"Зарубежная фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-17 (СИ)

— Спрашивай.
— Вы с Хешаем-кво в некотором роде одно целое, правда?
— Иногда рука дергает куклу, иногда кукла водит рукой, но нити связывают обоих. Да.
— И ты ненавидишь его.
— Да.
— Раз так, ты ненавидишь и себя тоже?
Андат сел на корточки и стал рассматривать дом, чернеющий в звездном свете, будто картину. Он так надолго умолк, что Маати решил, что не получит ответа. Однако чуть погодя ответ пришел — тихий, чуть громче шепота:
— Да. Каждый миг.
Маати подождал еще немного, но Бессемянный больше ничего не сказал. Тогда юноша взял вещи и встал, чтобы вернуться в дом. Перед неподвижным андатом он задержался и тронул его за рукав. Бессемянный остался недвижим, как скала: не дрогнул, не шевельнулся, не проронил ни слова. Маати поднялся в дом, зажег ночную и лимонную свечи и приготовился ко сну.
Хешай вернулся перед самым рассветом. От него несло дешевым вином, на одежде расплылись пятна. Маати помог ему привести себя в порядок перед аудиенцией — подал свежее платье, принес таз для мытья головы и бритвенный прибор. С красными глазами, конечно, ничего нельзя было поделать. Все это время Бессемянный сидел то в одном углу, то в другом и вел себя на удивление тихо. Попил Хешай мало, поел еще меньше, и, когда солнце позолотило верхушки деревьев, вышел вразвалку из дома и отправился вниз по дорожке. Маати с андатом последовали за ним.
День выдался славный — над морем на востоке громоздились выше гор облака, белые, как хлопок. Во дворцах суетились рабы и челядь, изящной поступью выступали сановники утхайема. У всех свои дела, подумал Маати. И у поэтов тоже.
Представители Дома Вилсинов ждали их в переднем зале. Беременная стояла перед входом в окружении слуг, без конца поправляя юбки, специально пошитые и скроенные к этому дню, чтобы скрыть ее от нескромных взглядов, но не задержать плод, когда тот покинет утробу. Маати почувствовал первый приступ паники. Хешай-кво бродил туда-сюда мимо женщин и слуг, поводя красными глазами. Искал, видимо, Лиат Чокави, которая должна была вести торг.
Лиат нашлась в самом зале — что-то бормотала себе под нос и мерила шагами пол. На ней было белое одеяние с голубой нитью — цвета траура. Волосы, убранные в узел, подчеркивали нежность кожи, изящный изгиб шеи. Маати залюбовался ею. «Именно такая, — подумал он, — могла понравиться Оте-кво и полюбить его». Увидев их, Лиат подняла глаза и приняла позу приветствия.
— Можно уже? — буркнул Хешай. Не узнай Маати его лучше, он не услышал бы за грубостью боли. Боли и ужаса.
— Мы ждем лекаря, — сказала Лиат.
— А он что, опаздывает?
— Это мы пришли раньше времени, — тихо поправил Маати.
Поэт гневно зыркнул на него, дернул плечом и ушел вглубь зала, где угрюмо уставился в окно. Бессемянный, перехватив взгляд Маати, поджал губы, тоже дернул плечом и побрел на солнце. Маати, оставшись наедине с девушкой, изобразил церемонную позу приветствия. Лиат ответила тем же.
— Прости Хешая-кво, — сказал Маати вполголоса, чтобы его не услышали. — Он терпеть не может скорбные торги. Это… долгая история и едва ли заслуживает рассказа. Просто прошу, не суди его слишком строго.
— Не буду, — ответила Лиат. Она держалась мягче, без прежнего официоза. Казалось, едва сдерживала улыбку. — Итани говорил мне об этом. И о тебе тоже.
— Он был очень добр… что взялся показать мне город, — пролепетал застигнутый врасплох Маати. — Я почти не знал его, когда прибыл.
Лиат улыбнулась и тронула его за рукав.
— Это тебя мне нужно благодарить, — произнесла она. — Если бы не ты, не знаю, когда бы еще он набрался храбрости и рассказал о… откуда он родом.
— А-а, — отозвался Маати. — Значит, он… ты все знаешь?
Лиат приняла утвердительную позу с заговорщическим оттенком, от которой Маати стало жутковато и в то же время волнительно. Теперь тайну знали трое; проведай кто-нибудь еще — и от нее не останется следа. В каком-то смысле это связывало их — его и Лиат. Тех немногих, что хранили любовь к Оте-кво.
— Может быть, мы познакомимся получше после окончания торга, — произнес Маати. — Все трое, я хотел сказать.
 
— Было бы здорово, — сказала Лиат. Она улыбнулась, и Маати невольно улыбнулся в ответ, но тут же одернул себя. Хорошо же, наверное, это выглядело со стороны — ученик поэта и распорядительница весело болтают перед скорбным торгом! Он постарался придать лицу более траурное выражение.
— А эта женщина, Мадж, — сказал он, — с ней все хорошо?
Лиат пожала плечами и наклонилась к нему. От нее пахло дорогим ароматом — не столько цветочным, сколько насыщенно-земляным, как свежевспаханное поле.
— Между нами, мы с ней намучались, — произнесла она. — То есть она не злая, но капризничает, как ребенок, и памяти никакой. Что ей ни скажи — на следующий день забывает.
— Она… слабоумная?
— По-моему, нет. Просто… беспечная, что ли. У них на Ниппу иной взгляд на вещи. Ее переводчик так говорит. Они не считают младенца человеком до первого вздоха, поэтому она даже не захотела облачаться в траур.
— Правда? Не слышал. Я думал, на Восточных островах с этим более… строго. Если так можно выразиться.
— Похоже, что наоборот.
— А он здесь? Переводчик.
— Нет, — сказала Лиат, выражая жестом нетерпение. — Нет, что-то случилось, и ему пришлось срочно уехать. Вилсин-тя велел научить меня всем фразам, которые понадобятся во время церемонии. Я их уже наизусть затвердила. Тебе не передать, как я хочу, чтобы все поскорее закончилось!
Маати оглянулся на учителя. Хешай-кво так же стоял у окна с кислым выражением лица. Бессемянный оперся о стену у двойных дверей, скрестив руки, и смотрел ему в спину. Застывший взгляд напомнил Маати бродячего пса, следящего за добычей.
Лекарь прибыл к назначенному часу в сопровождении свиты. Мадж, зардевшуюся и теребящую юбки, отвели внутрь, Лиат заняла свое место возле нее, а Маати — возле Хешая и Бессемянного. Слуги и невольники удалились на почтительное расстояние, широкие двери закрылись. Хешай-кво стоял согнувшись, точно под тяжестью. Потом он махнул Лиат, которая подошла и приняла позу, подходящую для открытия церемонии.
— Хешай-тя, — начала она. — Я говорю с вами от лица Гальтского Дома Вилсинов. Моя клиентка заплатила хайскую пошлину, казначей оценил плату и нашел приемлемой в согласии с установлением. Теперь мы просим вас выполнить свою часть договора.
— Она точно этого хочет? Вы спрашивали? — отозвался Хешай-кво. Его слова не подходили под протокол и были сказаны без всякой позы. Вид у него был мрачный — бледное лицо, сурово сжатые губы. — Она уверена?
Лиат заморгала: ее удивили, как показалось Маати, нотки отчаяния в голосе поэта. Теперь он жалел, что не рассказал Лиат, почему Хешаю так тяжело. Хотя это вряд ли бы что-то изменило. «Верно, надо просто покончить с этим делом и забыть, как страшный сон», — решил он для себя.
— Да, — ответила Лиат, тоже нарушая формальности.
— Тогда спросите снова, — сказал Хешай полутребовательно, полуумоляюще. — Спросите: нельзя ли без этого?
В глазах Лиат вспыхнула и тут же погасла искра замешательства. Маати догадался: этой фразе ее не учили. Она не может исполнить его просьбу. Лиат вздернула подбородок и прищурилась с прежним высокомерно-снисходительным видом, хотя внутри — Маати чувствовал — ее охватила паника.
— Хешай-кво, — тихо проговорил Маати, — прошу вас, давайте закончим.
Поэт посмотрел на него — сперва досадливо, потом решительно и печально, после чего жестом отменил вопрос. Маати встретился глазами с Лиат. В ее взгляде читалась признательность. Вперед выступил лекарь и подтвердил, что беременная находится в добром здравии и что процедура не причинит большого вреда ее самочувствию. Хешай жестом поблагодарил его. Затем лекарь подвел Мадж к табуретке-стульчаку и усадил на нее, втихомолку подставив снизу серебряный таз.
— Ненавижу все это, — чуть слышно пробормотал Хешай, так, что разобрали только Маати и Бессемянный. Вслед за этим он принял официальную позу и объявил: