Костяной

Когда мы играли в карты у него в саду, я проиграл ему довольно много раз. Мы играли на форы, и в конце первого этапа у него оказалось куда больше фор на смерть от моей руки, чем у меня – от его. Но что поделать; серия проигрышей была частью моего плана, необходимой, чтобы выманить его на большую игру.
Потом, когда он поставил на кон свое сокровище, я сжульничал, используя другую технику, чем он, и выиграл. Он ничего не заметил поначалу, будучи расстроен проигрышем. Знаете, грыз землю, катался на спине и все такое. Я не дал ему опомниться, подхватил выигрыш и был таков.
Потом, видимо, придя в себя, он что-то заподозрил, начал вспоминать партию, и понял, что я его обманул. У него своеобразное понятие о честности, и он в самом деле и слова бы мне не сказал, надуй я его тем же способом, каким он все время пытался надуть меня. Мой же поступок он посчитал за оскорбление и бросился в погоню.
Теперь я убегал от него, стараясь как можно скорее добраться до дома. Пока мне везло, и при таких делах он мог догонять меня не чаще четырех раз в сутки. Но фокусы в мешке у меня кончились, а цепь, хоть и серьезное оружие, против Волка С Тысячею Морд была слабовата. Да к тому же, если бы он убил меня, ему не надо было бы никуда скакать. Он мог спокойно дожидаться моего воскрешения, греясь у костра, чтобы попытать счастья снова. А меня от роковой черты отделяло куда меньшее количество смертей, чем его.
Поэтому мы с Конем старались покрыть до утра как можно большее расстояние. Мы покинули Кератас, проскочили Навейский мост, кощунственное строение из ребер дракона; спугнули стаю светящихся птиц у какого-то болота; пересекли вброд реку Дилак, разгоняя некрасивых разжиревших сирен с крашенными волосами; и наконец выбрались на широкую дорогу, что вела в Зеленую Аламейду, где во всех семьях рождалось лишь по одному ребенку. Страж-у-Ворот, отупевший от трехсот лет охранной работы без отдыха, даже не заметил нас; призраки в оставшихся слева Зеленых Башнях дули в призрачные трубы, пытаясь привлечь внимание, но никто, разумеется, их не слышал. В общем-то, все шло как обычно в этих краях.
Мы продолжали скачку, надеясь затемно покинуть Зеленую Аламейду, ибо у Волка С Тысячею Морд могли быть здесь союзники. Джуд фон Плейн, хозяин здешнего края, был любителем поиграть в карты.
Но по всему было видно, что мы не успеем. Нас пытались остановить бродяги, чтобы продать ворованных коней. Нас пытались остановить какие-то девушки в коротких одеждах. Нас пытались остановить вежливые молодые люди, чтобы спросить время и денег на дорогу до дома.
Мы, конечно, не остановились, но времени потеряли изрядно. Ночь складывалась не в нашу пользу, и меня одолевали нехорошие предчувствия.
В конце концов взошло солнце, и Волк С Тысячею Морд догнал нас снова. Он хотел вышибить меня из седла, но я пригнулся как мог низко, и он пролетел у меня над головой. Потом он остановился и развернулся, и мы тоже остановились.
– Нет, ты все-таки негодяй, – сказал Волк С Тысячею Морд, тяжело дыша. – Какой черт дернул тебя убивать Макхама?
– Но ты же не стал бы мешать им убивать меня? – поинтересовался я, делая ударение на последнем слове.
Волк С Тысячею Морд (теперь у него было десятка два голов, морды на которых все время менялись) помолчал, поскреб лапой бок под шелковым халатом, а затем заявил, что я сам виноват.
– Но, послушай, – ответил я, – как можно обвинять меня в нечестном выигрыше, если любой посторонний наблюдатель вообще не засчитал бы нашу игру? Во имя Четных и Нечетных богов! Мы ведь мухлевали оба!
– Я! Уже! Объяснял! – заорал Волк С Тысячею Морд, подпрыгнув на месте. – Ты мошенник, и сам это знаешь!
Я не стал спорить. Я и впрямь отлично знал, что смошенничал не по правилам, но, черт возьми, ведь выигрыш того стоил! Ни у кого больше не было такого чудесного сокровища, как то, что я вез за спиной, в хрустальном футляре и кожаном чехле. Я представил, как привезу его домой, и довольная улыбка появилась на моем в общем-то непримечательном лице.
 
Вот только Волк С Тысячею Морд готов был убить меня за это сокровище, и я сомневался, что он ограничится первым убийством и ускачет восвояси с отобранным богатством. К тому же ему вряд ли захочется лезть в костер. Он отлично знает, что огонь футляру не повредит.
– Отдай мне его, и мы расстанемся. Я даже это тебе верну – пришлю с птицей. – Он показал мне короткую нитку синих бус, три из которых треснули и помутнели. Форы.
Честно говоря, на моей нити бусин было только две. Я редко выигрывал вплоть до финала.
Я накрутил на палец прядь своих светлых волос. Пора было помыть голову. Да и подстричься не мешало – волосы отрасли почти до пояса, и я напоминал какого-то дурачка из героических сказок.
– Нет, – сказал я. – Мне он нужнее, чем тебе.
И распустил цепь.
– Ах ты гаденыш! – возмутился Волк С Тысячею Морд и выпрямился на задних лапах. – Слезай с лошади! Будем драться на земле!
Я скептически вздохнул и спрыгнул с Коня. Шар с цепи я снимать не стал.
Волк С Тысячею Морд скользнул в мою сторону, нырнул под взвившуюся цепь и угодил мне лапой в челюсть. Я перехватил его вторую лапу, а левой нанес апперкот.
Удар был хорош, жаль только, попал в пасть. Я еле успел выдернуть руку – ободрал, конечно – и пнул его сапогом в живот.
– Вот подлец… – пробормотал он, складываясь пополам. Я уступал Волку С Тысячею Морд силой, но в кулачном бою на двух ногах он был не так уж хорош. Он сманил меня с Коня только затем, чтобы я не мог толком орудовать цепью.
Я отскочил назад и намотал цепь на руку так, что снизу оказались обычные звенья, а верхним слоем уже шли заточенные. Шар противовесом болтался у локтя.
Волк С Тысячею Морд снова бросился ко мне, метя когтями под ребра, но я уклонился, и с разворота ударил защищенной рукой в ухо. В какое именно из сорока, я не обратил внимания. Главное, он покачнулся и хоть и ткнул меня сжатой лапой под дых, но несильно. Я врезал ему в центральную морду и пнул в лодыжку носком сапога. Потом отскочил и приспустил цепь. Дюймовые комары накручивали спирали вокруг нас, на лету ловя брызги крови.
Волк С Тысячею Морд остервенело помотал головами и прыгнул – на четвереньках, как зверь.
Это был сигнал к окончанию честной драки, и я в момент размотал цепь, орудуя ею, будто хлыстом. Минуты две он гонял меня по поляне, вокруг восьмерками скакал мой Конь, так что было весело. Потом я запнулся и упал.
Волк С Тысячею Морд вонзил когти мне в грудь, а потом, несмотря на мои попытки задушить его цепью (я не продвинулся дальше поиска подходящей шеи), полоснул меня лапой поперек горла и отскочил.
Последнее, что я увидел сквозь пелену собственной горящей крови, – Волка С Тысячею Морд, пытавшегося тяпнуть моего Коня за ногу.
…Я пришел в себя посреди кучи горячего пепла. Солнце уже давно взошло и светило мне прямо в глаза. Я лежал на спине, и футляр неудобно врезался в тело даже сквозь одежду и кожаный мешок.
Морщась, я приподнялся на локтях и огляделся.
Конь пасся неподалеку, докуда не достало спалившее траву пламя; Волк С Тысячею Морд сидел на границе сожженного круга, зажав передние лапы между коленями.
– Привет, привет, – кивнул он. – Поднимайся, мне нужно то, что у тебя за спиной. – Он поднялся, почесывая лапой нос.
– Блохи? – поинтересовался я, вынимая из-за пазухи нитку с форами. Все тело болело, от пепла и солнца резало глаза. Щурясь, я осмотрел бусы. Один из вишневых стеклянных шариков лопнул почти пополам и затуманился некрасивым сизым оттенком. Я вздохнул и спрятал их обратно.
Волк С Тысячею Морд подошел и поставил лапу мне на грудь. Сил не было никаких.
– Ты же отлично знаешь, – сказал он, – что это не смешно. У меня не больше блох, чем у тебя.
Я издевательски почесал в затылке, потом поскреб в боку. Он вздохнул, закатив глаза к небу. У него пока была одна голова.
– Перевернись-ка, я заберу футляр, – велел он, убирая лапу.