Попрощайся!
Олег Кожин
Попрощайся!
© Кожин О., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Иллюстрацию на обложке нарисовала
Дарья Стерх(Караверна @karaverna)
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Игра в куклы
ЯрикДорогу на дачу папа Гордеевых называл хребтом дракона. Всякий раз, когда их семейный фургончик подпрыгивал на очередном камне, папа поправлял очки и весело восклицал: «О! Новый позвонок вылез!» Но Ярик знал определенно – этот «позвонок» был здесь всегда. По крайней мере, с тех самых пор, как Ярик стал достаточно взрослым, чтобы заиметь собственные воспоминания. Он помнил каждый поворот, каждую развилку, каждую кочку, выдавленную неласковой карельской землей, и яму, прорезанную в здешней грунтовке колесами дачников. Фотографическая память, позволяющая запоминать учебники постранично, составляла в голове Ярика личный дорожный атлас. Только для папы это все равно оставалось чем-то вроде игры. «Оп-па! И еще один позвонок! Дракон-то сегодня ворочался!»
Раз в год-два после долгих споров на повышенных тонах дачный кооператив скидывался деньгами, и грунтовку утюжил трактор, срезал колеи, засыпал лужи загодя привезенным песком или отсевом. Вот только с камнями – здоровенными валунами, которые не просто торчали из дороги, а сами были дорогой, – ничего не могли поделать ни стальной ковш, ни спрятанные под капотом без малого три сотни лошадей. Иногда Ярику казалось, что камни были здесь всегда. Как огромное озеро, темные воды которого цветом напоминали кока-колу. Как раскидистый дремучий лес, неизменно вызывающий в памяти подзабытое слово заповедный.
Как и то, что таилось там, в тени еловых лап, пряталось в густом кустарнике, неслышно скользило по дну, прорастающему кувшинками и камышом.
Ярик всегда чувствовал его среди листвяного шепота, молчания покрытых мхом камней и комариного звона. Присутствие таинственного, опасного осознавалось нечетко, на периферии сознания. Как осознавалось, к примеру, что в лесу водятся медведи, которых Ярик за свои без малого двенадцать лет не встретил ни одного. Единственное нехитрое правило – его Ярик заучил еще в детсадовском возрасте – позволяло надеяться, что не встретит и впредь. «Если ты не охотник, в лесу шуметь не только можно, но и нужно!» – говорил ему папа. «Зверь услышит и сам уйдет с дороги». И заслышав, как где-то неподалеку, заполошно молотя крыльями, взлетали вспугнутые кем-то птицы, Ярик принимался шуметь: шелестел палой листвой, хрустел валежником, на полную громкость включал музыку на мобильнике. Мог даже сам спеть. Вот только то, что хоронилось в узловатых корнях, каменных норах и буреломе, не боялось шума и само решало, когда показываться на глаза глупым двуногим, не осознающим, что они забрели в чужие владения.
Папа сосредоточенно крутил руль, не забывая отпускать дежурные шутки. На пассажирском кресле рядом с ним натянуто улыбалась мама. Изредка она оборачивалась, бросая через плечо рассеянный взгляд, но смотрела не на сына, вжимающегося в дверь, желая просочиться на улицу. На противоположном конце трехместного сиденья перехваченная ремнем безопасности расположилась тряпичная кукла: круглая плоская голова размером с половину туловища, рыжая пакля волос, деревянные пуговицы вместо глаз, прочерченная грубыми стежками улыбка и тонкие, макароноподобные конечности из веревки.
Вчера мама с папой принесли ее из леса вместе с полными корзинами грибов. «Прелесть какая! Леночка будет в восторге!» – ворковала мама, будто позабыв, что Леночке уже давно не четыре, а все четырнадцать.
Ярик стискивал зубы и кулаки, чтобы не закричать или, того хуже, не расплакаться. Фургончик подпрыгивал на «драконьих позвонках» так, что пассажиров подкидывало довольно ощутимо. Только кукла сидела недвижимо, тяжелая, точно громадный валун. И взгляд, которым она сверлила Ярика, был такой же – тяжелый. Каменный.
Гордеевы возвращались в Петрозаводск и везли это с собой.
* * *Домой на пятый этаж Ярик не просто поднялся – взлетел! Схватил первые попавшиеся сумки и побежал, перепрыгивая через две ступеньки, только бы родители не заставили нести куклу. Уже на третьем этаже, пыхтя и отдуваясь, Ярик начал злиться на свой иррациональный страх – ну подумаешь, тоже мне: старая девчачья игрушка! – но стоило вспомнить деревянные пуговицы, пришитые к тряпичному лицу суровыми нитками, как даже белым днем по спине скатывалась тающая ледышка.
Родители неторопливо разгружали фургончик, и папа навьючивал на себя рюкзаки, пакеты и ведра, «чтобы два раза не ходить». Спуститься и помочь даже мысли не возникло. Ярик точно знал: будь там хоть холодильник, хоть здоровенный шкаф, хоть триста корзин с грибами – папа понесет все сам. Все, кроме куклы. Родители всучат ее Ярику и будут улыбаться бездушными резиновыми улыбками, невпопад бормоча, как обрадуется Леночка.
Кстати, о Леночке… Ярик локтем надавил на дверную ручку – так и есть: сестра, раззява, снова забыла закрыть замок! Поднимись первым кто-нибудь из родителей – не миновать Ленке серьезного разговора. Оттого что сестра избежит взбучки, Ярик даже испытал сожаление. Впрочем, облегчение, которое нахлынуло на него в родных стенах, оказалось куда сильнее. Может, родители забудут куклу в машине? В самом деле, не потащат же они ее домой! Но вспоминая взгляд, который мама всю дорогу не сводила с находки, понимал: потащат.
Наступая носком одной ноги на пятку другой, Ярик стянул кроссовки. Из пакетов шел густой грибной дух, аромат сырости и земли. Протяжно вздохнув, Ярик поудобнее устроил тонкие режущие ручки пакетов в ладонях. Коридор изгибался буквой «Г», поворачивая на кухню. Ярик шагнул за угол и…
…Нос к носу столкнулся с призраком. Бледное лицо вытянулось, в глубине запавших глаз молнией сверкнул ужас. Взметнулись скрюченные пальцы с черными ногтями. Ярик выронил пакеты, и они с призраком испуганно заорали друг на друга.
– Придурок! – крикнул «призрак», хватаясь за сердце и сползая по стенке на пол. – Разве можно так пугать?!
– Двери закрывать научись! – скрывая дрожь в голосе, рявкнул в ответ Ярик.
Только сейчас он расслышал летящие из кухни меланхоличные завывания Тило Вольффа. Ленка вновь гоняла по кругу свою любимую «Лакримозу». Старшая сестра продолжала распекать Ярика, но тот уже протопал в кухню и по-хозяйски захлопнул крышку ноутбука.
– Совсем оборзел?! – взвилась Ленка.
– Мама с папой сейчас будут, – буркнул Ярик. – Лучше порядок наведи.
Ленка охнула и заметалась подбитой птицей: в одном крыле телефон, вторым собирает с пола разбросанные вещи. Злорадно хмыкнув, Ярик пристроил пакеты на столе возле раковины. Из гостиной долетал топот и пулеметное «блин-блин-блин!». Ленка торопливо подчищала следы своего двухдневного одиночества. По какой-то причине родители вернулись часов на шесть раньше, чем должны были. Точнее, Ярик знал, по какой причине, но думать о ней не хотел. Механически наполнил водой чайник, зажег плиту, достал и нарезал колбасу. И только после этого, чувствуя себя дряхлым, разбитым стариком, устало опустился на стул. Пережитый в машине ужас подмял, навалился так, что коленки подогнулись.
На самом деле Ярику до чертиков хотелось обнять сестру. Выпалить все, поведать страхи и тревоги и чтобы Ленка, вредная Ленка, обняла его в ответ. Как раньше, когда трехлетний Ярик пугался зимнего ветра, воющего в вентиляции. Или в пять лет, когда боялся оставаться дома один. И даже в семь, когда робел дать сдачи драчуну-однокласснику. Не мама, не папа – именно Ленка находила нужные слова, излечивающие детские страхи.