Ступень Четвертая. Часть первая (СИ)
Я издалека помахал улыбающейся маме, которая помахала в ответ мне, не отходя от коляски, и выдвинулся к машине, где ко мне вскоре присоединились Серый и Постников, после чего мы выехали проверять гипотезу последнего. Хотя я был уверен, что ничего мы там не надыбаем: Воронцов ушел окончательно и даже тени его присутствия не было, когда я уходил после дуэли. Но говорить этого не стал: всегда лучше проверить, если есть возможность, чтобы потом себя не корить.
На месте дуэли уже никого не было. Если там кто-то и делал замеры, то уже давно закончил. Машину я маскировать не стал: движение оживленное еще врежется кто при попытке обгона по обочине, а интересующимся, что мы делаем здесь, всегда можно сказать, что я посеял во время дуэли важный артефакт или подаренную мамой ручку. Второе даже серьезнее, потому что о первом мама не узнает, а от второго расстроится.
Я набросил на нас отвод глаз и запустил фантомы, которые с деловым видом принялись шнырять по изрытому заклинаниями грунту, периодически наклоняясь и просеивая его сквозь пальцы.
— Серега, можешь приступать.
— Может, ты? — неожиданно стушевался он.
— Я же сказал, что в некромантии несилен. Предпочитаю довериться специалисту в этом вопросе.
Я похлопал Серого по плечу.
— Да какой я специалист.
— Лучший, чем я. Серег, не тяни время. Мы его можем с куда большей пользой потратить. Мне еще заказ на артефакт доделывать за эти выходные. Хоть с собой в школу их бери — ничего не успеваю.
Серый вздохнул и принялся вычерчивать формулу призыва, благо материала вокруг было предостаточно. Не знаю, что будут хоронить в гробу Воронцова, но здесь его осталось непозволительно много. Я недовольно выдохнул, но запах крови никуда не делся. Скорее бы закончился этот балаган.
Тем временем Серый закончил вычерчивать, зажег свечки и старательно проливая линии зельем, нараспев затянул заклинание. Дух остался безучастен к его призыву и в этот раз, и в остальные два, когда он пробовал иные методики.
— Все, — наконец огорченно сказал Серый. — Если дух Воронцова и мог что-то нам рассказать, то мы этого никогда не узнаем. Его тут нет, и он сюда не призывается.
— Обидно, — признал Постников. — Что ж, возвращаемся.
Серый начал уничтожать следы ритуала, чтобы никто не догадался, что здесь призывали духа. Потом прошелся заклинанием, затирающим магические следы. Нет, все же Серый самый предусмотрительный из моих учеников — мне даже править ничего не пришлось, все сделано так, как нужно. Вот теперь можно и возвращаться.
Один из фантомов радостно вскрикнул, найдя искомое, остальные подошли к нему, и вскоре они дружно слились с нами и развеялись, одновременно с нас ушел отвод глаз, после чего мы пошли к машине.
— Я все думаю, а вдруг что неправильно сделал, вот Воронцов и не пришел, — огорченно сказал Серый, оглянувшись в последний раз на место упокоения.
— Если ты даже что неправильно делал, то на дух Воронцова это никак не повлияло, поскольку он здесь не чувствовался. Возможно, в клятве был блок, принудительно оправляющий душу в Воронку Перерождений сразу. Тому, кто натравил Воронцова на меня, нельзя отказать в предусмотрительности.
— А так можно сделать? — удивился Серый.
— Почему нет? К клятве много чего можно прикрутить, если знать как.
Назад мы ехали никуда не торопясь, и я рассказывал про те типы клятв, которые знал. Что Серому, что Постникову некоторые мои откровения были в новинку, поскольку либо в этом мире не знали сложных типов клятв, либо те, кто знал, хранили свои знания в секрете. Я бы поставил на второе, потому что клятва Воронцова, среагировавшая на намерения, точно была не из простых.
Разговор мы продолжили и по приезде, поскольку тема оказалась интересной, и я был уверен, что мы проговорим до ужина. Но ошибся, поскольку поступил вызов с проходной поместья. Постников выслушал по телефону дежурного и повернулся ко мне:
— К тебе Воронцов. Примешь?
— В каком смысле Воронцов? — напрягся я.
Постников посмотрел на мое ошарашенное лицо и неожиданно гнусно захихикал, прижимая к себе трубку так, чтобы в нее ни одного звука не просочилось. Авторитет глава клана блюдет, не иначе.
— Ой, не могу, — ржал он совершенно неприличным образом. — Ты что, подумал, что это дух упокоенного тобой Воронцова решил с небольшим опозданием откликнуться на призыв Серого и вежливо постучал в ворота? Сын это его, сын.
— Не вижу ничего смешного, — отбрил я. — Если сын тоже приперся вызывать меня на дуэль, то, боюсь, Ефремов мне не простит полного обезглавливания клана. Могу я его не принять?
— Можешь, но это оскорбление. То есть даже если ты болен или отсутствуешь, его должен принять кто-нибудь из твоих доверенных лиц.
Захотелось завести специальное доверенное лицо, на которое перевалить все контакты с визитерами. Мало того что знать не знаешь, что от него ждать, так еще и время драгоценное отбирает.
— А то, что он приперся без приглашения, это не оскорбление?
— Нет, это невоспитанность. Или, как вариант, он был уверен, что ты его не примешь, если он договаривался бы по телефону. И еще, он вряд ли будет вызывать тебя на дуэль, не тот типаж. Если деньги начнет клянчить, в чем я тоже сомневаюсь, ты ему имеешь полное право отказать, или даже, напротив, потребовать уже с них компенсацию.
— Компенсация — это хорошо, — решил Серый. — Ярослав, пусть проходит. На месте сориентируемся. Может, ему достаточно будет пары слов в утешение.
— Вряд ли Евгений сильно переживает из-за смерти отца, — сказал Постников. — Они были в плохих отношениях. Покойный Воронцов господин был умный, себе на уме и клан свой держал в кулаке, Евгений же не таков. Так как, Ярослав, говорить, чтобы пропускали?
— Говори, — махнул я рукой. — Надеюсь, этот не такой упертый, как его отец.
Еще я понадеялся, что визит не затянется. В конце концов, убитому горем родственнику было чем заняться, кроме как предъявлять мне претензии.
Но Воронцов предъявлять мне претензии не стал. Признаться, я никогда бы не подумал, что Никита Львович — его отец, потому что более непохожих персонажей сложно было представить. Если покойный своими отвисшими щеками напоминал дурно воспитанного бульдога, то его сын производил впечатление человека, зацикленного на внешности и манерах. Сначала он многословно здоровался и извинялся, что побеспокоил меня без предварительного звонка. И все это стоя посреди дверного проема. Я даже заподозрил, что это отвлекающий маневр и он тайком формирует какое-то заклинание, но ни малейшего признака этого не нашел. Тем не менее я сказал, старательно скрывая нахлынувшее раздражение:
— Евгений Никитич, проходите и садитесь. Как говорится, в ногах правды нет, а вы так до сих пор и не перешли к причинам, побудившим вас ко мне приехать.
При этих словах его красивое ухоженное лицо, со слишком тонкими для мужчины чертами, искривилось в гримасе удивления.
— Разве, Ярослав Кириллович? Мне казалось, причина моего визита очевидна.
— Вам казалось, Евгений Никитич. Я навскидку могу предположить причин пять, начиная от желания отомстить мне и вызвать на дуэль и заканчивая…
Договорить я не успел. Воронцов, уже усевшийся в кресло, дернулся так, что чуть из него не выпал, и укоризненно погрозил мне пальцем.
— Шутить изволите, Ярослав Кириллович? Довольно жестоко, особенно в такой тяжелый день.
— Приношу вам свои соболезнования, Евгений Никитич, и уверяю, что у меня не было желания лишать вашего отца жизни.
— Отец был слишком несдержан в своих желаниях и слишком уверен в собственно превосходстве, — ответил Воронцов. — За что и поплатился. Уверяю вас, Ярослав Кириллович, у меня и в мыслях не было в чем-то вас обвинять. Напротив, вы поступили необычайно великодушно, и я не могу не испытывать признательности по отношению к вам.
Хмык Серого раздался в полной тишине, потому что я, честно говоря, потерял дар речи от слов Воронцова, из которых выходило, что приехал он меня благодарить. Воронцов посмотрел на нашего финансового директора с легким презрением и продолжил: