Камень. Книга вторая
Эта маленькая пауза в разговоре позволила мне чуть по-другому взглянуть на отца, ведь император фактически подтвердил слова деда и Прохора о том, что цесаревич всегда был рядом.
Первый тост был за главу рода Пожарских, в котором император выразил благодарность славному семейству за моё достойное воспитание. Следующим, ответным, тостом князь Пожарский поблагодарил род Романовых за оказанное доверие и дал понять, что с моим воспитанием не было особых проблем по причине хорошей наследственности. Сказал он это, многозначительно посмотрев на Николая Третьего и цесаревича. Выпили и за это. Отдельного тоста удостоился и Прохор, которому пообещали, что его деятельность в качестве воспитателя скоро не закончится, по крайней мере, точно продлится до моего совершеннолетия. Напряжение за столом постепенно развеялось, и присутствующие как-то незаметно разделились на две группы: князь Пожарский с императором и великим князем Владимиром Николаевичем и мы с отцом, Прохором и остальными великими князьями.
– Давай, Алексей, рассказывай про свою жизнь, – попросил меня Николай Николаевич, брат отца, когда все великие князья переместились на «нашу» с Прохором половину. – Про учёбу, про корпус, про друзей. А то с нами Александр не сильно многим и делился, – он укоризненно посмотрел на цесаревича, а другие мои дядья подтверждающее загудели.
Пришлось рассказывать.
– Вот племяннику повезло! – усмехнулся он, когда я закончил. – Хоть иногда в корпусе душу отводит! – Все остальные завистливо переглянулись.
– В каком смысле, Николай Николаевич? – не понял я.
– Во-первых, не Николай Николаевич, а дядька Николай! – назидательно сказал он. – Во-вторых, мы все закончили Московское Высшее Командное училище, только разные факультеты. И нам во время учёбы дозволялось пользоваться силой в строго определённых случаях, в отличие от других курсантов. А тренировались мы только в Жуковке, на фамильном полигоне, и то только между собой.
– Почему? – опять не понял я.
– Отец тебе всё объяснит, – шутливо отмахнулся от меня великий князь. – А ты в свои семнадцать лет уже и тех вояк в банке взял, и шпиона этого… Вот я и говорю, что тебе повезло! Мы-то в этом возрасте только к казарме привыкали и о подвигах мечтали! По стопам отца пошёл, это он у нас жандармский факультет закончил.
Дальше разговор коснулся Прохора, которого, как оказалось, все прекрасно знали. Отец сообщил великим князьям, что мой воспитатель достиг ранга «абсолют». Из поздравлений я понял, что никто и не сомневался в его талантах.
– Прохор, мне кажется, или ты помолодел? Просто давно тебя не видел… – спросил мой самый молодой дядька, Константин Владимирович.
Воспитатель кинул взгляд на отца, который и ответил двоюродному брату:
– Помнишь, что мог Александр Первый? – тот кивнул. – Алексей может то же самое. Но до конца мы с отцом не уверены.
Надо было видеть лица великих князей, которые уставились на меня в изумлении. А отец продолжил:
– К Михаилу Николаевичу приглядитесь.
Теперь уже все смотрели на князя Пожарского, который в этот момент как раз разливал водку по рюмкам – старшим Романовым и себе. Первым не выдержал дядька Николай, как я понял, он был самым непоседливым из великих князей:
– Михаил Николаевич, я прошу прощения, а как вы себя чувствуете?
– В смысле?.. – опешил князь Пожарский.
– Николай, ты разве не видишь, что мы разговариваем? – нахмурился император, указывая на уже практически пустой графин с водкой.
– Отец, просто Сашка сказал про прадеда Александра Первого… – чуть замялся великий князь. – Вот я и…
– Понятно, – протянул Николай Третий. – У Прохора спросите, а нас, молодёжь, оставьте в покое! – Они отвернулись, и продолжили негромко о чём-то разговаривать.
Теперь Прохору было не отвертеться, и пришлось ему в подробностях рассказал о своём «лечении». Потом наступила моя очередь. В двух словах я описал всё, что видел, чувствовал и исправлял, заметив, как к нам тихонько присоединяются все три присутствующих здесь моих деда.
– Алексей, я готов! – заявил дядька Константин, когда я закончил. – Хоть этих наконец побью! – он указал на старших Владимировичей. – И этих! – имелись в виду Николаевичи.
– Цыц, молодёжь! – вмешался император. – Всему своё время! Давайте-ка уже по домам, завтра трудный день. А мы посидим ещё втроём, по-стариковски… Александр, довези сына с Прохором до Жуковки.
Всю дорогу мы молчали, только в конце, когда обычная «Нива» заехала на территорию поместья Пожарских, отец поинтересовался:
– Обижаешься на меня, Алексей?
Я, сделав над собой усилие, ответил:
– Дай мне время. Слишком всё неожиданно…
– Хорошо, – кивнул он и протянул руку, пожав которую, я вышел из машины.
Уже когда мы с Прохором поднялись на крыльцо, воспитатель похвалил:
– Молодец, Лёшка! Вёл себя достойно! Вот и дальше постарайся действовать так же. Будь достоин фамилии Романовых и Пожарских!
Ещё на входе мы услышали громкий женский смех, несмотря на то, что был уже двенадцатый час ночи. Когда же зашли в гостиную, поняли его причину – пьяненькие Леся с Викой вышагивали перед сидящим на диване Сашкой Петровым в нарядах пятидесятых-шестидесятых годов. Если Леся сделала себе высокую причёску и была одета в чёрное платье с пышной, летящей юбкой, которое оставляло открытыми плечи, то вот Вика щеголяла в безразмерной яркой рубашке, частично заправленной в шорты из обрезанных джинсов, огромных очках и бандане.
– Мальчики вернулись! – увидела нас Вика. – У вас всё нормально? А где Михаил Николаевич?
– Да, мы вернулись. У нас всё хорошо. Михаил Николаевич задержится в городе, – по порядку ответил Прохор. – А вы чем занимаетесь?
– Нам Наталья вещи из старого гардероба принесла, – заявила Леся. – У нас костюмированная вечеринка! Посмотрите! – она указала на стол, который был усыпан набросками женских нарядов.
– Еле за ними успеваю! – указал пьяненький Петров на рисунки. – Вика уговорила написать её портрет, сейчас выбираем образ…
Твою же мать… Я мысленно схватился за голову. Сашка ещё портрет деда не написал, Юсупова, Долгорукая и Шереметьева в очереди стоят, я ещё молчу про мою, как оказалось, сестру, Марию Романову… А его тут уже, по тихой грусти, взяли в оборот! И куда, спрашивается, смотрела Леся?
– Слышал, Лёшка? – гордо выпрямилась Вика. – Образ выбираем! Может, в камуфляже и с автоматом? Как настоящая валькирия? – Огромные очки мешали мне понять, шутит девушка или нет…
– А что, мне нравится! – подал с дивана голос Петров. – Вика в униформе, с автоматом… В этом, определённо, что-то есть!
Я уже собрался сказать всё, что думаю по этому поводу, но Прохор меня опередил:
– Леся, опиши Вике все перипетии нелёгкой судьбы нашего художника в последнее время.
Через пять минут расстроенная Вика спросила у меня:
– Лёшенька, но можно же что-нибудь сделать?..
– Не уверен, – ответил я, кровожадно смотря на опустившего глаза друга. – Разве что Александру бросить учёбу и плотно заняться выполнением данных обещаний… И переодевайтесь давайте, гулять пойдём. Свежий воздух вам явно не будет лишним.
Когда девушки ушли в соседнюю комнату, Сашка подал голос:
– Лёха, извини! Опять за языком не слежу. Но Вика так просила! Я не устоял! И где ты их таких милых только находишь?! – На что мы с Прохором только усмехнулись, лишний раз убедившись в том, что решение о выборе рода Пожарских в качестве агента молодого художника было верным.
Прогулка на свежем воздухе оказала благотворное воздействие на обеих девушек и моего друга, и когда мы через полчаса вернулись домой, они все чувствовали себя весьма неплохо. Проводив Сашку до его комнаты, мы втроём направились в мою.
– У тебя кровать мягче, – пояснила Вика.
– А я уже привыкла с тобой засыпать… – зевая, сказала Леся.
***Когда «молодёжь» разъехалась, а Семён принёс ещё один графин с водкой, император спросил у брата: