Кэннон (ЛП)

— Она прямо там, Брейди, видишь? — говорит он, поворачиваясь ко мне. — Он испугался, потому что ты исчезла.
— Отстой, — я беру Брейди на руки. — Брейдмен, я только что плавала под водой! Сюрприз! — потом он начинает хихикать.
Хендрикс уже стоит спиной ко мне, вылезая из воды за полотенцами. Часть меня хочет объяснить свою неловкость, поспорить с ним о той ночи и выложить всё начистоту. Но другая часть меня, более разумная, напоминает себе, что, как бы комфортно ни было сегодня днём тусоваться с ним и Брейди, Хендрикс мне не друг. Он состоит на жаловании у моих родителей, и он продвигает их план — и план студии.
После того, как Брейди накормили ужином, искупали и он свернулся калачиком на диване в гостиной, отключившись ещё до того, как у нас появилась возможность посмотреть купленный мной мультфильм, Хендрикс садится на диванчик напротив измученного малыша и меня.
— Ты хорошо с ним обращаешься, — говорит он.
Я пожимаю плечами:
— Я бы очень на это надеялась. Он мой единственный племянник.
Тишина между мной и Хендриксом, когда нас больше ничто не отвлекает, практически оглушает. Хендрикс прочищает горло и серьёзно смотрит на меня, наморщив лоб:
— Я не знаю, почему ты…
Как только он начинает говорить, его прерывает стук в дверь, и я открываю её для Грейс, всё это время гадая, что собирался сказать Хендрикс.
— И что? — спрашиваю я. — Как это было?
— Это было потрясающе! — отвечает она. — Думаю, что я им понравилась. Фотограф казался довольным и сказал, что со мной легко работать и…
— Ты выглядишь так великолепно. Мне нравятся твоя причёска, макияж и…
— Скажи мне, вот каково это, когда тебе делают причёску, макияж и всё остальное для твоих концертов и мероприятий, — говорит она. Её лицо сияет, и она выглядит восторженной.
— Ну… — я начинаю говорить, что на самом деле это не так, но потом останавливаюсь. — Так и есть, — вру я. Поначалу мне так казалось, но больше нет. Теперь это просто часть рутины, бремя больше, чем что-либо другое, необходимость играть какую-то роль. Но я не говорю этого Грейс. Зачем разрушать волшебство? Она счастлива. И красивая. — Ты должна пойти и удивить Роджера.
Грейс улыбается, но в её глазах нет радости.
— Думаю, я так и сделаю, — говорит она, взглянув на часы. — Я имею в виду, если он дома. Он часто работает допоздна.
— Роджер — корпоративный юрист, — говорю я Хендриксу.
— Я уверена, это последнее, чего ты ожидал, — произносит Грейс, смеясь. — Я и долбаный адвокат.
Хендрикс пожимает плечами.
— Люди меняются, — говорит он. Эти слова адресованы Грейс, но Хендрикс не сводит с меня глаз.
Люди меняются.
Я не уверена, пытается ли Хендрикс убедить меня или самого себя.
Глава 8
Хенрикс
Шесть лет и четыре месяца назад
— У тебя получается лучше, — говорит Эддисон.
Она вытаскивает себя из бассейна одним быстрым движением, держась руками за бетонный край, не обращая внимания на ступеньки, которые находятся менее чем в трёх футах от неё, как она всегда это делает. Я не знаю, почему она не вылезает из бассейна, как нормальный человек, кроме того факта, что ничто из того, что делает Эдди, не является нормальным. Она одна из тех людей, которые внешне выглядят нормальными, но, оказывается, у них есть все эти маленькие причуды и прочее. Мне нравится, как она считает, когда нервничает.
Я не знаю, странно ли это, что я замечаю в ней такие вещи. Похоже, больше никто этого не делает. Конечно, на самом деле, кажется, никому нет особого дела до того, что она делает, кроме того, появляется ли она в студии или отправляется в турне.
Это моя самая большая проблема. Я слишком многое замечаю в Эддисон Стоун. Нравится тот факт, что её глаза выглядят такими чертовски синими, когда она надевает этот цельный темно-синий купальник и подходящую к нему шапочку для плавания с защитными очками на макушке. Это должен быть самый непривлекательный образ на свете. За исключением того, что это не так. Вода стекает по её лицу, по плечам, и… чёрт возьми… её грудь. Её соски твердеют сквозь ткань купальника, и я боюсь посмотреть вниз, потому что мой член, должно быть, прямо сейчас натягивает ткань моих плавок.
 
— Чувак, — говорит она. — Ты что, под кайфом?
— А? Нет. Что? — я говорю, как полный идиот. — Что ты там говорила?
— Я сказала, ты не подашь мне полотенце?
— Ох.
Я наклоняюсь, хватаю полотенце, лежащее рядом со мной, и бросаю его ей, затем отворачиваюсь, поправляя очевидную выпуклость на своих плавках. Блядь. Мне трудно, каламбур намеренный, скрывать свой ответ ей, и я надеюсь, что она этого не заметила. Я ухожу, вытираясь полотенцем, чтобы скрыть свою эрекцию, повернувшись к ней спиной, и вместо этого пытаюсь сосредоточиться на самых несексуально привлекательных вещах, какие только могу придумать. Это едва ли помогает.
— У тебя получается лучше, — говорит она. — Может быть, ты сможешь стать морским котиком или кем-то в этом роде.
— Блять, — я практически выплёвываю это слово. — Разве это не было бы подножкой? Голова полковника взорвалась бы.
— Почему? — спрашивает она.
Я бросаю на неё взгляд через плечо, и она снимает с головы купальную шапочку и встряхивает волосами. Проклятье. Она похожа на актрису в одном из тех фильмов, когда девушка встряхивает волосами в замедленной съёмке, когда в саундтреке играет какая-то медленная порномузыка, волосы падают волнами, и я снова отвожу взгляд.
Я не могу продолжать приходить сюда вот так, тусоваться с ней, разговаривать с ней, как будто мы друзья. Не с учётом того, что она начинает мне нравиться. И определённо не с тем, как я на неё смотрю.
— Полковник — это сухопутные войска до мозга костей, — отвечаю я. — Он считает всё остальные ветви низшими. Разве ты не знаешь? Ему бы понравилось, если бы я пошёл в пехоту.
— Это то, что ты хочешь сделать?
Я поворачиваюсь, удостоверяясь, что прикрываю свои причиндалы полотенцем. Я всё ещё так чертовски возбуждён, что едва могу думать, а Эддисон хочет поговорить о моей жизни и моём чёртовом будущем.
— Ты собираешься спросить, что я хочу сделать?
Она выглядит застигнутой врасплох:
— О чём ещё я могла бы спросить?
— Не знаю, — говорю я. — Похоже, больше никому нет до этого дела. Ты делаешь то, что хочешь делать?
Эддисон смеётся.
— Мне пятнадцать, — говорит она. — Я звезда.
— На самом деле это не ответ, — молвлю я.
Она просто пожимает плечами:
— Эй, могу я тебя кое о чём спросить?
— Я не знаю. Ты не так уж хорошо умеешь отвечать на вопросы.
— Это не связано, — говорит она. — Мне нужна услуга, раз уж я тебе помогаю.
Я склоняю голову набок:
— Ты помогаешь мне?
— Я учу тебя плавать, придурок.
— Придурок? — спрашиваю я. — Сколько тебе лет, двенадцать? Продолжай, я хочу услышать, какого рода одолжение нужно от меня Эддисон Стоун.
— Мне нужно, чтобы ты научил меня водить машину.
— Ты ещё не умеешь водить машину? — спрашиваю я. — Тебе исполнится шестнадцать через… сколько?
— Четыре месяца, — говорит она. — Я была в туре, а моя мама была… — её голос затихает.
— Занята с моим отцом, — договариваю я, вздыхая.
— Ты не обязан, — говорит она, очевидно, неправильно истолковав мой вздох как нежелание. Я думаю, на самом деле это не было бы неправильным толкованием. Я не хочу проводить наедине с Эддисон больше времени, чем это необходимо. Я продолжаю спускаться к бассейну по ночам, хотя и знаю, что это игра с огнём. Эддисон действует мне на нервы. Это Эддисон, с которой я разговариваю обо всём здесь, у бассейна. Я с нетерпением жду встречи с Эддисон каждый вечер, словно по часам, и с ней я отказываюсь от свиданий, просто чтобы продолжить наши уроки плавания. Эддисон — единственная, с кем я говорил о смерти моей мамы, о том, какой придурок мой отец. Это Эддисон, с которой я всё время хочу поговорить.