Раскаты грома
—Вот как?— нахмурился Аркан и грозно глянул на стражников в черных коттах.
Старший из них, судя по нашивкам — сержант, тут же подкинулся:
—Ваше высочество, да мы…
—Пусть он говорит!— погрозил пальцем Буревестник.— Он такой же мой подданый, как и вы, верно? Как звать тебя, добрый поселянин?
Дружинники Аркана, хорошо знающие своего господина, уже переглядывались встревоженно — такой тон означал крайнюю степень бешенства. Но «доброму поселянину» это было невдомек, и незнакомому сержанту деспотской стражи — тоже.
—Оскар, вашество,— увидев, как грозный герцог дал укорот служивому, оптиматы явно оживились.— Я староста Шеврю-Барбю, у нас большая деревня, на триста дворов! Не пустили нас на ярмарку, почти никого! Так все и было, клянусь Фениксом! Так он и сказал: ежели не соблюдаете вы, гиены, правила, и не скребете тело свое, и не становитесь как ортодоксы — то всё, нет вам пути на ярмарку, и ничего вы не продадите! Мол ваш, оптиматский дух противен нам, и вы свою мерзость оптиматскую на ярмарку не пронесете! И что это теперь — нам от веры нашей отказываться? Или налог не платить? Герольд проезжал по градам и весям и возвещал что ныне это… Свободное вероиспытание! Никакого ущемления! Так как же оптиматский дух им мерзок?
Закончив, староста Оскар уставился себе под ноги.
Сержант явно имел много чего сказать по этому поводу, но держался, помня строгий взгляд герцога. Аркановские люди давили ухмылки — они-то знали разницу между «гиеной» и «гигиеной», независимо от вероисповедания, при таком-то господине с квартирмейстерскими замашками и маниакальной страстью к чистоте, приобретенной после гребной практики в пиратском трюме. Сам же Буревестник медленно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы.
—Я не знаю, Скавр,— проговорил он.— Есть ли смысл что-то объяснять или это такая же дурацкая затея, как попытка пробить лбом гранитную стену?
—Если мы не будем пробовать — то чем мы отличаемся от Синедриона?— парировал Цирюльник.— Хотите — я попробую?
—Я сам,— сделал жест рукой Аркан, спрыгнул с коня, а потом взглядом нашел среди своих людей одного ортодокса, одного оптимата и одного популяра, и мотнул головой, призывая приблизиться.
Дружинники выехали из строя и спешились следом за Буревестником. Толпа недоуменно смотрела на них, ожидая развязки.
—Сержант, вы пустите этих людей на ярмарку?— очень надеясь, что служивый все поймет правильно, спросил Рем.
—Ваше высочество,— с достоинством проговорил стражник.— У меня приказ его превосходительства — проверять соблюдение правил личной гигиены, дабы не допускать распространения заразы, у всех и каждого.
—Гиены…— прошел шепоток по толпе оптиматов.— Заразы!
—И?— поторопил сержанта Аркан.
—И даже если тут появится сам Экзарх Аскеронский, я и его проверю, чтоб руки, значит, чистые, и вшей чтоб, значит…— стушевался сержант, но завершил весьма достойно: — Так что пусть снимают шапки, показывают руки и стало быть, пусть не воняют, ваши люди. Не в смысле лошадиным потом, потому как понятие есть — с дороги, а другой какой гадостью. Тогда пущу.
Рем кивнул, и дружинники, недоуменно переглядываясь, стянули перчатки и шапки и подошли к сержанту. Тот придирчиво их осмотрел, глянул кому-то за ворот, другого (популяра) попросил распустить скрученные в узел волосы, а потом кивнул:
—Эти могут покупать и продавать, не вижу причин для отказа.
—Ну?— обвел взглядом толпу Аркан.— Вот — Георг, он оптимат, из Заводи. Вот Ульрих — популяр, бывший невольник гёзов. А это — Язон, ортодокс. И все они могут пройти на ярмарку! Почему?
—Потому что они ваши люди, вашество…— глядя в землю проговорил староста крупной деревни Шеврю-Барбю по имени Оскар.
—Проклятье!!!— рявкнул Аркан.— Ты же стоял тут, и видел, в чем дело! Смотрел собственными глазами!
Скавр положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить. Рем резким движением сбросил ладонь баннерета, скрипнул зубами, а потом проговорил:
—Ты коренной? Родился в Аскероне, Оскар?
—Мой дед прибыл сюда одновременно с мессиром дю Шабри, вашество…
—А за каким чертом лысым твой дед сюда прибыл?— продолжил спрашивать Аркан.
—Так от войны и чумы бежали, и почвы тут, и погодушка радует…
—Так вот уразумейте вы уже наконец все, что ежели хотите остаться тут, где мир и порядок, и нет войны и чумы, и есть почвы и погодушка — то вы будете мыть чертовы руки просто потому, что так у нас тут заведено, если вам не хватает ума докопаться до настоящих причин! Все, кому не нравится мыть руки — могут собирать свое барахло и валить через границу — на Восток, Север или Юг, или через Последнее море — по своему собственному разумению. Я из своего кармана выплачу вашим господам неустойку за уход работников, слово Аркана! Уверен — они недорого возьмут за таких болванов…
Аркан вскочил в седло, Негодяй всхрапнул и заплясал на месте. Ситуация была тупейшая — как раз из тех, когда социальная, мировоззренческая и просто бытовая пропасть была так велика, что единственными приемлемыми выходами казались либо насилие и принуждение, либо — бездействие, по примеру предыдущих герцогов. Рем понимал отца, понимал причины введения такой практики: три из пяти эпидемий холеры и сыпного тифа за последние двадцать лет начинались в оптиматских селах и кварталах, еще две — завезли на кораблях. Идея постепенно приучить земляков-иноверцев к чистоте, не отрубая грязные руки всем и каждому, была уже верхом гуманности для Сервия Аркана, это следовало признать… Но эффективность подобной новации, по всей видимости, оказалась весьма спорной. Соляные бунты, медные бунты — теперь что? Грязные бунты?
—Так шо?— вдруг спросил кто-то из толпы.— Это надо руки в реке помочить и волосы вычесать, шоб продать зерно? И засим — всё? Это в еретицку веру можно не переходить? Эт придурь такая арканская? Ой, Божечки, делов-то! Вон старый дю Шабри как напьется — так свиней в сани запрягает и в голом виде набеги на деревни делает, девок ловить! От то придурь! А тут — руки в реку, и песочком повазюкать… Дурят господа, дурят… Эта дурость не из худших! А то — гиена какая-то, миязмы и великий понос! Пшли, мужики волосы чесать! Тогда зерно у нас купят, я понял!
У Аркана отлегло от сердца:
—Это кто там такой умный?— выкрикнул он, пытаясь высмотреть единственного хотя бы условно адекватного человека среди всей толпы.
—Конец Тимоне придет…— зашептались оптиматы.— Замордуют его, как есть — замордуют!
—Тимоня? Тимоня, а ну покажись!— широко улыбнулся Аркан.— Клянусь — не обижу.
Люди расступились, и перед взором герцога предстал тощий и сутулый светловолосый молодой мужик с хитрющими глазами.
—Тимоня, хочешь быть моим человеком?— спросил Рем.— У меня оптиматских сел в домене много! Нужен староста для самого большого из них, а то может — и бургомистр для какого городишки! Кормлю сытно, одеваю тепло, плачу — много, спрашиваю — строго!