Стрелы Сехмет
Марина обернулась с вопросительным выражением на лице. Ей не терпелось вернуться на корабль? Ничего, подождёт!
Я набрал в ладони песок и закрыл глаза. Нужно хорошенько всё обдумать. Меня что-то смущало — я чувствовал это, но не мог определить, в чём дело. Какая-то неприятная мысль засела на периферии сознания и колола меня, как заноза в пятке. Это было связано с изменением личности и «Азраилом». Я вспомнил видения, посещавшие меня: ангела смерти, состоящего из глаз и языков. Умирающий последним, стирающий имена. Уничтожающий личности, превращающий людей в марионетки. Людей… но не только их! Изменить можно любую личность — так сказала Марина.
Вот, в чём дело! Меня осенило, и я вскочил, не в силах поверить в то, что мне открылось. Песок струился между пальцами, оседая на берег.
Если всё действительно обстоит так, как я думаю, то я обязан вмешаться и предотвратить это! А для этого я должен подобраться к Мафусаилам.
Я подошёл к Марине, говоря себе, что нужно успокоиться. Придётся отправиться с ней и на месте проверить свою догадку. Хотя я уверен, что прав.
— Приготовься.
— Ты со мной? — Марина пытливо заглянула мне в глаза.
Я понимал, что ей нужен положительный ответ. На её счастье, она его получит.
— Да. А теперь не мешай.
Я проложил стерк-тоннель, причём на этот раз получилось быстрее. Через несколько секунд мы оказались на палубе скоростного корабля класса «капер». По сути, это была легкая, но хорошо вооружённая яхта на воздушной подушке. Во время войны с Конгломератом такие использовали в сражении при Чесме для поддержки атаки дредноутов.
— Надеюсь, у нас разные каюты? — спросил я.
— Можешь не сомневаться, — ответила Марина, доставая из кармана маленький передатчик. — Мы на борту, — проговорила она кому-то. — Принимайте нас.
Глава 24Корабль двигался по поверхности океана в сопровождении двух крейсеров, идущих на предельной скорости, и десятка коптеров. Наверняка, за нами следовали ещё подлодки — по крайней мере две. Я ведь сейчас был самым ценным, что имелось у Мафусаилов.
Мы с Мариной стояли на верхней палубе, облокотившись о хромированный поручень. Оба переоделись, стянув, наконец, водолазные костюмы. На девушке были свободные камуфляжные штаны с карманами, песочного цвета берцы, чёрная футболка и бежевая куртка, под которой была скрыта кобура с автоматическим «Вараном» последней модели: пластиковым, стреляющим безгильзовыми боеприпасами.
На мне — заправленные в высокие ботинки оливковые карго, рубашка в синюю полоску и серебристая куртка из микрофибры. Под ней — новенькая кобура с пистолетом. Я принял душ, съел приготовленную лысым секуристом яичницу (он утверждал, что сможет сделать это не хуже автоповара, и не соврал), три сосиски, два тоста с джемом и выпил большую кружку обжигающего чёрного кофе. Собственно, я ещё держал её в руке, хотя на дне плескались жалкие остатки. Сбоку на белом пластике был изображён доктор в белом халате и колпаке, на его круглом лице застыла доброжелательная улыбка. Рядом размещался текст социальной рекламы, призывающей не пропускать обязательные ежегодные медосмотры.
С нами был Савичев. Он составлял рапорт о нашем продвижении и заодно присматривал за мной, хотя что он мог сделать, если бы я захотел сбежать? Понимание того, что я абсолютно свободен в передвижениях, придавало путешествию привкус эйфории. Что бы мне ни пришлось делать, какие бы решения я ни принял в будущем, никто не сможет меня шантажировать и заставлять поступать так, как я не считаю нужным. За это одно я был благодарен тем, кто напичкал меня имплантатами и превратил в стерк-портал.
— Ты знаешь, что конкретно от меня хотят Мафусаилы? — спросил я Марину.
Она пожала плечами.
— Откуда? Я всего лишь исполнитель, план не мой.
— Я не верю, что дело только в том, чтобы спрятаться.
— В чём же ещё?
— Они наверняка захотят, чтобы я отыскал обелиск.
— Это возможно? — Марина была удивлена и, кажется, искренне.
— Не знаю. Но он должен был укрыться в стерк-пространстве.
— Кто?
— Не кто, а что. Артефакт.
— Сам?
— Ну, да. А ты думаешь, кто его убрал из лаборатории с Истанбуле, когда мы туда вломились?
— Почему же обелиск не сделал этого раньше?
— В смысле, когда его нашли турки?
— Конечно. Зачем позволил им изучать себя?
— Не знаю. Может, хотел, чтобы они это сделали.
— Решил поделиться с людьми технологией?
— Если он — продукт инопланетян или жителей другого измерения, почему нет?
— Кажется, ты отмёл эту версию.
— Меня уже ничего не удивляет.
— Рано или поздно наступает такая стадия.
— Ага.
— Получается, артефакт не был против того, чтобы его исследовали османы, но смылся, едва завидя вас?
— На его месте я бы тоже слинял, — усмехнулся я.
— Что, вы выглядели так грозно?
— Со стороны — наверное.
— Ты серьёзно? — Марина нахмурилась, будто подозревала, что я над ней прикалываюсь.
Я пожал плечами.
— Понятия не имею. Наверное, ему не понравились парни, с ног до головы увешанные оружием. Это надо спрашивать у его создателей.
— Жаль, это немного затруднительно, — Марина издала смешок. — Слушай, мы с тобой говорим об этом артефакте так, словно он живое существо.
— Может, так и есть.
— Не спорю. Но всё равно это… как-то странно.
— Странно то, что мы делаем в течение последнего времени. У меня такое чувство, будто мы влезли в то, что гораздо выше нашего понимания.
— Но это не значит, что мы не сможем в этом разобраться, верно?
— И, кажется, Мафусаилы пытаются это сделать. Только не для блага человечества или хотя бы своих граждан, а для собственной выгоды.
— Ты теряешь лояльность буквально на глазах, — заметила Марина.
Савичев бросил на меня короткий взгляд и снова уткнулся в монитор. Пусть думает, что хочет — мне не было до него никакого дела. Майор — всего лишь сторожевой пёс на кратком отрезке моего пути.
— Я теряю веру в то, что для нас всех было бы лучше доверить будущее Мафусаилам.
— И, тем не менее, отправился со мной?
— Надеюсь, им удастся меня переубедить.
Отчасти я не лукавил. Я хотел помочь Мафусаилам, но только если они докажут, что заслуживают этого. И кроме того, я не хотел диктатуры: на собственном опыте убедился, что военные — не самые гуманные люди на Земле. Мы боролись с тиранией на Балканах и в Истанбуле, так что я не видел причин поступать иначе теперь.