чем те машины, которыми Уни нас считает.
– И именно это мы тебе и предлагаем, – раздался голос Снежинки, – возможность видеть больше, чувствовать больше, делать больше и радоваться больше.
– И страдать тоже больше, скажи ему и это, – произнес голос, мягкий, но четкий, принадлежавший второй молодой женщине. Она сидела за столом напротив Чипа, слева, где-то рядом с Кингом.
– Это не так, – сказала Снежинка.
– Да, это так, – сказал тот же четкий, почти девичий голос, – ей было, наверное, не больше двадцати. – Будут такие дни, когда ты станешь ненавидеть Христа, Маркса, Вуда и Веи и захочешь разломать Уни. Будут дни, когда тебе захочется сорвать свой браслет и убежать на горные вершины, как неизлечимые раньше, только для того, чтобы делать то, что ты хочешь, иметь возможность выбора и жить своей собственной жизнью.
– Лайлак! – сказала Снежинка.
– Будут дни, когда ты станешь ненавидеть нас, – продолжал говорить женский голос, – за то, что мы разбудили тебя и сделали тебя не машиной. Машины чувствуют себя во Вселенной как дома, только люди изгнанники.
– Лайлак, – сказала Снежинка. – Мы пытаемся уговорить Чипа присоединиться к нам, и мы совсем не хотим расстроить его. – Для Чипа она добавила:
– Лайлак действительно ненормальная.
– В том, что говорит Лайлак, есть правда, – сказал Кинг. – Да, иногда мы несчастливы. Ты, Снежинка, – нет, я знаю. За редкими исключениями, вроде Снежинки, способность чувствовать счастье означает также способность чувствовать несчастье. Но как сказала Спэрроу, любое чувство лучше и здоровее, чем полная бесчувственность, а несчастливые моменты не так уж часто бывают, правда.