Измена. Простить нельзя уйти

—На что ты надеялась?!— я чуть повышаю голос.— Что я не стану проверять, мой это ребёнок или нет?
Альбина вжимает голову в плечи. Кусает обветренные губы.
—У меня не было выбора, Марат. Настоящий отец ребёнка никогда его не признает,— её подбородок начинает слёзно трястись.— А я ведь совсем одна. Мне стало так страшно, когда я узнала, что беременна. Ты всё время был рядом и поддерживал. И в тот вечер пришёл расстроенный. Я подумала: «Может это мой шанс?»
—Так что у нас было?— я смотрю на неё пристально.
—Только орально,— она снова прячет глаза.— Пыталась раскочегарить как-то. Но ты был пьян, так дальше дело не пошло.
Я припоминаю те самые моменты, что врезались в память. Альбина на коленях передо мной. Значит, вот что это было. Я тяжело вздыхаю. Противно от всего этого. От неё, от себя, от всей этой ситуации. И вроде бы мне должно стать легче, что ребёнок не мой. Но я понимаю, что не тот это случай, когда можно нацепить белое пальто и сказать, что это всё её вина, а я весь такой ни при чём.
Стыдно, что Вера столько всего пережила накануне родов. Я могу думать только о ней и о малыше. Кажется, у мамы была какая-то знакомая в роддоме. Надо бы позвонить ей и узнать, что происходит. Я поднимаюсь со скамейки, той самой и делаю пару шагов в сторону машины.
—Марат, постой!— бросает Альбина вслед.— Не уходи, пожалуйста. У меня ведь никого ближе тебя нет.
—Альбин, я тебе никто,— отвечаю со вздохом и встряхиваю конвертом в воздухе.— Теперь уже официально.
На глазах у неё выступают слёзы. Она опускает голову и касается лбом края одеяльца, в которое обёрнута девочка.
—И, может, не мне говорить тебе такое, но научись уже не перекладывать ответственность за свою жизнь на окружающих людей,— добавляю я.— Ты ж мать, в конце концов.
—Да пошёл ты!— отвечает она мне злобно.— Давай, поучи меня ещё жизни, лошара!
Она кладёт девочку в коляску и быстро катит её по ухабам до подъезда. Я секунду ещё смотрю на это, а потом разворачиваюсь и иду к машине.
 
* * *
—Да успокойся ты, Марат,— качает головой Эльвира, стоя у гладильной доски.
—Не могу я успокоиться,— отвечаю я.— И чего я вообще полез смотреть в интернете, что из себя представляют преждевременные роды.
—Не преждевременные у неё роды!— возражает мама.— Так, может срок неправильно посчитали. Не переживай, всё нормально будет.
Я в нетерпении подскакиваю с кресла и начинаю мерить шагами комнату. В зал заходит муж Эльвиры.
—Чё, молодой папаша, очкуешь?— с усмешкой бросает он. Эльвира запускает в него недоглаженным полотенцем.
—Не начинай! Видишь же на нервах человек. Зачем ещё масла в огонь подливаешь?
—А может, ему накапать чего-нибудь успокоительного?
—Я тебе накапаю!
Оглядываю комнату. Пытаюсь найти, на что бы отвлечься, чем занять себя. Я раньше не понимал, как некоторые мужики, у которых жёны в роддомах, могут пить. Но сейчас до меня дошло, что это нечто, что ты вообще не можешь никак контролировать, и просто сходишь тихо с ума.
—И почему она так долго не отвечает?— говорю я себе под нос и вздыхаю.
—Марат, давай из тебя человек выйдет, да?— кричит мне Эльвира с другого конца зала.
—А её в родовую увезли уже?— мама смотрит на меня.
Я пожимаю плечами. Это странно, но от того, что меня постоянно кто-то о чём-то спрашивает, я как будто переживаю чуть меньше. Всё же хорошо, что мама с Эльвирой вызвались помочь мне с подготовкой к встрече Веры. Пусть за последние полчаса я и узнал то, о чём предпочёл бы забыть. Но главная ценность того, что все они оказались тут, в нашей квартире, состоит в своеобразном подтверждении того, что тёмная полоса для нашей семьи закончилась. Нам всё ещё тяжело без папы, но сегодня мысли каждого заняты другим событием. Мы ждём Веру и нашего сына.
Я знаю, что нам с Верой ещё предстоит продолжить тот непростой разговор. Да, результаты экспертизы оказались отрицательными, но это не отменяет моего похода налево. Как бы мне ни хотелось, чтобы и он оказался чьим-то наговором, от правды не убежишь. Подруга Веры Аня посоветовала найти хорошего семейного психолога. Не уверен, что в нашей глуши такие имеются. Но если нужно будет, я найду.
—Слушайте, а где Ильяска?— Эльвира вдруг поднимает голову.
—На кухне был,— отвечает ей муж.
—Марат, а телефон твой где,— мама поворачивается ко мне. Я ощупываю карманы и понимаю, что телефона нет. Вот только что в руках держал, когда на кухню заходил. Я спешу обратно и вижу племянника с моим телефоном в руках.
—Сын, ты как его разблокировал?— удивляется Эльвира. Тот пожимает плечами.
Я дрожащими руками забираю у него трубку и открываю сообщения.
—Мальчик, четыре пятьдесят, пятьдесят восемь сантиметров!— кричу, улыбаясь. Слышу, как из зала все спешат в кухню.
    
10.2
Он похож на маленького меня. Всё время хмурится. Часто кричит. Мне страшно брать его на руки, ведь он кажется очень маленьким и хрупким. Я поражаюсь Вере, что так уверенно носит его на руках, кормит и переодевает. Мне хочется ей помочь, но страшно облажаться. Мама говорит с первым ребёнком всегда так. Но когда я держу его во время купания или просто когда Вера занята, меня переполняют эмоции. Раньше я думал, что нет на свете второго человека, кроме Веры, про кого бы я мог сказать, что люблю. Но сейчас я держу этого человечка на руках. Мне хочется кричать на весь мир, что это мой сын. Я отец…
Первые несколько дней после их возвращения из роддома мы проводим так, будто того «неприятного инцидента» и не было вовсе. Просто не до того. Вера чувствует себя неважно. Малыш не сразу адаптируется к дому и плачет. Мама и Эльвира часто приходят, чтобы как-то помочь, показать, научить. Мы рады всему, любому совету. Иногда я вижу, что Вера раздражается, но даже моя родня понимает, что это из-за стресса.
Примерно через пару недель всё приходит в норму. Мы оба постепенно привыкаем к роли родителей, задаём уже меньше вопросов и в целом реже паникуем. Вера лучше высыпается и всё чаще заговаривает на отвлечённые темы. Появляется обычный её боевой взгляд. Я понимаю, что нужно расставить все точки над i. Ведь напряжение между нами никуда не делось, просто стало фоном для совместных дел.
Малыш засыпает после кормления, и у нас появляется время для разговора. Я достаю тот самый конверт, и замечаю, как её передёргивает. Мне не хочется портить ей настроение, разрушать эту видимость безмятежности, но только так мы сможем прийти к какому-то осознанному решению.
—Это результаты теста ДНК,— опускаю конверт на стол. Вера смотрит на него. В её глазах страх.
—Что там?— спрашивает, тяжело вздыхая.
—Ты не взглянешь?— удивляюсь я, припоминая, как она настаивала на экспертизе.