Доктор Джекил и мистер Холмс
– Вижу, скрывать что-либо от вас бессмысленно, – произнес он, надевая очки. – Что ж, ладно. Да, я действительно провел расследование, потому что, как адвокат Генри Джекила, обязан был сделать это, хотя и опасался, что вы обвините меня во вмешательстве. Первым делом я отправился на Кавендиш-сквер, к доктору Гесте Лэньону, нашему общему другу, – осмелюсь сказать, что, помимо меня самого, он является старейшим другом Джекила. Однако я с удивлением узнал, что эти двое не общаются вот уже лет десять, – разрыв между ними произошел из-за расхождения во взглядах на какую-то научную проблему. Так что Лэньон не смог ничего сообщить мне об Эдварде Хайде.
– Одну минуту, – прервал его Холмс. – Упоминал ли он, в чем именно состояли разногласия, из-за которых они разошлись?
Аттерсон покачал головой:
– Лэньон ничего не сказал об этом, а только осудил теории Джекила как «антинаучный вздор». Одно лишь воспоминание об этом привело его в ярость.
– Интересно. Но продолжайте.
– Рассказывать мне осталось совсем немного – только о встрече с Хайдом.
Холмс, раскуривавший трубку, замер.
– Так вы с ним виделись? Когда? Где?
– Встреча наша была недолгой, но весьма памятной. – Адвокат вздрогнул и торопливо глотнул портвейна. – Именно из-за этой сцены и ее последствий я и провел б́ольшую часть сегодняшнего дня в блужданиях по улицам Лондона, как вы сразу догадались. Я должен был решить, что же мне теперь предпринять.
Покинув Лэньона, я пришел к убеждению, что единственная возможность разгадать сию тайну – добиться встречи с главным действующим лицом загадочной истории. С этой целью я стал дежурить у двери, которую показал Энфилд, ибо знал, что она вела в старую прозекторскую, где Генри Джекил обустроил лабораторию. Это было единственное место, где, как я резонно надеялся, можно было рано или поздно встретить Хайда. Занятие оказалось не из веселых, и я могу с определенной уверенностью сказать, что подобное ожидание напрочь отбило у меня какое бы то ни было желание становиться сыщиком.
Полагаю, я примелькался прохожим – в особенности одной сомнительной репутации юной леди, которая без устали пыталась навязать мне свои услуги невзирая на то, что я регулярно отклонял ее любезные предложения. Как бы то ни было, шел уже одиннадцатый час – дело было прошлой ночью, которая, если помните, выдалась ясной и холодной, – когда мое терпение наконец-то было вознаграждено и я узрел объект своего внимания.
Сначала до меня донеслись его шаги по улице, и я тотчас понял, что это он, ибо за дни и ночи ожидания уже успел изучить все походки, и ни одна из них не походила на столь необычный пружинящий шаг. Я поспешил отступить в тень. Стоило мне укрыться, как из-за угла появился этот просто одетый человечек и направился по переулку в направлении двери, шаря на ходу в кармане брюк. У входа он вытащил ключ и собирался уже вставить его в замок, когда появился я.
Негодяй перепугался, когда я положил руку ему на плечо, и занес свою трость наподобие дубинки. Хотя я не мог видеть выражения его лица, которое было скрыто тенью полей засаленного цилиндра, у меня были все основания полагать, что мерзавец не преминет обрушить на меня ее тяжесть. Реакция, впрочем, вполне естественная, если учесть, какие люди ходят ночью по лондонским улицам, а потому я от души порадовался, что и сам тоже вооружен тростью. Я поспешно представился, упомянул наше общее знакомство с Генри Джекилом и выразил предположение, что вижу перед собой Эдварда Хайда.
Он подтвердил свою личность, издав какие-то странные сдавленные гортанные звуки, однако лицо свое мне так и не открыл. Я спросил, сможет ли он меня принять. Он ответил, что в этом нет необходимости, поскольку Джекила нет дома. После чего поинтересовался, каким образом я его узнал. Я оставил этот вопрос без внимания и попросил Хайда показать свое лицо. Он некоторое время колебался, но потом вызывающе развернулся, так что свет газового фонаря на углу осветил его черты.
Адвокат снова глотнул вина, словно от воспоминаний его внезапно пробрал холод.
– Да уж, такое лицо я не хотел бы увидеть еще раз, мистер Холмс. Прежде я никогда не встречал человека, которого столь невзлюбил бы – нет, что там, просто возненавидел! – буквально с первого взгляда. На него словно бы наложено в качестве проклятья какое-то жуткое уродство, и все же, если вы спросите у меня, что же именно в этом человеке не так, я не смогу дать вразумительного ответа. Навряд ли мне удастся описать Хайда словами, но я мгновенно узнаю его снова. В общем, меня охватило полнейшее отвращение.
– С позволения сказать, довольно странные слова для адвоката, – заметил Холмс, затягиваясь трубкой.
– Эдвард Хайд и сам очень странный тип, – парировал Аттерсон. – Впрочем, несмотря на отвращение, мне удалось выдавить из себя какую-то бессмысленность: дескать, я весьма признателен за то небольшое одолжение, что он оказал мне, открыв лицо. В ответ на это Хайд – уж не знаю почему – назвал мне свой адрес в Сохо. Мне это не понравилось: похоже, этот человек сообщал мне, где его искать, когда завещание Джекила вступит в силу. Он словно ожидал получить наследство в любой миг. Потом Хайд снова спросил, как я узнал его. Пришлось сказать, что его якобы описал мне Джекил.
Видели бы вы, как этот тип взбесился, услышав подобное объяснение. Он пришел в ярость и обвинил меня во лжи. Я залепетал было что-то в свое оправдание, но он, не дав мне договорить, отпер замок, юркнул внутрь и захлопнул дверь прямо перед моим носом.
Я постоял минуту-другую в одиночестве на тротуаре, а затем, все еще полный решимости постичь глубину этой загадки, свернул за угол и постучался в двери Джекила. Эта часть здания, выходящая на более оживленную улицу, выглядит намного респектабельнее благодаря содержащейся в порядке наружности, что резко контрастирует со скромным фасадом примыкающего корпуса. Меня впустил дворецкий, Пул, который сообщил, что его хозяин отсутствует. Я сказал ему, что видел, как Хайд входит в дверь старой прозекторской, и спросил, часто ли этот тип сюда наведывается. Пул подтвердил, что часто, и сообщил, что Джекил велел всем слугам подчиняться его распоряжениям. Слуги, добавил он, видят этого человека редко, за исключением случайных встреч в задней части дома. Судя по всему, Хайд обычно там не обедает, да и вообще визиты его не столь продолжительны. Таковы факты, мистер Холмс, которые мне удалось собрать.
– Замечательно! – воскликнул мой друг, по-прежнему стоявший спиной к огню и покуривавший трубку. – Жаль, что вы предпочли адвокатскую профессию, мистер Аттерсон. Из вас получился бы превосходный следователь, в которых столь нуждается Скотленд-Ярд. Вы существенно облегчили мне задачу, избавив от хлопот по сбору информации.
– Значит, вы заинтересовались этим делом? – Аттерсон встал.
– В нем есть кое-какие захватывающие детали, – признал Холмс. – И последний вопрос. Вот вы знакомы с доктором Джекилом не один год. Был ли он замешан в каком-либо серьезном проступке?
– Я понимаю, к чему вы клоните, – кивнул адвокат, – но, боюсь, мой ответ вас разочарует. За все то время, что я являюсь доверенным лицом Генри Джекила, все его поступки, насколько мне известно, всегда были поступками джентльмена. Конечно же, я не был знаком с ним в бытность его студентом в Эдинбургском университете и ничего не могу сообщить вам о тогдашнем его поведении. Впрочем, сомневаюсь, что Джекил мог оказаться повинен в каком-то преступлении, настолько серьезном, чтобы оно могло бы стеснять его по прошествии столь многих лет. В своей профессии он пользуется и всегда пользовался неизменным уважением.
– А как насчет отношений с женщинами?
Адвокат едва заметно улыбнулся в усы.
– Генри Джекил и я – оба убежденные холостяки.
– Да уж, трудное дельце, – задумчиво изрек детектив, поигрывая трубкой.
– Скажите, мистер Холмс, это шантаж?
– Думаю, подобное весьма вероятно.
– Что ж, я переживаю за своего друга и, даже если тут кроется какая-то страшная тайна, не намерен спокойно взирать на то, как он будет сносить дальнейшие унижения от человека, который более напоминает чудовище. Но чтобы освободить Джекила, я должен выведать природу этой тайны, и именно поэтому я здесь. Так вы беретесь за дело?