Жека 3 (СИ)

— Эээ, пойдом, кррасивая, патанцуим.
— Я не хочу! — вполне вежливо отказалась Сахариха. — Мы потом потанцуем. Со своими парнями.
— Чо отказываишь? Не уважаишь? — здоровенный горец выглядел как хозяин жизни, показательно не обращая внимание ни на Жеку, ни на Славяна. Типа вы никто. Пустое место.
— А за чё тебя уважать-то? — спросил Жека.
— Чо? Чо сказал? — кавказец с презрением глянул на Жеку.
— Хрен тебе в очо! Ты глухой? Уши говном моешь?
— Я тыбя на кускы порэжу, — здоровяк с ненавистью глянул на Жеку. — Ти ползат будиш и ботинка целоват. А твой баба на кург пойдот.
— Можешь прям щас приступать, — сказал Жека, поигрывая сервировочным ножиком. — Только за яйцами смотри.
Кавказец глянул вниз — нож был в опасной близости от его причиндалов. И сказать-то ничего не скажешь. Кто знает, чего от собеседника ожидать. Можно конечно идти напролом, как привык, но вдруг ткнёт, и что тогда? Останешься без яиц. А это, как ни крути, ни мушшын.
— Я тыбя на улиц выцеплу, — пообещал здоровяк. — Я тибя…
— Пошёл вон, — непререкаемо сказал Жека, и было в его голосе и глазах нечто такое, что заставило горца заткнуться, и пойти к своим.
Казалось бы вечер испорчен, и осталось только и думать, что случится потом, на выходе из ресторана, однако Жека со Славяном продолжили вечер как ни в чём не бывало. Это нормального человека вывел бы из себя этот наезд. Для пацанов же это была их обычная жизнь. Они привыкли так жить уже несколько лет, и разве могло бы что-то их напугать?
— Ну чё, пойдём, потанцуем? — предложила Сахариха, когда снова заиграл медляк.
— Пошли! — согласился Жека, встал из-за стола, и как истинный джентльмен подал возлюбленной руку. Сахариха с благодарностью ухватилась за неё, и почти выпрыгнула вверх. Пуща встала из-за стола сама, и важно подала руку Славяну.
— Слава! Пойдём тоже подвигаемся!
В зале полумрак. Стены обшиты старинными лакированными панелями, и полностью гасят даже яркий свет, не говоря уж о слабом. Обстановка романтичная. Жека обнял тонкую талию Сахарихи, и стал медленно танцевать. Сейчас уже получалось получше. Сахариха совсем разомлела. Положила голову Жеке на грудь, лишь смотря вверх, и сверкая чудесными изумрудными глазами. Жека время от времени целовал подружку то в щёчку, то в губы. Потом Сахариха окончательно плюнула на условности, и начала взасос целоваться с Жекой. И всё так классно совпало — медленная красивая музыка, полумрак, тепло любимого тела, что Жека улыбнулся. Вот она, настоящая жизнь! Как давно не выбирались никуда. Через несколько минут уже несколько пар танцевали в зале. Были среди них и молодые, и в возрасте. Жека незаметно нашёл взглядом гостей с юга, сидевших в самом углу, и увидел в их глазах столько злобы и ненависти… Ко всем. Что было Жеке совсем непонятно. Ну, не нравится тебе, что кто-то танцует медляки, так заткнись, и сопи в тряпочку, не мешай другим. Когда они прыгали тут по полу, никто же мешал им, всем пофиг было. Однако наверное, именно этот пофигизм к себе и порядком разозлил гостей с юга.
Вскоре Сахарихе надоело танцевать, и она захотела немного перевести дух. А там принесли и шашлыки с люля-кебабом. И надо признать, вкуснее Жека ничего ещё не ел. Свежие, горячие, с пылу-жару, они источали такой аромат, что моментом захотелось опять есть. Жека разлил всем кому водку, кому вино, и поднял рюмку.
— Ну… За нас. И за девчонок.
— За это надо выпить! — хихикнула Сахариха, и попросила водяры. Была она уже порядком захмелевшая, но вела себя на удивление адекватно. Никаких закидонов. Может, поумнела наконец-то.
Посидели не сказать, что много, чуть больше двух часов. Потом Жека подозвал официанта, спросил счёт, и сунул ему пару сотен.
— Слышь, брат, это что за человеки? — мотнул он головой в сторону горцев.
— А… Они тут почти каждый вечер бывают. Скандалят часто. Мне кажется, того, Анзор звать, самого большого. Я его на рынке видел, он перед входом там стоит, доллары покупает.
— Ясно. Апельсины значит.
— Что? — не понял официант. — Что за апельсины?
 
— Неважно, — махнул рукой Жека. — Рассчитай нас. И такси вызови.
Через десять минут официант сообщил, что приехало такси. Жека со Славяном помогли встать девчонкам, и все вместе пошли одеваться. Вышли на улицу весёлые и довольные. На улице лёгкий снежок сыпет, не холодно. В окнах огни горят, и близлежащий парк кажется сказочным с заснеженными елями и скамейками под ними.
— А где эти? — садясь в машину, спросил Жека. — Чё-то я их в зале не видел. Ушли что-ли? Они же обещали нас перевернуть.
— Так они ушли минут пять назад, перед тем, как такси приехало, после того, как мы рассчитались, — ответил Славян. — Погоди ещё. Тормознут наверное.
— Кто тормознёт? — настороженно спросил водитель такси, невысокий парень лет 25-ти.
— Да… — неопределённо сказал Славян. — Есть тут одни. Не ссы, братан! Отмахнёмся! Не впервой.
Так и получилось. Как в воду глядел. Отъехали сотню метров, и перед тем, как вырулить на центральную улицу, таксон перегородила фиолетовая семёрка, выехавшая слева из проулка. Фары такси высветили горцев внутри. Неспеша они стали открывать двери, чтобы выйти, но надо бы им действовать побыстрее. Обожая щемить лохов, привыкли они всё делать медленно, наслаждаясь моментом, страхом и растерянностью жертв. Так не следовало поступать в общении с пацанами. Жека мигом выпрыгнул с переднего сиденья, перекатился через капот семёрки, и пинком так даванул открывающуюся водительскую дверь, что перебил ногу водителя, того здорового фраера, который наезжал в ресторане. Тут же распахнув дверь, дёрнул горца за шкварник, вытащив наружу, и парой ударов в челюху успокоил его. Из кармана успокоенного выпал изогнутый кавказский нож. Жека сунул его в карман, и тут же незамедлительно ударил ногой второго горца, показавшего голову из машины. Тот резко юркнул внутрь.
Славян в это время тоже не терял времени даром. Он сидел сзади слева, за таксистом, поэтому сразу же выскочил из такси, наравне с Жекой. Специально сели так, один справа, другой слева, чтобы не мешаться друг другу, если из машины валить придётся. Но если Жека перепрыгнул через капот семёрки, и атаковал на противоположной стороне семёры, то Славян прибил двоих, выходящих из правых дверей. Человек, выбуривающийся из машины, находится в крайне уязвимом положении. Одна нога уже на улице, плечо и рука тоже снаружи. А то и голова. А всё тело внутри. Места для манёвра особо нет. Но чаще всего сильно страдает нога, конечно же, если резко ударить по двери, закрыв её. Так Жека угомонил здорового, валяющегося в снегу за машиной. Точно так же Славян успокоил ещё двоих. Резкой удар по передней пассажирской двери сломал голень горцу, тут же заоравшему от боли. А второй удар ногой по задней двери прищемил голову правого заднего пассажира. Причём удар пришёлся по лицу, и до кучи сломал нос.
— Ааа, падла! Ты щто делаишь! — заорал один из валяющихся в снегу приезжих. — Ны трогай!
Славян пару раз ударил его ногой по печени, чтоб заткнулся. Жека, помня, что говорил официант про доллары, которыми якобы торговали эти апельсины, порылся в карманах перевёрнутых, и точно — во внутреннем кармане кожанки здорового, нашёл пухлое портмоне, открыв которое, увидел толстую пачку баксов. Идиот таскал с собой все свои деньги, не доверяя никому, кроме себя. Но неожиданно и сам дал трещинку.
— Всё, всё, братан! Валим! Поехали! — крикнул Жека Славяну, опять перекатился через капот, ломанулся к таксону, мельком увидев, что Славян тоже что-то забрал у вырубленного горца. По быстрому прыгнули в такси. Но водила не мог проехать — семёрка перегородила дорогу.
— Поехали назад! Там против ветра поссышь! — крикнул Славян, намекая, что придётся ехать по односторонней дороге против разрешённого движения.
— А вдруг мусора там? — резонно возразил водила. — Кто мне штраф заплатит?
— Я заплачу! Держи! — Жека бросил на приборную панель пару мятых сотенных. — Давай, газуй, а то эти очухаются! У них и стволы могут быть!